Андрей Белый, Алексей Петровский. Переписка

То-же самое и картины, статуи, даже здан1я, стены, двери и окна, построенныя великими художниками. Все это в красках, в лин1ях, в мраморе, гипсе и бронзе, в камнях и в стекле — глубочайшая философ1я, великая и светлая мудрость жизни. Именно, скрижали. Заповеди, уроки жизни, завет ген1я толпе.

Одною из драгоценнейших скрижалей человечества является и картина Рембрандта «Эммаус». Она является завершен1ем философт голландской живописи.

Голландцы упорным и тяжелым трудом оградили свою низменную страну от наводнен1й со стороны моря. Обратили всю землю родины в сплошныя поля и луга. Обильно полили всю Голланд1Ю трудовым потом. В награду за это голландцы хотят, что-бы и жизнь их была полна довольства. Они хотят, чтобы их дом был, как говорится, полная чаша. Поэтому голландцы любят рисовать вну-тренн|й уют домов. На сотнях картин их вы видите корзины и снопы цветов. Видите горы рыбы, мяса, сыра, много вина. Все это есть требо-ван1е, но не последнее. Отправное, печальное, но не завершен1е. Голландец, человек тяжелаго труда, жаждет и требует сытой, «благодарной» жизни, но сытость(^ мясо, рыба, сыр, хлеб, вино и цветы) не есть главное для голландца.

Голландец выше всего ставит «человека». Не человека - героя, не человека - мудреца, не человека - ген1я, а просто «человека». Голландец уважает и любит всякаго человека. Интересуется им потому, что он — человек, хотя бы он и не был ничем знаменит. Поэтому музеи Голланд1И полны картинами-портретами. Портретами обычных людей, — мужчин и женщин. Тут и суконщики, и доктора, и члены пожарных обществ, и нищ1е, и уличный гуляка, и забитый еврей, и женщины, за проверкою счетов детскаго пр1юта. Голландцы хотят научить зрителя их картин, чтобы он умел находить интерес в каждом человеке. Но вместе с тем каждому человеку ген1й Голландм, Рембрандт, своею картиною «Эммаус: — вернее, двумя картинами: «Мясная лавка» и «Эммаус» громко и страстно говорит: — Интересен всяк1й «человек», но не всяк1й есть, именно, «человек». Человек только тогда есть «человек», когда у него есть что-нибудь святое, дорогое, заветное за душою.

«Балт1Йск1Й Альманах»

№ 2. — 1924

Когда у него в сердц-Ь есть святыни, перед которыми он горит, как свЬча чистаго воска. Когда у него в душЬ есть свЬтлые огни, от которых горят его и мысли, и чувства, и д-Ьла. Когда такими огнями горит его душа, тогда он, действительно, челов'Ьк, кто бы он ни был: художних, матрос, рыбак, ученый, доктор или суконщик.

А если у человека никогда и ни от чего свЪтло и ярко не горит и не гор1Ьло сердце, то он, или она, — кто бы они не были, не есть челов-Ьк, не суть люди, а только больш1е или малые куски мяса раз-наго сорта: телятина, гусятина, курятина, поросятина и т. д.

То-же самое и с народами. Общество, народы, все человечество только тогда оправдывают свое назван1е, когда у них, как у Эммаусских учеников, «горит сердце». Когда у них есть святыни, которыми они живут и за которыя готовы умереть. Тогда они — и общество, и народ, и человечество. А если у них никаких святынь нет, если у них никогда и не от чего светло и ярко не вспыхивает и не горит сердце, то это не народы, а боль-Ш1Я или малыя мясныя лавки.

V.

Так всякое произведен1е великаго художника, будь это трагед1я Эсхила, симфон1я Бетховена, колонна Эрихтейскаго храма, бронзовыя двери Ги-берти, картина Ватто «Праздник Цирцеи» или «Бамбини», детск1я головки из мрамора, работы Донателло, — все это полно великаго, глубокаго, вечнаго и общечеловеческаго смысла.

Какую бы радость, какое бы удовсльств1е и на-слажден1е труды художника нам ни доставляли, бы-ло-бы печальною и даже преступною ошибкою думать, как мног1е и хотят думать, что будто бы задача искусства и цель художника состоят в том, чтобы красиво «забавлять» нас. Радовать, веселить, нежить наши глаза, слух, мысли и чувства пр1ятными Л11н1ями, крэсивыми звуками и словами.

Такое пониман1е красоты и искусства принижает их. Обезценивает, оскорбляет, оскверняет.

Когда евреи шли в Обещанную им землю Ханаанскую, то по библейскому сказан1Ю, путь им туда указывало облако. Ночью, когда южная густая тьма застилала небо чорным покровом, это путеводное облако, по тому же библейско.му сказан1Ю, загоралось яркими огня.ми.

И как бы ни были прекрасны, переливны эти огни облака, никто не скажет, что они зажигались для того, чтобы евреи «любовались» ими, облако вело евреев. Указывало им путь в желанную ими, благословенную страну.

Все человечество, все народы, каждый отдельный человек, все мы ждали и ждем свой Ханаан, желанную нам, радостную жизнь. И ген1и человечества, и мудрецы, философы, велик1е уче-

ные, вожди соц1альных улучшен1й были нашими пюнерами. Прокладывали, или хотя бы только намечали новые, прямые, более кратк1е и легк1е пути в «Обетованную жизнь». Среди этих вождей человечества, пророков и апостолов новой, лучшей, творческой, кипучей и всем радостной жизни самыми яркими, самыми «понятными» и самыми .манящими, притягательными огнями были и есть ген1и искусства, огни художественнаго творчества.

Лев Толстой, этот велик1й мастер слова, разницею в одной букве прекрасно определил разницу между силою н характером вл1ян1я ученых, философов, законодателей с одной стороны и художников с другой. Толстой сказал:

— Ученый, мудрец доказывает, а художник показывает. То-есть, мыслитель убеждает путем долгих соображен1й, доводов и выводов, а художник дает яркую картину и вы перед нею, и без доводов, или чувствуете ужас перед безднами и лужами жизни, или загораетесь страстным порывом на свЬтлыя, солнечныя вершины человече-скаго духа, образы которых с такою силою и красотою художник воплотил в своих произве-ден1ях.

Все человечество, все народы, каждая и каждый из нас, все мы стоим перед великою, и вместе грозною задачею. Старыя понят1я, мнопя старыя общественныя, семейныя и личныя пони-ман1Я жизни, как старыя одежды, изношены, Они устарели. Мы во многом переросли старый быт. Нам в них тесно.

Приходится кроить и шить личную, семейную общественную и народную жизнь по новому.

Одним своим умом, личными, часто грубыми и убогими вкусами и взглядами руководиться нельзя. Необходимы и напряжен1е, и просветле-н1е, насыщение красотою всех наших шл и тела и духа. Необходим орлиный охват всей человеческой жизни и в прошлом, и в настоящем, чтобы понять и почувствовать, почему человечеству от природы так много дано, а народы и люди так мало имеют. Где тут корень бед прошлаго? И где пути к лучшему будущему?

Лучше всего это, — более скоро и наглядно, — можно достигнуть, историческим обзором искусства народов, почему и является предлагаемый ряд лекц1й на тему: «Искусство и жизнь, их взаимоотношен!е». Обыкновенно принято считать 5 видов искусства: поэз1Я, музыка, живопись, скульптура и архитектура. Мы в своем сжатом обзоре разсматриваем три последн1е вида, так называемыя, искусства пластическ1я. Произведе-Н1Я их доступны зрен1ю, могут быть воспроизведены в рисунках и потому являются более удобным матер1алом для бесед об искусств^е и его значен1и.

Григорш Петров.

№2.

1924

«Б а л т I й с к 1 й Альманах»

33

СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ПОЭ31Я.

(С сохраненхем орфографии авторов.)

БУЗУЛУК.

Седой Бузулук и пыль Улиц сухие русла. Иконы. Теплый ковыль И за Самаркой пустынь,

„Тоска по родине" в саду.

Тихие дни и ночи.

Ленивые жизни идут,

Не зная бессонниц и одиночеств.

За степью путь на Москву У сгорбленного вокзала Вековая родная тоска В кочующем сердце прижалась.

По шпалам года наугад Спешат лабиринтами линий, — Но память хранит навсегда Степное татарское имя.

Наталия Ку^ушева.

Проползают одинаковые вечера Грузными дилижансами. Жизнь скупая, как Никкльби Ральф Не знает ни любви, ни жалости.

Над конторкою прилежный клерк Вижу улицы сквозь стекла пыльные,-Так записывать еще не мало лет Мелким почерком чужую прибыль.

Москва 1923.

Ньюмен Ноге, товарищ мой и друг Кружкой грога из таверны ближней Мы смягчаем грубую игру Джентльмена, что зовется жизнью.