Братчина

— Зато была водка, — сказала Тамара.

«Повторы ей не нравятся, — догадался я. — Точно так же, как самогон Кроликову. А на фото в санях они действительно пьяные».

— В следующий раз в командировку поедешь ты, — поставил меня на место шеф-редактор. Именно так теперь называлась его должность.

— А материал? — подняла голову, как встревоженная кобра, Тамара.

— Какой материал?

— О поездке.

— Я заказал, — после небольшой паузы ответил Кроликов. — Скоро пришлют.

— Людмиле? — спросил я.

Мне не ответили ни он, ни Тамара. Устали, наверное.

3

— Тебе не кажется, что нужно провести оптимизацию редакторского коллектива? — спросил меня Кроликов, когда я в понедельник пришел на работу.

— Оптимизацию? — не понял я.

— Ну да. Определенно у нас в редакции есть лишние.

— Я? Или Тамара?

— Не говори глупостей. Скажи, вот зачем нам Козловский? Точнее, его должность?

— Писать о театре, — предположил я.

— Да он в нем был лет пять назад! Компьютерщики в театры не ходят.

— Но ведь говорит о нем?

— Мало ли о чем мы говорим. Я, например, чаще всего рассказываю Вовкины истории.

— Психические? — вспомнил я.

— Да, психические. Или строительные. Я ведь баню строю.

— Да, — кивнул я, — без бани на даче не обойдешься.

— Я строю двухэтажную. На втором этаже спальня.

— Зачем в бане спальня? — удивился я.

— Сразу видно, что у тебя нет дачи, — усмехнулся Кроликов.

— Есть, но не такая, как у всех. У меня квартирка в лесу.

Когда-то наша внуковская дача была пионерлагерем, затем творческой мастерской, теперь дача. Но Кроликов прав, от дачи там одно название.

— Мы отвлеклись от главного, — вернул меня на землю шеф-редактор. — Я спрашиваю: зачем нам Козловский?

— У него компьютеры, — сказал я.

— Были компьютеры. А теперь у нас свои, вместе со столами. Или тебе редакционный компьютер не нравится?

— Нравится, — сказал я. — Нормальный компьютер. Даже Тамара не ворчит.

— Вот! А у вас с Козловским, между прочим, одинаковая зарплата. Усёк?

Я понял, что у одних предполагается что-то отнять, другим прибавить. Типичная комбинация для времен миллениума.

— Мне тоже строителям платить надо, — сказал Кроликов. — Кстати, это внутреннее дело редакции. У нас ведь собственное финансирование.

— Ты шеф-редактор, а не я, — сказал я. — С Рыбиным посоветовался?

— Он и предложил. Его, между прочим, устраивает твой уровень. Экономику бы подтянуть...

Да, с экономикой были проблемы как в стране, так и в редакции. Интересно, как выглядят девушки, пишущие об этом?

— Нормально выглядят, — отворотился от меня Кроликов. — Вот поезжай в пресс-тур в Белоруссию и напиши что надо. Я тебя включил в список.

— Когда ехать?

— На следующей неделе.

— Я тоже хочу в пресс-тур! — заявила Тамара, когда узнала о командировке. — Там ведь за проезд платить не надо?

— Ему не надо, — показал пальцем на меня Кроликов. — А тебе зачем пресс-тур? Верстать?

— Просто съездить, — пожала плечами Тамара. — Я еще ни разу не была в Белоруссии.

— В другой раз, — закрыл тему шеф-редактор. — На Старой площади говорят, у нас верстка плохая.

— Почему это плохая?! — возмутилась Тамара. — Какие материалы, такая и верстка. Между прочим, в ресторанном приложении они были живее. И на дегустацию мы чаще ходили...

— Вспомнила! — вздохнул Кроликов. — Здесь тебе литература, а не мясо по-французски с грибами. Или оно не с грибами?

— С сыром, — тоже вздохнула Тамара.

Да, людям есть что вспомнить. А ты? Ни грибов, ни сыра.

— В пресс-туре чем-нибудь накормят, — подмигнул мне Кроликов. — Нас в Беловежской Пуще лосятиной угощали.

— И самогоном, — напомнила Тамара.

— Отчего он такой крепкий? — посмотрел на меня шеф-редактор. — Он у вас всегда такой?

— Разный, — сказал я.

Я не стал рассказывать, что самогон бабы Зоси, у которой я жил в Крайске, когда работал физруком в школе, был, во-первых, слабый, а во-вторых, с отвратительным сивушным запахом. Но именно он приобщил меня к нашему национальному напитку. Во время учебы в университете я самогон не пил. Как, впрочем, вино и водку. Спортсменом был.

— Паном? — взглянул на меня Кроликов.

— Борцом, — кивнул я. — А также фольклористом. Давай я напишу в «Лире» что-нибудь о фольклоре?

— Лучше о поэзии. Когда появилась профессиональная белорусская поэзия?

— Лет двести назад.

— Очень хорошая рубрика: «Два века белорусской поэзии». Или три.

— Да, начнем прямо с истоков, — согласился я. — Адам Мицкевич, Ян Чечот, Владислав Сырокомля, Павлюк Багрим, Франтишек Богушевич... У меня есть автор, который об этом напишет.

— Из Белоруссии?

— Иван Бурсов, москвич. Корнями он могилёвский.

— Пишите, — разрешил Кроликов. — Все лучше, чем о самогоне.

Я не стал с ним спорить. Самогон пусть остается в моих творениях. Жене, правда, сильно не нравится, когда мои герои вдруг начинают о нем говорить или, хуже того, употреблять, но куда тут денешься? На земле ведь живут, не в заморских странах. Хотя и там, случается...

— А в каких заморских странах вы были? — подняла голову Тамара.

Она всегда оживлялась, когда заходила речь о выпивке, пусть и заморской.

— Ни в каких, — признался я. — Болгария, Польша... Курицы, а не страны.

— Да, — согласился со мной шеф-редактор, — у нас говорят: курица не птица, Польша не заграница. Или Болгария.

— А я бы и туда поехала, — сказала Тамара. — Алексей Павлович, придумайте приложение про заграницу.

— Ладно, — сказал Кроликов, — построю баню — и сразу туда. Тебя тоже возьму.

И мы занялись каждый своим делом.

4

Пресс-тур проходил по Гродненской области. А я ведь имел к ней отношение, оканчивал школу в Новогрудке. В том самом Новогрудке, с развалинами древнего замка и Мицкевичем. А также с очаровательными одноклассницами — рыженькой Людой и шатенкой Светой. Где-то они сейчас?