Боговы дни
Шрифт:
— Мы тогда приделали к нему фару с динамой. Вечером едешь, педали крутишь — фара светит…
Отставив колесо, он шагнул в дальний угол, чем то зашебуршал там в потёмках.
— А это что?.. Коляска твоя! Еще жива…
Выйдя из-под навеса, отец обтряхнул руки, сел рядом.
— Каждое лето к бабушке тебя возили. И в год, и в два… Потом уж сам помнишь. Для тебя это тоже родовое гнездо.
Из дома вышла бабушка. Они сидели втроем на ещё хранивших дневное тепло ступеньках крыльца, смотрели, как догорает вечер. Над потемневшим двором ещё светились в последних лучах солнца конёк крыши и скворечник на шесте, но и они скоро погасли. День, такой богатый на события и потрясения, напоследок постоял золотистым заревом над кладбищенским увалом и тихо ушёл за него, словно умер.
— От деда сюда к черёмушке —
* * *
Новый день пришёл ясный и жаркий. Когда собрались на кладбище, утреннее солнце пригревало уже вовсю.
Бабушки с сумками сели в Колькину «Ладу», остальные пошли пешком, далеко растянувшись по дороге — последние только выходили за околицу, а передние темными фигурками уже поднимались по увалу… В дорожной пыли лежали увядшие вчерашние огоньки.
На кладбище всё так же трещали кузнечики, над крестами и оградками летали бойкие июньские бабочки. Дедова могила подсохла, крошки склевали небесные птицы, наклонившаяся стопка с водкой и банка с огоньками стояли в том же положении.
— Одну ночь Сергей отдежурил, — сказала баба Аня.
Женщины поплакали, поправили на кресте венки и ленты. В соседней оградке, где лежал старший брат деда, разложили на столике закуску. Помянули покойного.
Заодно помянули всех родных и близких, ушедших в мир иной. Возле черёмушки над высокой травой поднимались кресты и пирамидки прадеда с прабабкой, двух братьев прадеда и даже прапрадеда Сергея — Спиридона Павловича. Выцветшая чёрно-белая фотография была только у дедова брата, от остальных остались одни имена: у кого — на поржавевшей металлической табличке, у кого — просто намалёванное на кресте корявыми детскими буквами. А у прапрадеда Спиридона лежала вросшая в землю каменная плита, на которой уже ничего нельзя было разобрать.
Все они умерли задолго до рождения Сергея. Сейчас, глядя на их могилы, он впервые попытался представить, какими они были, его предки. Наверное, такими же невысокими, степенными и рассудительными, как дед, с такой же, как у него, хитринкой в голубых глазах… Неторопливой чередой они прошли по земле, что лежала вокруг, в своих лаптях и сапогах, со своими характерами, привычками и причудами, и так же спокойно, один за другим, сошли в неё, как вчера сошёл дед. И, наверное, так же, как сейчас, тогда цвели на опушке леса огоньки, и куковала кукушка…
Бабушка осталась у могилы деда, остальные разбрелись по кладбищу проведать родных и знакомых. Сергей шел за отцом, осторожно пробираясь в буйной траве и шиповнике. Они останавливались у крестов, памятников, ветхих и совсем свежих, у железных и деревянных оградок, читали таблички, разглядывали фотографии. Отец рассказывал: такой-то, жил там-то, работал тем-то… Некоторых Сергей помнил сам…
Солнце уже пекло, пахло полынью и мёдом, со всех сторон звенели кузнечики. Сергей с отцом вышли на край кладбища. Широко лежала за оградкой земля: деревня, лес, далёкие, гнутые по увалам поля в дрожащем мареве. А на горизонте тонкой полоской между землёй и небом лежали самые голубые, самые воздушные, самые дальние горы…
Сергею снова представилась призрачная вереница людей, один за другим, как витязи в море, уходящих в эту землю, в деревья и травы. Вспомнилась дедова могила, обрубленные корни травы в жирном чернозёме… Нет, не только воспоминание его предки. Ему почудилось, будто из глубины этой земли, из которой росли огоньки и весёлые березовые леса, из сплетения корней, от давно ушедших прадедов тянутся к нему и через него невидимые нити — миллионы растущих во времени, из прошлого в будущее, человеческих корней. Когда-нибудь у него родятся дети, и эти корни протянутся к ним, от них — к внукам… Они крепко свяжут его предков с его потомками, прошлое — с будущим, и он, ступенька в этой бесконечной лестнице, уже никогда не будет одинок. Это случится неизбежно. Недаром кукует кукушка…
А кукушка и правда опять куковала в огоньковом лесу, её было слышно даже здесь, на кладбище. Сергей начал считать и сбился. Кукушка обещала долгую жизнь…
Домик окнами в сад
Большой новый дом из тех, что называют «домами повышенной комфортности»,
с утра до вечера гудел от стука молотков и воя перфораторов, как храм от органной мессы. Бригада отделочников — Андрей, Виктор и Сергей — пришла в него в начале зимы. В квартирах ещё не было воды, по пустым комнатам с наспех оштукатуренными стенами и кучами строительного мусора гуляли сквозняки, а на подоконники через выбитые стекла наметало языки пушистого снега. Они долго ходили по этим похожим на пещеры сумрачным комнатам стометровой квартиры, оговаривая условия работы с хозяином-новосёлом, Виталием Сергеевичем. Спускались ранние сумерки, становилось совсем темно. Огонёк сигареты в руке хозяина выписывал дуги, когда Виталий Сергеевич показывал, что и где он планирует сделать. На следующий день этот начертанный сигаретным огоньком план мужики начали воплощать в жизнь.Дом наполнялся рабочим шумом, голосами прибывавших отделочников, таких же «обживавших» хозяйские квартиры «новосёлов». У мужиков, впервые за долгое время случайных заработков получивших крупный заказ, всё это пробуждало давно забытое ощущение постоянной работы. А Андрею, единственному из бригады профессионалу, запах стройки напомнил даже старые добрые времена на домостроительном комбинате. Но это была иллюзия — так в жаркие дни ранней осени кажется, что возвращается лето. На дворе стоял конец девяностых, и вернуть домостроительный комбинат, разваленный в их начале, или расформированный НИИ, в котором когда-то работал Виктор, или распроданный по кускам бывший завод Сергея, вернуть время, когда они каждый день ходили на работу и не думали о завтрашнем дне, было невозможно. Запах сгоревшей солярки от «КамАЗов», подвозивших к дому песок, был тот же, но атмосферы прежней стройки, которой Андрей дышал смолоду, уже не было. На доме работала разношёрстная публика, сметённая ветрами демократических реформ в «дикие бригады», отряды огромной нелегальной армии отделочников. Такие же бедолаги, как они трое — физик, инженер и штукатур, оказавшиеся не у дел, случайно сведённые жизнью так, как, наверное, она никогда не свела бы их в том счастливом упорядоченном мире, в котором они когда-то жили.
* * *
Виталий Сергеевич, заведующий отделом в одном из коммерческих банков, экономя на посреднике, контролировал работу сам, появлялся на «объекте» почти каждый день. Вместе с ним в сумрачных комнатах с заляпанными шпаклевкой полами появлялся запах дорогого дезодоранта и сигарет «Марлборо». Запах другой жизни, в которой были отделанные «под евро» офисы с длинноногими секретаршами, шикарные машины и коньяк «Хеннеси». Он вторгался в суровую реальность стройки и, казалось, защищал хозяина от её грубых прикосновений, тесня запахи шпаклёвки и краски. Когда же всё-таки эта реальность касалась Виталия Сергеевича, неосторожно прислонявшегося к пыльной стене рукавом новой дубленки, он озабоченно и тщательно обтряхивался.
Он расспрашивал мужиков, как лучше выставить подвесной потолок, чем выравнивать половую стяжку, как укрепить оконные откосы… Наклонив красивую голову с модным ёршиком седеющих волос, выслушивал советы, выяснял варианты, серьёзно кивал, говорил: «Понято», — и уезжал. А когда дня через два возвращался к той же теме, становилось ясно, что он консультировался где-то ещё. Наконец, давал указание делать то, что советовали сами мужики. Это было забавно.
— И прогадать боится, и нам довериться, а деваться некуда, — ворчал Андрей, когда они оставались одни. — Наверное, все стройфирмы обзвонил.
После ухода хозяина запахи красивой жизни таяли, возвращалась потеснённая ими прежняя, пахнущая шпаклевкой реальность. Мужики облегчённо вздыхали, включали погромче старенький, прошедший огни и воды радиоприёмник и шли работать дальше.
— Богу — богово, кесарю — кесарево, а нам надо семьи кормить, — язвил балагур-Виктор…
Но они никуда не могли деться от запаха хозяйского дезодоранта, когда садились с Виталием Сергеевичем в его «тойоту» и ехали по магазинам и оптовым базам закупать гипсокартон, краску или кафельную плитку. Хозяин обстоятельно советовался, что выбрать, где дешевле найти. Он погружался в сверкающий ёлочными огнями мир предновогодней торговли, праздничных скидок, сложных вычислений, и с этим миром уже гармонировал вполне…