Андрей Белый, Алексей Петровский. Переписка
Шрифт:
— все то: нЪмотствует, голову св'Ь-сив на фудь, перебросивши косы на грудь; и
— бол'Ьет размысл1ем; вдруг —
— приподымется:
— примется: —
— перетирать безд1Ьлушечки полотняною тряпкою; тут же, с безц-Ьльным терен|ем распространяется ропотом, возгласом, взвизгом, разсер-женным носиком стоя пред папиной дверью: в ноч-
ной рубашенк'Ь — пред сном; и придирчиво смотрит не в дверь, а в. . . потопное прошлое, —
— в детство! —
— откуда усЬлась хозяйкою дома она среди стЬн Косяковскаго дома; я — помню: —
—
— и Максим Ковалевск1Й, во фрак-Ь, с таким же букетом сидЪл, против мамочки; мамочка, вспомнив про это, всегда заболЪет глазами: поводит большими глазами: молчит брилл1антовым взглядом (от слез):
— «Я — вас: всЬх! . . убирайтесь: пошли; пошли — всЬ...»
— «От меня... Ах, оставьте!»
— «Оставьте...» —• «Меня!»
Я — не в1Ьрю (ах, мамочка, — звЪздочка, б'Ьлая блеском на кубовом неб'Ь белёсыми полднями — вся обезблещена!.. ) —
— Полдни наполнены ужасом ветхой, профессорской жизни; и —?
— бородан-ником старых научных жрецов, —
—оттого-то: —
— расширились глазки ея — колесом : побежали, б-Ьгут... да и вы-катилися из глазок; алмазики перекатились в платочек: платочек сырой, остается на кресл1Ь.
— «Ну?»
— «Что-же?»
— «Поплакала?» Вс'Ь у нас плачут...
На пальчик усЬлось кольцо с бирюзою; вернулась из Питера; и — появились зеленыя пятна на камнЬ кольца: —
— очень плохо! —
— всЪ знают: как
только испортится бирюзовая бирюза, бирюзою зеленой, — теряется в домЪ семейное счастье!
И — вот: —
— уже — празелень: счастья хватились; карманы обысканы; полки, шкафы перерыты, а счаст1я — н^Ьт; гд-Ь оно? Знаю — не было: —
— Шафер, Максим Ковалевский: в карет'Ь его утерял ... —
— Так пошли бол-тушинники: мама бол'Ьет бол1Ьзнью чувствитель-
№ 2.
1924
«Б а л т 1 и с к I й Альманах»
25
ных нервов; возс1Ьвши, молчит; опустала головку на грудь, перекинула косы на грудь: папа около ходит; и — около охает!
Да, между папой и мамочкой — есть: что-то — есть; пререкан1я тут не может быть — есть пре-рекан1Я, есть: очень крупныя; некого только спросить: —
— ну кого бы спросить? —
— Отвечают лишь воющим высвистом в стекла порывы метели за стеклами — там, затянув кисеею из сн1Ьга про-зоры: за стеклами; да отвечает лишь лютое время морозом; и виснет трескучее солнце жестокаго ивЬта; и — всЪ бЪлопёрыя стекла застыли; со всЬх подоконников скоро закапает!
Ах!
Я — один; я внимаю пришеств1ю маленьких звуков; от двух до пяти тулумбакает кто-то у Помпула; рубят котлеты на кухн1Ь; Дуняша — ругается; ран-Ье: мама звонится словами, как связкой ключей — все о рюшах, горжетках, жабо; к двум — уж скрылась: три! ..
Громк1Й звонок; тулумбасит калошами п^па в передней — подмахивать листики; знаю — под каждым появится подпись: «Декан, М. Летаев». 31Ьвает и жмурится; свЪт — Ьсть глаза; брил-л1антит окно ледопёра зимой (тарарыкнет оно свЬ-топёрой зимой) —
— тарарыкнет
оно св'Ьтопёрой весною! —— и высвистом, вы-св'Ьтом свисуются в стекла наб'Ьги метели; за стеклами — бЪлое клокотан1е; бЬлый бЪжит — перегромом: ^1Ьжит передрогом по крышам — от нас к Реттерэ, над Грамблатом, над Бланком —
— Куда-то —
— откуда-то!..
Папа, изогнутый, трахнет крахмалом, чихая, и — выставит подпись на бЪлой бумажкЪ: «Декан, Н. Летаев'п Десятую, сотую подпись! уже мор-готня зажигаемых ламп; что-то — водится: сорное, вздорное; тихо прос1Ьли углы, в непрозорное, в черное, в шерохи, в ворохи — мамочка плачет беззвучно!
О чем?
Папа встанет.
Качнется с натуги, посмотрит; и — что-то захочет сказать: не сумЪет! Мымыкает: грустный быкан! Поморгает на мамочку суриком переполненных глазок (от крови); махнувши рукою, — уйдет в кабинетик: сидЪть в кабинет1Ик1Ь.
Время об'Ьда — тяжелое время!
Вот мама атласит боками к столу; недовольно схвативши салфетку — бросает салфетку; глазами в кольцо с бирюзою •—
— оно — зеленЪет; оно , , — зелен'Ьй чЪм вче-.
ра! —
— бирюзы не осталось: одна непр1ятная зелень осталась: бросается мам'Ь в глаза; —
— обЬд хрустал-Ьет гра-ф»шами, роем стаканов; и — звонкой грустиной; и — матовой дутостью; —
— мамы, —
— которая, что ни увидит, и что ни услышит, —
— на все пятит губку! И — папа, СП1.П0Й уж затрясся: ему есть на что посмотр-Ьть. —
—? Начинает словесничать: эдак вот, эдак: —
— «Оставьте: молчите. . . Ну что вы пристали? ... Ну что вы такое сказали? Опять — этот вздор. .. Та же все ерунда!. .»
— «Вы находите? .. Ах!»
— «Очень глупо!» —
— и выставив датскую родинку, мамочка подчует всЬх; нЬт не взглядом, а ядом; все то, что ей скажут, ей лучше изв'Ьстно; и вс'Ь виноваты: кругом виноваты; —
— и брови взлегЬли на маленьк1Й лобик; и строют без слов и так1е зац1Ьпы из мнЪнШ, что —
— суп застревает в дыхательном горлышк'Ь: кашляю; папа совсЪм растерялся; со страху он выскочил с громким вопросом.
Всего мн1з страшней, что ко мнЬ повернутся с вопросами: станут во мнЪ за столом развивать любознательность к точному знан1ю; знаю, что мама на это нахмурится; и — поглядит исподлобья; и я — поникаю; и я — поперхнулся отв'Ь-том; на папин вопрос — ни гу-гу: промолчу —
— потому что, наверное, —
— папа уйдет, а когда я остануся с мамой один на один, то —
— пребольно ухватится за руку, дернет к себЪ: и, схвативши густую гребенку, вонзит ее.
— «Ой, ой ой!»
— «Что такое? Ой; ой? Представляешься ты с «ой-ой-ой»: замолчи!»
И расчешет гребенкою волосы: лучше бы выдрала их, чЪм так мучить ребенка гребенкой: расплачусь; и тут получу: бирюзою по носику.
— «Ну?»
— «Пошел прочь!»
«Балт|йск1й Альманах»
№ 2. — 1924
Бл1Ьдноглазо ласкает, не гр-Ья меня, пустоцв'Ьт-ное небо; закат розов1Ь€т с хрустальной сосульки; и розовый дым пробЪжит кисеею по розовой крышЬ.