Больше, чем жизнь
Шрифт:
– А-а...
– протянул он.
– А я и не знал, что так бывает!
– Еще и не такое случается, - заверил я.
– Иди, успокой свою княжну, а мы с Хадриссом костер заново сложим... в безопасном месте.
Оборотень уже собирал не успевшие потухнуть головни и раздувал огонь.
– Что ты за чушь нес?
– спросил он негромко, когда я подошел к нему и присел рядом.
– Говори-ка ты на своем языке, - попросил я.
– Я по-вашему понимаю, а они - вряд ли.
– Понимать понимаешь, а говорить-то не сможешь, - фыркнул Хадрисс.
– Ничего, у тебя слух лучше человеческого,
– Ладно, - кивнул он и перешел на родное наречие. Оно состоит в основном из фырканья, сопения, поскуливания, рычания и прочих замысловатых звуков самой разнообразной тональности. Обычный человек вряд ли сумеет воспроизвести даже самую простую фразу, но выучиться понимать оборотней можно.
– Так я спрашиваю, чего ты за чушь городил? Нет тут никакого болотного газа, я бы учуял! До болота-то сколько... Да и я еще из ума не выжил, чтоб позволить на таком месте костры жечь! Что-то ты темнишь, Север!
– Не для тебя было сказано, для них, - я мотнул головой в сторону Златы с Золотом.
– Будто я сам не знаю, как именно болотный газ горит и взрывается! Просто тут что-то нечисто... Погоди, я сейчас вернусь.
Сперва я проверил Везунчика: тот напугался, но не настолько, как можно было бы ожидать от нормальной лошади. Впрочем, я уже говорил: этот конь повидал столько всего, что устал пугаться. Я потрепал его по шее и подошел к яме, которая совсем уже перестала светиться (жаром, однако, от нее веяло ощутимо), опустился на колени и подобрал темный камешек. Темный-то он был темный, да не весь: замеченная Хадриссом царапина отчетливо светилась, словно залитая расплавленным металлом. Я зажал камень в кулаке, чтобы не видно было этого свечения, и отошел.
– Похоже, виновата вот эта штуковина, - сказал я, вернувшись к оборотню.
Тот профырчал длинную фразу, из нее я разобрал только ругательства и последние слова:
– Север, ты же ладонь сжег!
– А, ну да, - сказал я, посмотрев на руку. Черные струпья выглядели неприятно. Хоть до кости не прожгло, и на том спасибо!
– Ничего страшного.
– Ты хоть завяжи чем-нибудь, чтобы не видно было!
Я кивнул, отодрал клок от подола рубашки и перетянул руку.
– Ты правда ничего не почувствовал?
– тихо спросила Эсси.
– Горячо было, но терпимо, - ответил я.
– Хозяин особенно меня ценил за то, что я почти не ощущаю боли. Таких людей очень мало.
Хадрисс устроился по другую сторону костра, недовольно посматривая на меня маленькими медвежьими глазками. Ну, его можно понять... Я же рассматривал камешек с выцарапанным на нем знаком. Перебрав остальную добычу, ничего похожего я не нашел, а вдобавок не смог вспомнить, в какую именно посудину был вставлен проклятый камень! Хадрисс же вообще не обращал на это внимания, когда ломал... Спасибо Эсси, она припомнила какую-то чашу, но найти ее останки в перекрученных кусочках серебра теперь уже было немыслимо.
Итак, что получается? У меня был камень с выцарапанным на нем знаком, я бросил его в огонь... вышло зрелищно. Я не произносил никаких особых слов, я сроду не знал ни единого заклятия или даже простейшего заговора! Значит, я здесь ни при чем. Сработал сам камень
либо знак на нем, об этом мне доводилось слышать. Вот только... случилось это единожды или может повториться вновь? А если так, как заставить работать неведомое колдовство? Ладно, это могло подождать!Пока же я снова раскинул свои камешки.
Ничего нового. Вот он я, вот Эсси -- уже вплотную ко мне, вот Злата с Золотом. Крупный коричневый голыш -- наверняка Хадрисс. Он чуть поодаль от нас всех, и именно к нему обращают острые грани опасные красные осколки. Это ему грозит опасность, и я непременно скажу ему об этом! Правда, настигнет его какая-то беда еще не сегодня и не завтра: всё это творится во втором круге. А на границе с внутренним кругом оказался белый плоский камешек с хорошо заметной темной извилистой жилкой. Река, надо полагать. И вот за рекой-то Хадриссу и нужно будет поберечься...
А вот непонятная грудка камешков наконец легла так, что можно было хоть что-то разобрать. Теперь я вижу -- серый слоистый обломок накрывает россыпь мелкой цветной гальки. Что-то странное, неизвестное идет к нам, а мы можем только убегать: вот во внешнем круге замысловатой формы камешек, похожий на силуэт лошади. Везунчик, вынесешь ли?..
– Тебе правда не было больно?
– спросила Эсси, когда Хадрисс засопел по свою сторону костра.
– Почти, - ответил я.
– А теперь?
– Теперь вообще ничего не чувствую, - сказал я чистую правду.
– Ясно, - вздохнула она, исчезла и больше не появлялась. Интересно, что она видит на самом деле?
– Север...
– вскоре подполз ко мне Золот.
– Злате плохо! Она кашляет так...
– Простыла, - равнодушно сказал я.
– Холод-то какой! Небось, не привыкла на земле ночевать? Ты возьми вон попону, что ли, укрой ее, все теплее...
– Ее знобит, - не отставал он, - может, ляжем по обе стороны? Лучше будет!
– Хадрисса позови, - ответил я.
– Он как печка. А на мне вся одежда мокрая, как бы хуже не сделать!
Золот ушел обратно, но к оборотню не полез, хотя попону взял. К утру княжне стало хуже, ее надрывный кашель слышно было, наверно, за полдня пути.
– Здорово, - сказал Хадрисс, посмотрев на нее.
– Больной девки нам только и не хватало!
– А, - отмахнулся я.
– Выживет. От простуды не помирают.
– Ага, - фыркнул он.
– Вспомни зимнюю кампанию!
Я помнил. Прекрасно помнил, как люди и нелюди выхаркивали легкие на снег, как сгорали от лихорадки, как проваливались в полыньи... Но там был мороз, теперь же весна!
– Весна весной, - ответил на мои невысказанные мысли Хадрисс, - а что проку? Никаких целебных трав еще не выросло. Помрет девка!
Золот вздрогнул и посмотрел на нас, как на врагов.
– Да брось, - сказал я, - ручей же рядом. Пойду, коры надеру, неужто там серебристой ивы не найдется?
Нашлась, конечно же. А отвар из коры серебристой ивы, особенно вот такой, весенней, что соком истекает, - лучше не придумаешь! Горечь, конечно, ужасная, но лечит прекрасно... если найдется, в чем заварить. Тут я уж пожалел, что попросил Хадрисса всю мою добычу раздербанить. Хоть какая плошка пришлась бы в самый раз!