Андрей Белый, Алексей Петровский. Переписка
Шрифт:
Я выскк луч с его щита
И вид%л, как он распластался.
Вы мой очаг хотели сжечь? Я показал вам мощь мужскую И отираю св-Ьтлый меч, См'кясь, о гриву вороную.
№ 2.
1924
«Балт1йск1й Альманах»
37
ЗАРАЗА
По ту сторону лощины повис над горизонтом червонный диск солнца, окруженный лиловыми, оранжевыми, рубиновыми прямоугольниками и кругами. Они прочно обхватили солнце и вм'бст'Ь с ним двигались книзу.
Все бол'Ье длинныя тЪни стлались на т-Ьсно-сжа-тыя черепицы крыш свернувшагося как в панорам1Ь городка. Можно было различить дв-Ь фабричных трубы, купол почты, башенки готическаго собора.
Желтая с темной позолотой
— А, вот он! Это чудесно! Вы знаете, я имЪла предчувств1е, что вы именно сейчас придете. Если бы сейчас не пришли, я бы перестала вЪритъ в те-лепат1ю! Чудесно!
Он посмотрел на нее пристально через стекла пенснэ, потом сказал тепло, протятвая ей рук'у:
— Вы знаете, кто вы такая? Вы нав1>рно дочка Бабы-Яги, и не нашей русской, а еще худшей — н1Ьмецкой Бабы-Яги. Она, конечно, старая престарая и составляет ужасныя зелья каждую ночь. Вас она очень бережет и если узнает, что вы со мной встречаетесь, упрячет вас так, что не выпрыгнете.
Д1.вушка стала заливчато смЪяться. Она см-Ья-лась по-Д'Ьтски, во весь рот, и вм'бст'Ь с головой трясся на ней пестрый южно-русск1й платок. Он взял ее за руку, обмотал вокруг пальцев н1Ьжную бахрому платка и заставил ее идти рядом.
— Во-первых, у меня очень хорошая мама, я вам разсказывала, —• а не Баба-Яга!
— Извините!
— Н1Ьт. И кром* того, я в'Ьдь совсем морская царевна, вы знаете. ..
— Ну, что новаго? Вы в%дь должны мнЪ раньше всего разсказать, что вы усп'Ьли за этот день. С самаго утра. Это будет долго продолжаться. Начните скор'Ьй.
Она круто повернулась. Большге голубые глаза были Д1.ТСКИ возмущены.
— Послушайте, вы см1Ьетесь. Это невозможно! Я болтлива, и вам неинтересно меня слушать. Ну хорошо! Теперь я буду всю дорогу молчать. Помните. Ни одного слова!
Они шли н'Ьсколько минут молча. У скамейки остановились, он заставил ее сЪсть и сЬл сам.
— Я вам хочу сказать, но только одну вещь, не больше. Вы знаете, о чем я думала до того, как вас увид'Ьла. Я представила себЬ, что случилось землетрясение, и все погибло. И вот только этот клочочек н1Ьмецкой земли остался на мЪст'Ь. И я с вами.
Он посмотрел на нее искоса удивленным взглядом.
— Современно. Вот,—он задумчиво указал рукой на небо, на котором всЪ краски слились в один багрово-пурпуровый тон — древн1е говорили, что м1р окружен со всЪх сторон пылающей стЬной. Когда-нибудь она рухнет... Я даже думаю, что скоро. Но я совсем не хочу быть Ноем... Это сомнительная слава. Вы хотЬли бы взять на себя отв1Ьтственность за новое челов'Ьчество?
Ея глаза сверкали, и д1>тск1е кулаки сжались.
— Да!
— Вы очень смЪлая! Он взглянул ей в глаза, СЕ'Ьтлые и серьезные под чуть-чуть нахмуренными бровями. Мягким жестом погладил ей волосы. — И очень... чистая!
Она почувствовала себя взволнованной от углу-бленнаго тона, которым были произнесены эти слова, но не хогЬла проявить этого, вскочила, раз-см'Ьялась и схватила его за руку.
—? Ну, а теперь слушайте, Леонт1й Александрович! Вы знаете, что я 'Ьду в Канаду, что я должна 1Ьхать. Сегодня должно было р'Ьшиться, 'Ьду я или н'Ьт. Сегодня я получила письмо! Угадайте, да или н1Ьт?
Она придвинула свое лицо близко к его лицу. Он видЬл круглыя, упруг1я, н-Ьжным загаром по-дернутыя щеки, два ряда смеющихся очень здоровых б'Ьлых зубов. В ея глазах было напряжен1е ожидан1я и в тоже время, казалось ему, самая настоящая первичная радость.
— Да.
— Н'Ьт! подумайте, подумайте, н'Ьт! Она отв1Ь-тила,
что без знан1я англ1йскаго невозможно! У меня сегодня день отчаянгя. Я так много надежд связала с этим. Вы помните, как я радовалась. Это возмутительно, сначала обещать, потом отказать! Я так зла. Но я все равно буду в КанадЪ!«Балт1йск1й Альманах»
№2.
1924
— Вы, кажется, совсЬм уж не так огорчены, пошутил он.
В этой дЪвушк'Ь было столько св-Ьтлаго утвер-ждающаго жизнь порыва, такая стремительная, упрямая сила радости, что можно было действительно не вЪритъ в ея отчаян1е. Но он понимал ее тоньше и знал, что она сильно огорчена.
— Все потому, что я смЪялась? Я хот'Ьла знать, на самом ли д-ЬдЪ вы психолог. Вы провалились!
— ... Идемте в л'Ьс!
Повеяло прохладой. Нужно было взбираться по довольно крутой тропинк1Ь. Она шла впереди, ловко держась за в'Ьтви папоротника и в то же время подробно разсказывала скороговоркой, перебивая самое себя, как ее обошли.
?— Что бы вы д'Ьлали в КанадЪ? спросил он вдруг.
— Что? О, я, я вЪдь страшно люблю чужМя страны. Там очень интересно, говорят. Люди примитивны и сильны. Я бы.. . написала роман о Канаде!
— А потом?
—• Потом по1Ьхала бы на юг, в Мексику. Он засм'Ьялся. — Ив Мексик-Ь бы стали президентшей.
— Конечно!
— И стали бы писать мексиканск1е стихи.
—НЪт, не смейтесь! Это ужасно. И главное, потому ужасно, что неуспех.
— Вы помните, я вам разсказывала, как на балу мнЪ один в маск'Ь предв'Ьщал большой успЬх в жизни. Он мн-Ь сказал, что я очень одаренный челов1Ьк, и что мн'Ь будет все удаваться. Потом еще оказалось, что он художник и что он знакомый той моей рыжей подруга, помните?
— Не помню.
— Вы, оказывается, злой, — медленно сказала она.
Он не отвечал, задумчиво-нахмуренно отбрасывая палкой листья. Он знал, что она обиделась, но как часто до шх пор, его начинало утомлять это наивное требован1е, чтобы он помнил и интересовался всЪми мельчайшими подробностями ея всевозможных встр'Ьч, приключен1й, истор1й. .. Этот дЪтск1й индивидуализм, — хотя она не была ребенком, — в силу котораго от него безсознатель-но ожидались импульсивность и интенсивность в переживан1и всяких пустяков ея жизни, немень-Ш1Я, ч1Ьм у нея самой.
— Что вы сказали? — что я злой? Ну, ну, я просто не слышал. Что это была за истор|'я с подругой? сказал он возможно мягче.
— Вам вЪдь интересно? обрадовалась она. Я вам уже разсказывала. Нехорошо, что вы позабыли. Это была некрасивая д-Ьвушка, но у нея были замечательно рыж1е волосы. И больш1е зеленые глаза. — Она была два года моей подругой. Ее зва-
ли Наташей. Мне было ее очень жалко, потому что я знала, что у нея туберкулез. И вот однажды в час ночи, — мы тогда жили на Мало-Гн-Ьзднм-ковском, — у нас уже все спали, я раздевалась, она прибежала ко мне разсказывать, что в нее влюблен знаменитый художник и хочет увезти ее в Итал1ю. Оказывается, она познакомилась на улице, зимой, когда она упала, поскользнувшись, и у нее расплелись волосы. Он в нее будто тут же влюбился, но сразу сказал ей, что самое важное в ней волосы. Он был красивый, но по-моему, нехо-рош1й. Ната поссорилась с родителями, переехала к нему и была несколько месяцев очень счастлива. Ее немного огорчало, что он, как у Тургенева, слишком восхищался ея волосами. Оказывается, его мучило, что он не мог найти для них подходящего тона, когда рисовал ее. Потом случилось несчастье. Ната заболела тифом. Ей срезали волосы. .. Она выздоровела, ну... он к ней очень охладел и уехал без нея. . . Потом вы знаете. . . ну, она отравилась... Говорили, что нечаяно, но я знаю, что из-за этого.