Анатомия «кремлевского дела»

А на втором допросе, дополняя донос на бывшего мужа новыми подробностями, Беннет прямо назвала Шепилова “троцкистом”:

Беннет находился под явным влиянием активного троцкиста Перепелицы. Беннет распространял контрреволюционную клевету о личности Сталина. В 1931 году Беннет работал в НК РКИ. Беннет в контрреволюционных выражениях отзывался о Куйбышеве. Он клеветал на Политбюро, делал вывод, что ВКП(б) и страна не имеет якобы настоящих руководителей и вождей. Беннет распространял контрреволюционные анекдоты о руководстве партии, в которых им в резко враждебных выражениях характеризовались взаимоотношения между отдельными членами Политбюро, указывалось о якобы существующих разногласиях между Сталиным и Молотовым по вопросу о массовой коллективизации. В 1932 году Беннет передавал мне со слов троцкиста Шепилова клевету о режиме, который якобы установился в партийных организациях. Он говорил, что нельзя сказать “ни слова”, что сразу таскают в партийную организацию и ОГПУ [944] .

944

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 111. Л. 264–265.

В чем Шепилову все-таки повезло – так это в том, что чекисты переврали в протоколе его фамилию, записав его “Шапиловым”. В мемуарах [945] Дмитрий Трофимович рассказывает, как осенью 1938 года чекисты явились к нему домой и отвезли на Лубянку, где пытались его завербовать в качестве секретного сотрудника, от чего он категорически отказался. Чекистам пришлось отпустить Шепилова, но кто знает, что произошло бы, если бы у них имелись под рукой официальные показания о его “троцкизме”?

945

Шепилов Д. Непримкнувший. М.: Вагриус, 2001.

Что же касается знакомства Беннет с Чернявским, то следователи, коснувшись этой темы, повели себя странно. Судя по содержанию протокола, они скрыли от Раисы, что Чернявский арестован и против него ведется дело, к которому она, Раиса, имеет непосредственное отношение. Поэтому компромат о нем, сообщенный Раисой, носил такой же вымученный характер, как и содержащийся в протоколе “компромат” на других работников военной разведки:

В 1935 году на вопрос о том, почему ВКП(б) допускала на известном промежутке времени пребывание в партии Зиновьева, Троцкого, Каменева и других, [Чернявский] говорил, что партия их допускала в свои ряды так же, как на небольшом отрезке времени после революции партия допускала в правительство левых эсеров. Эта формулировка скрывала двурушнический характер работы этой контрреволюционной группы [946] .

946

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 111. Л. 177.

Теоретически Раиса могла быть знакома с Чернявским и до отъезда последнего в США – ведь они работали в одном учреждении и к тому же он мог посещать занятия английского языка вместе со студентами, намеченными для поездки в Америку. Но ни Чернявский, ни Беннет ничего об этом не показали. Вызванные на допрос в НКВД студенты тоже ни словом не обмолвились о том, что знали Чернявского еще в СССР по совместным занятиям на курсах английского языка.

Не забыла Раиса и про самокритику. Горько раскаиваясь в своей враждебности рабочему классу, она вспомнила такой эпизод:

Месяца полтора тому назад, на занятии английского языка я допустила контрреволюционный выпад. Один товарищ начал строить английскую фразу неправильно, я сказала: “Вы хотите быть великими, вы делаете сталинскую ошибку”. При этом присутствовала беспартийная преподавательница Любовь Александровна Шнейдерман. Она сказала: “На сталинских ошибках мы учимся”. В аудитории было 5 членов партии, никто не реагировал ни на мой контрреволюционный выпад, ни на контрреволюционный выпад Шнейдерман [947] .

947

Там же. Л. 179.

Под конец первого допроса чекисты окончательно дожали Беннет. Обессиленная и морально сломленная, бывшая шпионка произнесла под протокольную запись:

Я признаю, что общалась с целым рядом контрреволюционеров, что скрывала от партии и от советской власти этих известных мне контрреволюционеров. Признаю себя виновной в двурушничестве, обмане и прямом предательстве перед партией и советской властью. Мои действия были действиями контрреволюционера. Признаю себя контрреволюционером [948] .

948

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 111. Л. 180.

121

На следующем допросе чекисты начали приводить показания Беннет в соответствие с показаниями Чернявского – не зря же они заставили того признаться в “троцкистской связи” с Раисой Соломоновной. Раиса назвала еще трех своих знакомых в дополнение к тем, на кого она донесла на первом допросе, – работников Разведупра Шахно Эпштейна и А. М. Арто, а также – наконец-то! – некоего Раскина.

Раскин в 1926 году служил в Амторге. В том же году он ездил в командировку в СССР. По приезде Раскин в антипартийных выражениях высказывался о борьбе внутри ВКП(б)… Он являлся членом американской компартии чуть ли не с момента ее возникновения. Сейчас он вышел из американской компартии. Я не знаю [по каким причинам. – В. К.]. Я его не видела с тех пор. Раскин является махровым оппортунистом. В американской компартии он принадлежал к антипартийной группе Лоре… Он выходец из России, эмигрант, уехал из России в Америку задолго до революции [949] .

949

Там же. Л. 262–263.

Надо заметить, что в 1933 году Людвиг Лоре под кличками “Лео” и “10” был привлечен к шпионской работе в пользу СССР резидентом ИНО и Разведупра В. Б. Маркиным и в течение четырех лет, как стали впоследствии подозревать его кураторы, морочил советским разведчикам голову, скармливая им за приличное вознаграждение не слишком достоверные “материалы госдепартамента”. Что же касается Раскина, то чекисты с радостью сообщили в примечании к протоколу допроса от 28 апреля, что тот, “по всем данным” [950] , является тем самым Ряскиным, о котором показывал Чернявский. Этот неуловимый Раскин/Ряскин завербовал Чернявского, сообщали чекисты, и дал ему явку к Беннет.

950

Там же. Л. 263.

Тут имеется маленькая неувязка. Чернявский на допросе 8 апреля 1935 года (то есть еще до ареста Беннет) показал буквально следующее:

Я [Беннет. – В. К.] рассказал, что был завербован Ряскиным, американским троцкистом. Спросил ее, знает ли она это лицо. Она ответила, что Ряскин ей незнаком. Я понял, что явка к Беннет была дана Ряскину кем-то из американских троцкистов. Беннет сказала, что, хотя она Ряскина и не знает, это не помеха для нашей совместной работы. Беннет мне рассказала, что связь с зарубежом можно будет поддерживать через нее, что она имеет уже налаженные каналы [951] .

951

Там же. Д. 110. Л. 275.

Теперь же Беннет утверждала, что Раскина/Ряскина она знает с 1926 года по работе в Амторге, но с тех пор не видела. К тому же, перечисляя своих знакомых в Америке, она почему-то не назвала никаких “американских троцкистов”. Вместо них в перечне ее американских знакомых фигурируют бывший коммунист инженер Фельдштейн и коммунист Вишняк, а также некая Тиля Шмелькина и дальний родственник дантист Мичел.

Чекисты, видимо, рассчитывали на дальнейшую работу с Беннет. Поэтому в протоколе второго допроса они постарались резюмировать все то, что уже было ими “установлено” в ходе следствия. От имени Беннет в текст протокола был внесен следующий пассаж:

Моя контрреволюционная деятельность, начавшаяся с 1931 г., была подготовлена еще в период моего пребывания в американской коммунистической партии. Еще в бытность в Америке я повторяла троцкистские перепевы о неудовлетворительности руководства ВКП(б). Значительное влияние на дальнейшее развитие моих троцкистских взглядов оказала встреча с активным троцкистом Перепелицей: в последующее время влияние Перепелицы и троцкиста Шепилова я чувствовала на себе через моего бывшего мужа Беннета, у которого в тот период были резкие контрреволюционные взгляды. В 1931 г. по вопросу о коллективизации я считала, что руководство ВКП(б) обнаружило полную несостоятельность при перестройке сельского хозяйства. Я считала, что в перегибах коллективизации виновен ЦК и в первую очередь Сталин. Я в контрреволюционных выражениях отзывалась о Сталине. По вопросу о партийном режиме я говорила в 1934 г., что в партии существует “режим из-под палки”, приходила к выводу, что верхушка партии все решает, а партийная организация лишь штампует. Я считала, что такие важнейшие решения, как отмена карточной системы, изменение советской конституции, были приняты ЦК с грубейшим нарушением основ внутрипартийной демократии. В 1934 г. к моим другим контрреволюционным взглядам прибавился вопрос об издержках, связанных с проведением индустриализации. Я винила ЦК партии в излишних издержках при проведении индустриализации. Я считала, что это приводит к тяжелому материальному положению трудящихся… Я говорила, что лозунг партии об улучшении материального положения трудящихся в 2–3 раза не выполняется и что к концу второй пятилетки будут подтасованы цифры для того, чтобы показать якобы достигнутые успехи в этой области. Я признаю, что на протяжении последних лет моего пребывания в ВКП(б) я являлась двурушником и обманщиком партии и Советской власти, скрывавшим свои подлинные контрреволюционные взгляды и деятельность [952] .

952

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 111. Л. 266–267.