Анатомия «кремлевского дела»

Троцкий бросает призыв всем заклятым врагам советской власти становиться на путь террора. Он стал теперь главным вдохновителем и организатором террора против вождей партии и правительства, мобилизуя вокруг себя все террористические элементы внутри и вне СССР [991] .

Подытоживая приведенные им “факты”, Ежов делал важный вывод:

Эти факты и идейные установки показывают, что организатором террора в Ленинграде был Зиновьев, все время поддерживавший личные связи с ленинградскими троцкистами, и в Москве организатором террора был Каменев. Эти факты показывают, что главным вдохновителем и организатором террора против руководителей нашей партии теперь является Троцкий, не только открыто взявший под защиту Каменева и Зиновьева, но и выдвинувший свою собственную программу террора. Эти факты, наконец, показывают, что для достижения этих своих гнусных целей Зиновьев, Каменев и Троцкий привлекают на свою сторону самых заклятых врагов рабочего класса, белогвардейских бандитов, шпионов и завязывают прямые связи с иностранной контрразведкой [992] .

991

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 542. Л. 76.

992

Там же.

После этого Ежов плавно перешел к вопросу о Енукидзе. Еще раз напомнив об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму (на этот раз он процитировал речь вождя на январском пленуме ЦК 1933 года) и о бдительности, необходимой при таких обстоятельствах, Ежов заявил:

Ярким примером политической слепоты и полной потери классовой бдительности, примером такого преступного благодушия является член ЦК ВКП(б) тов. Енукидзе. Партия оказала ему огромнейшее доверие. В течение полутора десятков лет он состоял секретарем ЦИК. Ему фактически была доверена охрана Кремля. Только благодаря его преступному благодушию, полной потере классового чутья и политической бдительности контрреволюционным зиновьевско-каменевским и троцкистским элементам удалось пробраться в Кремль и организовать там террористические группы [993] .

993

Там же. Л. 78–79.

А все почему? Во-первых, потому что система приема сотрудников на работу в кремлевские учреждения была порочной. Процветал непотизм, да и проверка по линии “органов” оставляла желать лучшего. В итоге аппарат ЦИК оказался засорен чуждыми людьми. Ежов даже привел перечень фамилий, но в окончательном варианте стенограммы его пришлось несколько подправить, а кое-какие фамилии и вычеркнуть – информация Ежова точностью не отличалась. Например, бывшего члена кадетской партии Котляревского Ежов назвал “бывшим царским министром” (а и правда, какая разница?). Когда речь зашла о Мухановой, которая, по словам не знающего сомнений Ежова, в прошлом работала в “чешской контрразведке”, “всесоюзный староста” Калинин, чья стратегия выживания на вершинах власти заключалась в том, чтобы ни в коем случае не выглядеть умнее других, подал реплику: “Муханова была уволена в 1933 году”. Михаил Иванович, как оказалось, прекрасно знал фактическую сторону дела, но Ежов просто отмахнулся от него как от назойливой мухи: “Ничего подобного, она была уволена значительно позже”. В перечне также фигурировали машинистка Е. Л. Гамильтон, “дочь бывшего царского прокурора”, которая, к слову сказать, уволилась из Кремля еще в августе 1930 года, а также Ирина Гогуа, которую и Сталин, и Енукидзе лично знали еще ребенком. Впрочем, как уже говорилось, Ежову сходило с рук любое беззастенчивое вранье, поскольку никто и не думал его останавливать или проверять точность сообщаемых им сведений. Поэтому он, ничуть не смущаясь, продолжал нести полную ерунду:

Особенно была засорена Правительственная библиотека. Так или иначе соприкасавшиеся с библиотекой сотрудники прямо и открыто, даже на собраниях, называли ее “дворянским гнездом”. Эти контрреволюционные элементы чувствовали себя в библиотеке хозяевами. Им доверялось пользование секретными материалами, которыми они распоряжались по своему усмотрению [994] . У нас не каждый даже ответственный работник может пользоваться заграничными газетами, а эти дворянки из Правительственной библиотеки брали беспрепятственно на дом все белогвардейские газеты.

СТАЛИН: И троцкистские тоже?

ЕЖОВ: И троцкистские газеты [995] .

994

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 542. Л. 82.

995

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 7. Л. 33.

Вообще, Ежов представил дело так, будто представители “дворянского гнезда” в Правительственной библиотеке чувствовали себя в Кремле хозяевами и чуть ли не подменяли собой отдел кадров – устраивали на работу своих знакомых, а неугодных увольняли. А Енукидзе, говорил Ежов, обо всем этом знал, но мер не принимал, а когда работник Особого сектора ЦК Цыбульник донес на “дворянок”, то Енукидзе на донос внимания не обратил и даже возмущался в своем кругу, что какой-то посторонний сует нос в дела подведомственного ему учреждения.

Сообщил Ежов, что Енукидзе поддерживал личную связь с “террористками”: Раевской, Розенфельд, Никитинской и “многими другими”. А также подкупал некоторых “более податливых людей”, выдавая им крупные пособия (по 1000 рублей и более) и предоставляя квартиры и путевки на курорт.

Тут надо заметить, что Енукидзе действительно выдавал некоторым сотрудникам библиотеки пособия из “особого фонда”. Комиссия под руководством З. М. Беленького, изучавшая финансы ЦИК, составила по результатам расследования соответствующую таблицу за 1932–1935 годы. Оказалось, что Розенфельд лишь однажды, в 1934 году, получила путевку за 400 рублей и 200 рублей пособия. Муханова тоже лишь раз получила 200 рублей в 1933 году (вероятно, в связи с увольнением). Зато руководители-партийцы Зайцев, Терихов и Сотсков денежные пособия получали ежегодно, особенно крупные выплаты пришлись на 1934 год. А уж партийные вельможи, такие как, например, Чичерин, Ломов, В. В. Шмидт, Карахан, Марьясин, Сокольников, Голощекин, да даже члены Политбюро Ворошилов, Чубарь, Рудзутак как раз и оказались получателями тех самых тысячных выплат. Даже Каменев в 1932 году ухитрился получить 500 рублей [996] .

996

Там же. Д. 104. Л. 74–75.

Обвинил Ежов Авеля Сафроновича в предоставлении материальной и иной помощи ссыльным (И. И. Рамишвили, К. Г. Гогуа и В. Е. Думбадзе). Это соответствовало действительности – скорее всего, Енукидзе, не отличавшийся особой кровожадностью, считал, что не стоит бесконечно мстить поверженным врагам; к тому же некоторых из ссыльных он знал лично еще по работе в Закавказье до революции. Помогал Енукидзе и другим пострадавшим от излишней жестокости властей – например, выдал деньги женам Н. Д. Кондратьева и Н. Р. Эрдмана на поездки к сосланным мужьям.

Судя по черновикам доклада, Ежов еще рассчитывал рассказать “возмутительную” историю о финансировании ЦИК ленинградского музея комсомола.

При расследовании дела об убийстве Кирова было установлено, что группой бывших комсомольцев-зиновьевцев в Ленинграде было организовано так называемое “боевое землячество” и музей ленинского комсомола, которые они использовали как легальное прикрытие в своей контрреволюционной работе. Этот музей по ходатайству ныне арестованного и сосланного ответственного секретаря “исторической комиссии” зиновьевца Сорокина по распоряжению Енукидзе был принят на бюджет ЦИКа без согласования с ЦК ВКП(б) и ЦК ВЛКСМ. С конца 1932 г. по 1935 г. музею было отпущено по смете ЦИК 457 тыс. рублей. Средства, отпускаемые музею, расходовались совершенно бесконтрольно. Ряд документов, обнаруженных в финансовой отчетности музея, свидетельствуют, что за счет этих средств оказывалась помощь и выдавались пособия участникам зиновьевской контрреволюционной группы. Ни секретарь ЦИК, ни ученый комитет при ЦИК ни разу с момента принятия этого музея в свое ведение не поинтересовались ни характером этого музея, ни его практической работой. Все руководство музеем сводилось к аккуратному переводу ассигнованных денежных средств [997] .

997

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 7. Л. 57–58.

В стенограмму пленума этот фрагмент не попал – очевидно, было решено, что не стоит посылать смешанные сигналы членам ЦК. Тем более что связь между музеем и организацией “боевого землячества” почти не прослеживалась, за исключением того обстоятельства, что упомянутый В. А. Сорокин вроде бы был членом этого землячества. На само же “боевое землячество”, объединявшее комсомольцев, воевавших на фронтах гражданской войны, тень пала в связи с членством там Л. О. Ханика и А. И. Толмазова, впоследствии расстрелянных по делу “Ленинградского центра”. Что же касается “бесконтрольного расходования средств”, то никаких финансовых преступлений проверкой выявлено так и не было.

Закончил доклад Ежов, как и требовалось, предложением покарать провинившегося члена ЦК:

Все знают, что Енукидзе никогда не отличался большевистской стойкостью. История знает ряд его колебаний полуменьшевистского порядка. Все эти факты способствовали созданию в Кремле обстановки, при которой террористы могли безнаказанно готовить покушение на товарища Сталина. Партия не может оставить это дело безнаказанным. Товарищ Енукидзе должен быть наказан самым суровым образом, потому что он несет политическую ответственность за факты, происходившие в Кремле. Тов. Енукидзе является наиболее типичным представителем разлагающихся и благодушествующих коммунистов, разыгрывающих из себя, за счет партии и государства, “либеральных” бар, которые не только не видят классового врага, но фактически смыкаются с ним, становятся невольно его пособниками, открывая ворота врагу для его контрреволюционных террористических действий. ЦК вносит на рассмотрение пленума вопрос о выводе т. Енукидзе из состава членов ЦК ВКП(б) [998] .

998

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 542. Л. 85–86.

129

Ежов как мог упростил и усилил чекистские выдумки, но в прениях по докладу члены ЦК пошли в нагнетании страстей гораздо дальше. Первым выступал Л. П. Берия (на тот момент – первый секретарь Закавказского крайкома ВКП(б). Он сразу взял быка за рога:

Здесь, товарищи, мы имеем редкий случай в истории нашей партии – пример потери бдительности самой элементарной, граничащей с изменой партии и нашей Советской родине со стороны человека, который облечен был большим доверием партии и Советской власти [999] .

999

Там же. Л. 87.