"Баламуты"
Шрифт:
– Зови, - согласилась Алка.
– Гулять так гулять!
– Поди-ка сюда!
– поманил жену на кухню Николай.
– Водка-то осталась?
– опросил он шепотом.
– Одна бутылка.
– Что одной делать? Надо сходить.
– Ну, и сходи!
– Дак уж восемь времени-то! Водку не дают.
– Подойди к Зойке, скажи, Алка просила.
Сырцевы ждать себя не заставили. Генка пошел, как был, в синих тренировочных штанах, только на майку надел белую рубашку, и ноги сунул в туфли с бульдожьими носами на платформе. Верка тоже было хотела идти в длинном атласном халате,
– А мы думаем, где это балдеж идет? Аж на пятом этаже слышно, - смеясь, сказала Верка, когда Алка открыла двери на звонок.- По какому случаю?
– А что ж, гулять так гулять!
– с бесшабашной удалью откликнулась Алка и потащила гостей в зал.
– Ну, вы даете!
– покачала головой Верка, уставившись на темную полировку пианино и любуясь золотым орнаментом на лицевой стороне.
– Валя, сыграйте нам что-нибудь такое, повеселей!
– попросила Алка, вежливо поджимая губы. Валентин послушно взял несколько аккордов - без этого он не начинал ни одной песни - и заиграл цыганочку.
Николай обернулся скоро. На лестничной площадке он догнал Клавдию, и они вошли в квартиру вместе.
Клавдия, едва вошла, сразу поманила Алку на кухню, где выложила из хозяйственной сумки палку копченой колбасы и коробку зефира.
– Убери, убери!
– замахала руками Алка.
– У меня этого добра - пруд пруди, сама знаешь.
– Ничего, ничего! Съестся, вон компания какая!
– заупорствовала Клавдия, но Алка сунула колбасу назад в сумку.
– Ну, хоть зефир возьми.
– Разве что зефир, - согласилась Алка.
В кухню заглянул Витек. Он подкрался сзади к Клавдии и ухватил ее за бока. Та взвизгнула поросенком и стала отбиваться от мужа, стараясь расцепить его руки и призывая Алку на помощь.
Витек отпустил ее
– Вот змей, паразит! Напугал, аж сердце закололо, - набросилась на мужа Клавдия и, со всей силы опустив крепкую ладонь ему на спину, засмеялась.
Снова сели за стол и снова выпили. Алка, поломавшись, а Клавдия отчаянно, словно бросаясь в омут, зажмурив глаза и разом под одобрительный гул мужчин. Верка, не допив, отставила свой стакан, но от нее не отставали, пока она не выпила до дна.
– Ну-ка, зло не оставляй!
– серьезно сказала Клавдия, и Верке ничего не оставалось, как допить.
Закусывая, Верка водила глазами по Брянской полированной стенке, которая стояла как раз напротив. Полки, предназначенные для книг, были заставлены хрусталем. Хрусталя было много: ажурные вазы и вазочки, стаканы и бокалы, фужеры и рюмки - все горело, переливалось и играло алмазными бликами.
Наткнувшись на высокую, ограненную мелким кружевным рисунком, вазу, Верка подумала, что вот такую хорошо поставить на журнальный столик и, окликнув Алку через стол, спросила:
– На хрустале сейчас не Машка Щекотихина сидит?
– Да ну, ее на женский трикотаж перевели, - громко, стараясь перекричать гомон за столом, сказала Алка.
– А кто ж теперь?
– Да Валька Гапонова, которая на мехах была.
Верка пожала плечами.
– Ну, такая, лицо оспинками, в белом парике все ходила, - напомнила
Алка.– Да знаешь ты ее. Я ее в парикмахерскую на маникюр приводила. А что?
– Да хочу себе присмотреть что-нибудь. Не сведешь?
– Ладно, сходим, - согласилась Алка.
Валентин все больше бледнел и к концу застолья с трудом водил головой, широко тараща непослушные глаза, а когда сел за пианино и стал играть, пальцы не слушались и попадали не на те клавиши. В конце концов Николай завел проигрыватель, а Валентина Генка отвел в ванную, где сунул его голову под кран с холодной водой. Валентин вырывался и что-то бессвязно бормотал, но Генка держал его крепко и отпустил только тогда, когда тот стал захлебываться. Потом он отвел его в зал и усадил в кресло, где тот и уснул.
Пугачева, усиленная двумя динамиками, из кожи лезла вон, чтобы понравиться компании, которая надрывала голосовые связки, помогая ей. Но когда Алка хотела прокрутить пластинку по второму разу, Витек вдруг уперся и потребовал барыню. Поставили барыню, и он ожесточенно заколотил пяткой в пол, будто собирался проломить его и рассыпался дробным топотом обеих ног, пробуя прочность досок. Руки его при этом плетьми висели вдоль неподвижного туловища, а лицо оставалось серьезным и непроницательным.
"Барыня, ты моя. Сударыня ты моя!"- хрипло выводил баян.
"Барыня, барыня, сударыня-барыня!" - исступленно выбивал ногами Витек.
Щемящая тоска по родным Липкам вытолкнула Клавдию к Витьку, и она, поставив руки в боки, забарабанила по полу каблуками и засеменила вокруг него , плавно поводя руками. Грудь ее, туго затянутая в лифчик, упруго колыхалась в такт, вздрагивали полные щеки, а глаза возбужденно блестели. Заражаясь азартом Клавдии, Витек пошел вприсядку.
Снизу застучали по потолку.
– Это доцент, в институте преподает, - пояснил Николай.
– Мешаем. Чтоб не шумели, значит, - прислушиваясь, весело добавил он, и когда кончилась барыня, и Витек с Клавдией, тяжело дыша, повалились на диван, Николай подпрыгнул козлом и назло доценту на месте люстры отгрохал чечетку.
Встал с кресла и, пошатываясь, молча пошел к выходу Валентин. Николай вывел его из подъезда и, убедившись, что тот до дома доберется, вернулся.
В одиннадцать разошлись все. Почти следом за Валентином стали собираться Витек с Клавдией. За ними, словно спохватившись, ушли Генка с женой. Илонка давно спала. Бабуля дремала возле внучки, ожидая, когда уйдут гости, чтобы собрать и помыть за ними посуду...
Через неделю от Валентина пришла музыкантша, молоденькая лань в джинсах, сабо на шпильках и легонькой блузочке, едва прикрывавшей живот, через которую просвечивался нейлоновый бюстгалтер с широко расставленными бретельками. Пришла она под вечер, когда Алка с Николаем были уже дома.
Музыкантша поздоровалась и очаровательно улыбнулась хозяевам, показывая острые жемчужные зубки.
– Меня зовут Людмила Юрьевна, - представилась она.
Окинув музыкантшу оценивающим взглядом, Алка повела ее в зал, где стояло пианино. Живая заинтересованность, блеснувшая в глазах Николая при виде музыкантши, не ускользнула от Алкиного внимания, и когда он пошел вслед за ними в зал, ткнула его локтем в бок и прошипела: