А с платформы говорят…

— Ты, кажется, жрать хотел? Пожалуйста. На кухне ведро нечищенной картошки, лука, на столе стоит чайник. Чисть картошку, набирай воду, ставь чайник, разогревай сковородку.

Будь моими гостями Лида с семьей, я бы, конечно, ничего подобного говорить не стала бы. Напротив, я бы суетилась вокруг лучшей подруги и ее родных, пытаясь быть гостеприимной хозяйкой. Но напрягаться ради этого мутного типа мне совершенно не хотелось, как и оставлять его одного в своей комнате. А посему я отправила его на кухню, наплевав на то, что скажут соседи, а сама направилась к телефону и набрала знакомый номер.

— Алло! — услышала я в трубке знакомый бас.

— Артем! — обрадовалась я. — Это Даша. Позови маму, пожалуйста.

— Привет, Даша! — бодро ответил старший сын Лиды. — Рад тебя слышать. Ты ленинградка теперь, значит… Сейчас. Мама, это тебя!

Почему-то все дети от мала до велика упорно не хотели называть меня «тетей». Просто по имени меня звал и Артем, и сосед по коммуналке — маленький Егорка, который, конечно же, теперь уже не был маленьким. Может, и правда права была мудрая Катерина Михайловна, и у меня есть способности к педагогике? Раз дети ко мне так тянутся.

— Алло! — прощебетала Лида. — Здорово, Дашка! Ну наконец-то позвонила. А то больше недели от тебя ни слуху ни духу. Я уж думала, ты совсем там с ума сошла… Да шучу, шучу! Как у тебя там дела? Сколько дымовух пионеры уже устроили?

— Пока парочку, — улыбнулась я. Знакомый веселый тон подруги передался и мне, и настроение стало чуточку получше. — Тут это… бывший мой внезапно объявился.

— Гвоздик, что ль? — удивилась Лида. — Погоди немного, Дашка, у меня сгущенка варится. Щас убавлю… — И чего он?

— Какой гвоздик? — теперь уже мой черед настал удивляться.

— Гвоздик, хахаль твой бывший, муж то есть, — частила Лида. — Или ты фамилию его позабыла? Никита Гвоздик. Он же фамилию твою после свадьбы взял, чтоб не дразнили. Эх, жаль я тебя от свадьбы с ним тогда не отговорила… Помнишь, мы как-то гулять пошли вчетвером? Я, Андрей и ты с ним. Так он тогда отказался тебе газировки в автомате купить. Сказал, что дома в кране вода тоже течет, и бесплатно.

— А ты слышала о нем что-нибудь? — аккуратно стала я задавать наводящие вопросы. Да уж, фамилия у Никиты под стать настоящей Гале. Представляю, как хохотали бы сотрудницы ЗАГСа, если бы мы с ним в действительности подали заявление на брак. Пряник и Гвоздик…

Спустя пять минут выяснилось следующее. В самом начале семидесятых, когда Даша Кислицына преспокойно работала учительницей русского языка и литературы в московской школе, однажды вечером заявился в гости к поэту Жене некий юноша по имени Никита. Никита был не особо красив и уже тогда начинал лысеть, работал простым сотрудником котельной, но был вежлив, знал наизусть тысячи стихов, умел, что называется, «лить в уши» и каким-то образом все же сумел втереться в доверие к Даше. А еще он очень хотел стать журналистом и учился в литературном институте.

Поначалу Даша воспринимала Никиту просто как приятного собеседника, из уважения позволяла иногда себя провожать и принимала скромные букетики, которые парень регулярно приносил ей, приходя в гости к Жене. А потом она как-то сама не заметила, как вышла за Гвоздика замуж. Наверное, ей просто надоело в девках ходить. Все вокруг женились, рожали детей… Говорят же, что женщины любят ушами. А вешать на них лапшу Никита умел…

— Хорошо же все сначала было, да? — частила Лида в трубку.

— Да-да, конечно, — торопливо согласилась я. — А потом, ты же помнишь…

— Ха! — воскликнула подружка. — Еще как помню! Ты же к нам на ночь глядя прибежала.

Как выяснилось, ничего необычного в истории Даши не было. Вежливый и обаятельный Никита оказался просто лентяем, под стать моему бывшему — Толику. Может, это его кармический близнец? Из котельной он ушел, правда, формально продолжал там числиться, чтобы ему не пришили статью за тунеядство. Поначалу Никита перебивался случайными заработками, или «шабашками», как он их сам называл, но потом забросил и их и твердо вознамерился стать поэтом.

— Послушай мои стихи, Дарья! — встречал он вечером жену, у которой после шести проведенных уроков и внеклассного часа уже отваливался язык.

— Ты на работу устроился? — устало вопрошала жена. — Оформлен в котельной, а работает за тебя другой. Я вон объявление видела у подъезда: дворник требуется. Может, сходишь?

— Опять ты все о мирском, — супруг морщился и уходил в комнату к поэту Жене…

Дальше — хуже. Никита связался со спекулянтами. Не впечатлила его даже история бывшего мужа Дашиной соседки Анечки, который отбывал наказание в местах, не столь отдаленных, за сбыт поддельных купюр. После того, как кубышка с заначкой опустела, он начал выносить из дома вещи, чтобы продать.

От прежней галантности супруга не осталось и следа. Манеры его стали хуже, чем у самого отбитого портового грузчика. Он мог громко рыгнуть на людях, в хлебном магазине запросто почесать зад вилкой для хлеба, совершенно перестал за собой следить, а уж в употреблении матерных слов тот самый портовый грузчик и вовсе не мог соревноваться с Дашиным супругом. А потом Никита подсел на игру в карты и начал проигрывать все, что можно.

Как-то раз Даша застала мужа за попыткой вынести телевизор, на который она целых два года откладывала со своей учительской зарплаты. Ее терпение иссякло, и она встала в дверях, не давая мужу выйти. Однако Никита, весящий больше центнера, легко отбросил пятидесятикилограммовую супругу. Испуганная Даша выскочила в коридор, муж-картежник бросился за ней. Шедший из кухни в комнату подросток Егорка кинулся ей на помощь, но легко был отброшен в сторону. Остановить Никиту удалось только Митричу, новому Анечкиному мужу, отчиму Егорки. Невозмутимый и немногословный Митрич, который мог за день сказать всего три-четыре слова, моментально скрутил негодяя и силой заставил того поставить телевизор на пол в коридоре.

— Урод! Еще раз тронешь женщину — убью. Пшел вон отсюда! — мрачно сказал он, превысив дневную норму слов, потом снова установил телевизор на тумбу в Дашиной комнате и позвал учительницу: — Пойдем, Дарья, у нас пока отсидишься. А там что-нибудь придумаем.

— Пойдем-пойдем, мама как раз ужин приготовила, с нами поешь, — поторопил Дашу Егор.

Униженный Никита злобно посмотрел на жену и ринулся на улицу, пообещав «еще вернуться вечером, чтобы поговорить». Однако та уже решила: «La commedia e finita». Когда поздно вечером картежник заявился домой, его ждал сюрприз в виде плотно запертой на новый замок двери и сумки с вещами, стоящей у порога. Даша, успокоенная Анечкой, Егором и Митричем, заботливо и аккуратно уложила туда все: и бритву, и трусы, и даже тапочки. А Митрич, проникнувшись сочувствием к несчастной учительнице, мигом поменял дверной замок и раздал всем жильцам, кроме Никиты, новые ключи. На ночь Даша уехала к своим друзьям — Лиде и Андрею.

Разозленный Никита начал орать и пинать ногами створку двери, но совершенно напрасно. Ему никто не открыл. Довольно скоро приехала вызванная соседями милиция и загребла дебошира в обезьянник. А поскольку Никита не был прописан в этой квартире, то он вполне справедливо получил законные пятнадцать суток, которые отрабатывал, уныло подметая пыльные московские улицы. За это время Даша Кислицына уже успела наведаться в ЗАГС и подать заявление о разводе.

Детей у пары не было, поэтому развели Кислицыных довольно быстро. К счастью, делить имущество не пришлось. Поживиться Никите после расторжения брака было нечем: скромное учительское барахлишко в виде пары платьев и туфель и стопки книг его не интересовало, а к телевизору Митрич ему строго-настрого и с добавлением нескольких непечатных выражений и вовсе запретил приближаться. Поэтому выпихнутому за дверь обратно в маменькину квартиру Гвоздику досталась только Дашина фамилия, с которой он и решил не расставаться.