Аргумент весомей пули
Шрифт:
Накатило удивительное чувство наполненности: вся та энергия, которую я успел переправить в небесную жемчужину никуда не делась — она стала моей, при этом не рвалась и не рассеивалась. У меня будто полноценное ядро появилось!
Увы — ненадолго.
Вскоре призрачный сгусток начал растворяться, сила потеряла стабильность, и поскольку попытка удержать эдакую прорву энергии ничем хорошим закончиться не могла, я принялся сцеживать её в первый узел. Но дальше к исходящим меридианам не погнал, вместо этого взялся формировать новый — уходящий изгибом в обход ядра непосредственно к правой ключице.
Точнее —
Только нет ничего бесполезней запоздалых сожалений — в этом я был с Беляной всецело согласен! — и потому начал продавливать через себя небесную силу, формируя покуда ещё не сам меридиан, но его ложе. Вырываться наружу я ей не позволял и скручивал в зачаток узла до тех самых пор, пока не заломило ключицу и не начала дёргаться рука. Мог бы упереться и довести прожиг до конца, но с каждым мгновением силовой поток становился всё непослушней, вот и решил не рисковать, отпустил изменения и позволил им развеяться.
Окончательно опустеть к этому времени излив ещё не успел, так что я стал перегонять энергию к верхнему узлу оправы, а уже оттуда направлять её к левой ключице. Здесь тоже имелось два изгиба, только эти были куда более крутыми и глубокими, ибо служили не для обхода ядра, а для компенсации меньшей длины меридиана.
И вновь я не сумел довести прожиг до конца — да и не слишком-то упирался, честно говоря, из страха напортачить. И вроде как не напортачил.
На конечной станции пластунов к разгрузке вагона не привлекли — вместо этого новобранцев сразу построили в колонну по трое, Хомут и Край выдвинулись в головной дозор, а нас с Огничем младший урядник поставил замыкающими. И никаких повозок, в лагерь выдвинулись пешком.
Что интересно — одними только простецами нынешнее пополнение Мёртвой пехоты не ограничилось, с нами на паровозе прикатила ещё и четвёрка учеников школы Извечного полдня. Парни выглядели не слишком-то довольными новым назначением, и мы с Огничем с расспросами к ним приставать повременили. Ну а как тронулись в путь, так и вовсе не до разговоров стало.
Жара, духота, липкая из-за пота одежда, тяжеленная кираса, неподъёмные карабин и ранец, неудобный пробковый шлем. Солнце лишь изредка скрывалось за куцыми облачками и жарило практически безостановочно, да и когда свернули с насыпи и зашагали по проложенной напрямик через джунгли дороге, нас хоть и прикрыла от палящих лучей листва, но облегчения это отнюдь не принесло. Горячий влажный воздух напитался зловонием болотины, под ногами зачавкала грязь. Мы — идём.
Час — другой, мы идём по джунглям. Час — другой, всё по тем же джунглям…
Достало!
Но шагать по насыпи на солнцепёке или увязать в глубоченных лужах на лесной дороге — это не так уж и плохо
в сравнении с ночными вылазками в джунгли, барахтаньем в болотах и патрулированием границ омута. Следующие две седмицы спуску нам не давали, отправляя на задания в любое время суток и вне зависимости от погоды. Хорошо хоть с окончанием лета почти сошли на нет затяжные дожди, а то бы точно начали гнить заживо.Впрочем, жаловаться было грех. Столкновения с наёмниками банкирского дома Златогорье день ото дня становились всё ожесточённей, но Мёртвую пехоту пока что придерживали в резерве, пока что за всех отдувались наши лекари и мастера мёртвых дел. Первым с передовой привозили латать раненых, вторым доставляли убитых, своих и чужих — без разницы.
Тем удивительней оказалось однажды столкнуться на ночной вылазке в джунгли с Дарьяном.
— Ты здесь какими судьбами? — шепнул я, вставая рядом.
— Чего-то мутят, — хмуро отозвался книжник, который до того из сарая мастеров мёртвых дел и носу не казал — чуть ли не ночевал там даже.
И тут же послышался окрик:
— Разговорчики!
В итоге пообщаться получилось уже только после завтрака. Если новобранцев, из которых к этому времени отсеялся каждый третий, сразу погнали на стрельбище, то тайнознатцам традиционно выделили время на самоподготовку. Сквозняк и парочка деревенских обалдуев завалились спать, Огнич устроился медитировать на вытащенном из барака тюфяке, а мы с Дарьяном филонить не стали и двинулись на тренировочную площадку.
— Так ты теперь не белый, а красный? — спросил Дарьян.
Я покачал головой.
— Не! Склонность к белому аспекту никуда не делась, просто ещё порчу до конца не вычистил. А что оба глаза одинаковые — это Беляна помогла абрис сбалансировать.
— Видел её? — заинтересовался книжник. — И как она?
— Цветёт и пахнет! — усмехнулся я. — Из главной усадьбы куда-то в Тегос перевод получила, но пока не знаю, куда именно.
— Ясно.
— Да ты как сам-то? — поинтересовался я. — Вас вообще из сарая не выпускали, что ли?
— Вроде того, — кивнул книжник и провёл пальцем поперёк горла. — Работы было — во! Мне с учётом боевых за это время почти пять сотен набежало!
— Ого! — впечатлился я. — Да ты такими темпами до конца года с долгами рассчитаешься и в Поднебесье уплывёшь!
— Рассчитаться — реально, — на полном серьёзе подтвердил Дарьян. — Уплыть — едва ли.
— В смысле? — не понял я.
Книжник глянул на меня свысока.
— Думаешь, долг закроешь и всё? Ничего подобного! В Тегосе — да, там без проблем. А тут — война! Пока затишье не наступит, никто тебя из расположения не отпустит. А затишья раньше сезона дождей ждать не приходится.
— Серьёзно? — озадачился я. — Это законно вообще?
— Законно. И в индивидуальных контрактах, и в соглашении со школой прописано.
Я поскрёб подбородок.
— Но зато денег получится поднять!
— Получится? — хмыкнул Дарьян. — Скажи уж: придётся! Знаешь, сколько билет на пароход до Южноморска стоит?
— Удиви.
— Ну я тут поспрашивал, за койку в каюте третьего класса не меньше ста семидесяти целковых просят. А в сезон и две сотни ломят.
— Сколько?! — охнул я, поражённый озвученной ценой до глубины души.