Андрей Белый, Алексей Петровский. Переписка
Шрифт:
Наталия Ку^ушева.
Был горек рабства хлеб и солоно вино Но слаще манны хлеб голодной воли. Дома уютные оставлены давно, Сквозят лохмотья бронзой пыльной голи.
И вьюки тяжкие нам плечи бременят,
И труд суров, и отдых беден.
Но днем как облако, а ночью — столп огня -
Нас Неуклонный Вождь стремит к победе.
Петроград, ноябрь 1923.
А. Палей.
:<Балт1йск1й Альманах»
№2.
1924
В детстве—игрушки и сладости, В зрелости—слава и страсть; А на закате усталости Неодолимая власть.
Сколько смолистых почек Каждою лжет весной. Какие бывают ночи Над бедной моей землей!
Майский душистый дождик. Милой руки тепло . . . Смерть, прилетай попозже С черным своим крылом I
Петроград. 1923. Вера Звягинцева.
*
О, ранней осени пора !.. О, эти поздние прогулки !.. В скиту удары топора Вдвойне отчетливы и гулки.
Склонился на бок дряхлый вяз У монастырского забора, И шлейф лохматых туч увяз В вершинах пасмурного бора.
Как и вчера, нам повезло. Как и вчера, мы — только двое, И льет настойчиво и зло Тяжело-острый запах хвоя.
Как и вчера, твой дрогнет рот И вспыхнут грани в изумруде. Когда нас примет поворот И я коснусь прохладной груди.
Москва, 1921.
Николай Мицаев.
От холода-ли сердце затвердело, Или чрезмерный жар его сковал — Мне все равно ! .. Под зыбью покрывал Я предрешил задуманное дело.
Моей души сомненье не задело. Пусть яростно девятый мчался вал, Не тщетно я в беспамятстве взывал К той тишине, которой нет предела.
Переступив зияющий провал. Она пришла как только миновал Тяжелый день и небо отордело . ..
Ясней нет блага, сладостней удела. Чем созерцать лица ее овал, Всего себя отдав ей без раздела.
Москва, 1921.
Николай Минаев.
Не я себя по улицам расславлю. По вывескам свое раскрашу имя. Ведь отзвук зорь далеких Ярославля Моих призывов не поднимет. Насмешкой отзовется эхо. Глаза прозрачные, как раньше не поймут. Зубов блеснет веселый перламутр, И губы расцветут под смехом.
А я ведь для тебя выковываю песнь И ожерелием стихи вяжу. По вечерам, когда горящий весь. За дали уползает солнце-жук.
Москва, 1922.
Алексей Авилов.
МОЯ ДУША.
Я клоун в жалком балагане.
Кривляюсь, прыгаю за грош.
Вся жизнь моя прошла в тумане,
Вся жизнь моя — обман и ложь.
В наряде, ярко-полосатом,
С мукой обсыпанным лицом;
Я зазываю, как глашатай.
Зевак перед моим крыльцом.
И для дешевых развлечений
Они приходят в балаган.
Где продан непродажный гений
За позолоченный обман !
Георгий Дешкин.
№ 2.
1924
«Б а л т 1 й с к I й Альманах»
35
ВОРОН.
За окнами — догоранье тихое. Жирный ворон на ветке снежной. Тишиною в сумраке тикая, Наступает час неизбежный.
Предо мною ворон качается, Близко вижу зрачков зиянье . .. Вот опять, опять начинается Пытка моя без названья.
Страшно, страшно пред повелителем,
От бездонных глаз не укрыться. Он грозит мне клювом губительным, Черный жезл в когтистой деснице.Петроград, 1922.
И его не смея ослушаться, Бьются братья в смертном раздоре, Города и престолы рушатся, Корабли погибают в море.
Крик гортанный правит столетьями, Крылья судят ленивым взмахом. И, как снег под когтями этими, Мы осыпемся мягким прахом ...
Сердце, вместе с часами тикая. Замирая, ждет мановенья. Качается ветка тихая, И нет мне спасенья.
Екат. Галати.
*
ТРИОЛЕТЫ.
I.
II.
Письма, письма, как змеи, как птицы. Ползут и летят по всей земле. Что им версты, что им границы. Письма, письма, как змеи, как птицы. Неведомых книг заревые страницы, В огне родятся и тают во мгле. Письма, письма, как змеи, как птицы. Ползут и летят по всей земле.
Фолианты и розы. Вековечная власть. Поцелуи, кинжалы, столетия, миги. Кто помог человеку из чуда украсть Фолианты и розы. Вековечная власть. В Венеции мрамор, вино и страсть. В Болоний мрамор, вино и книги. Фолианты и розы. Вековечная власть. Поцелуи, кинжалы, столетия, миги.
III.
Спиралью сложною вперед,
Но только прямо можешь видеть,
И змия ползь, и орлий взлет.
Спиралью сложною вперед.
Что зацветает, то сгниет.
Кто любит, может ненавидеть.
Спиралью сложною вперед.
Но глаз лишь прямо может видеть.
Москва, ноябрь 1923,
Иван Рукавишников.
«Балт1йск1й Альманах»
№2.
1924
В. Ф. ХОДАСЕВИЧУ.
Деревья Кронверкскаго сада — Невнятен голос был и глух, Как будто н'Ькая ограда От жизни отд'Ьлила слух. Очки поблескивали тускло, Бросая пятна на лицо, А на рук'Ь сухой и узкой Блест-кло тонкое кольцо. Но в голосе жила Психея, Нетронутая, как цветок, И стыло сердце, леден'Ья, Под иглами морозных строк.
Невероятный твой подарок :
Быть может жизнь, быть может смерть.
Был голос глух и взор неярок.
Но потолок син^л, как твердь.
Берлин. 1923.
Глтьб Струве.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЪСНЯ.
Дремлет липа у дверей, Сон проходит вдоль аллей, Лунный движется челнок, Сонно крикнул п'Ьтушок, Спи, мой мальчик, спи.
Спи, любимый, в час ночной Поц-Ьлую ротик твой. Ножку пухлую сожму, Не ступавшую во тьму .. . Спи, мой мальчик, спи.
Из Лилгенкрона. Перевод Калъмы.
Спи, любимый. Час придет, Буря, вьюга заревет. Задыхаясь в сп-Ьшк^Ь злой, Призовешь н'Ьмой покой .. . Спи, мой мальчик, спи.
Дремлет липа у дверей, Сон проходит вдоль аллей, Лунный движется челнок. Сонно крикнул петушок ... Спи, мой мальчик, спи.
МАЛЕНЬКАЯ БАЛЛАДА.
Дрожит султан, звенит мой щит В немолчном ливнк вражьих криков. В нем п^Ьсня арфы не звучит, И не видать Мадонны ликов.
Из Лилгенкрона, Перевод Калъмы.
Во прах посл^дняго плута.
Что сбить с сЬдла меня пытался!