Будь что будет

Большой конгресс в Доме солидарности, на котором десятки рук держали плакаты с голубем и оливковой ветвью кисти Пабло Пикассо, оказался волнующим событием – внушительная толпа, по оценкам не менее десяти тысяч человек, в радостном возбуждении собралась на улице Сен-Виктор и улице Монж, – но в то же время принес разочарование, потому что Пьеру и Арлене не удалось зайти в переполненный зал, чтобы послушать, как Фредерик Жолио-Кюри объявит ошеломляющий результат национальной петиции, собравшей более пятнадцати миллионов подписей. Этот всенародный подъем помешал правительству в открытую начать распространение ядерного оружия. Речь транслировалась на улицу через громкоговорители, люди благоговейно слушали многочисленных ораторов и бурно аплодировали. Вдруг Арлена замерла, уставилась на Пьера, Знаешь, я, кажется, не подписала петицию.

– Не может быть!

– Точно, я сначала решила, что подпишу завтра, на свежую голову, а потом забыла.

Где же подписать, как не здесь? Но кто-то заверял, что сбор подписей закрыт, другие возражали, что нет, нужно написать в центр или позвонить в понедельник – всегда есть те, кто опоздал или решился в последнюю минуту. И тут Пьер случайно увидел соратницу, приехавшую из Люневиля с пачкой листков петиции, которые она с опозданием собиралась сдать ответственному лицу, – она грипповала, но уже выздоровела, вот тысяча шестьсот семьдесят подписей из Мёрт-и-Мозеля, можно добавить Арлену, и та подписала листок на капоте машины, Пьер поцеловал ее, все поздравляли, Еще одна подпись, чем нас больше, тем мы сильнее. Арлена была счастлива и даже не подозревала, что эта запоздалая подпись в списке из провинции однажды спасет ей жизнь.

* * *

В октябре того же года «Маяк» выпустил специальный номер, посвященный Тома Вирелю, куда вошли двадцать восемь стихотворений, переданных Арленой, из которых последние пять были смятыми. В прессе появилось множество откликов, пришлось переиздавать трижды, журнал побил рекорды продаж. Если забыть о горстке желчных и язвительных критиканов, рецензии были положительными: «Посмертное открытие большого поэта…», «Гений, которого мы не заметили…», «На уровне величайших…». Трое академиков подтверждали, что у Тома Виреля был редкий талант, пусть даже некоторые произведения дают повод для скептицизма из-за чрезмерной простоты, банальности и изобилия клише, Вы просто ничего не понимаете! Именно это и делает его провидцем! Некоторые удивлялись, как это пребывавший при смерти Эжен, от которого ждали самоубийства после разорения, умудрился выпустить специальный номер на веленевой бумаге, с уникальной версткой, фотографиями и иллюстрациями, созданными несколькими известными художниками. Жанна решила финансировать этот номер, но ей пришлось также снять с мели потерпевший крушение корабль. Когда Эжен замогильным голосом озвучил сумму задолженности, она сказала, И только? – и достала чековую книжку. Эжен расплатился с долгами, и все наладилось. Даже Морис Вирель не возражал, Вкладывать деньги в литературу приятно, вреда не будет, а стоит пустяки. Как и Жанна с Мари, он был в восторге от спецномера и от того, что справедливость восторжествовала. Эжен собрал воспоминания Мари, Даниэля и учителей, не хватало только Арлены – она согласилась с ним встретиться и рассказать об отношениях с Тома, но Мари воспротивилась, Эжен настаивал, однако та ясно дала понять, Нет – значит нет!

После публикации Ле Гофф вернул стихи Тома Жанне, та отдала их Мари, чтобы Даниэль передал их Арлене, но Мари решила оставить стихи себе, Это творения моего брата, единственные тексты, написанные его рукой. Даниэль хотел сдержать слово, данное Арлене, но Мари оказалась непреклонна, Нет и нет, точка! И Даниэль подумал, что такой пустяк не стоит ссоры с нареченной. Через год Арлена прислала Даниэлю в Сен-Мор записку с просьбой вернуть тексты и поведала о своем разочаровании и даже горечи, поскольку в журнале не было упомянуто ни ее имя, ни ее роль в жизни Тома, но Мари наткнулась на письмо, забирая почту, открыла его и порвала.

В конце концов Жанна выкупила «Маяк», потому что всегда увлекалась литературой, а стоило это сущие гроши, по крайней мере для нее. Она наняла Эжена главным редактором, а сама занялась вопросами литературы вместе с Мадлен, поскольку та лучше разбиралась в писателях. Долгов у Эжена больше не было. Журнал вдвое увеличил объем, сотрудничал с литературными знаменитостями, как французскими, так и мировыми, во множестве публиковал поэзию, рассказы, мнения читателей, подробные рецензии американских и японских авторов, а также не чурался выпускать статьи, вызывавшие бурную полемику. Разногласия по поводу литературных достоинств произведений Тома свелись на нет, даже полностью забылись, и все сошлись на том, что стихотворение «Кем я был, пока не узнал тебя?» – потрясающее, остальные его работы, которые раньше вызывали вопросы и нарекания, теперь комментариев не требовали. Тома избежал чистилища, уготованного авторам, только благодаря поклонникам, вернее, поклонницам, немногочисленным, но страстным, которые лелеяли память о нем и наделили прозвищем, которое идеально ему подходило: Метеорит. Эжен нашел в Мадлен неожиданного союзника, для них стало делом чести выискивать новых авторов, давать простор новейшим литературным тенденциям, даже спорным и далеким от их собственных предпочтений, и формулировка Эжена «То, чего я не понимаю, – самое интересное» имела сногсшибательный успех. Весь парижский мир искусства и литературы бился за приглашение на его ежегодную коктейльную вечеринку, и никто не смел дурно отзываться об Эжене, недавно избранном в Академию. Благодаря ему «Маяк» стал авангардным журналом, поскольку именно такой подзаголовок появился на обложке с изображением гравированного портрета Тома Виреля работы Мари. Вполне вероятно, что самому Тома эта мысль пришлась бы по вкусу.

* * *

Арлена сдала выпускные экзамены лучше всех на курсе. Это не стало неожиданностью, Я лишь первая из четырнадцати, праздновать тут нечего. Знакомый добыл ей билеты по математике и физике из мужской школы на улице Ульм, и она решила их в два приема по четыре часа; ее преподаватели не могли не отметить: если бы она сдавала выпускные с мальчиками, то стала бы второй, Я могла бы и лучше, но дифференциальное исчисление мы проходили только частично, так что пришлось кое-где догадываться. На этот раз Арлена согласилась на стажировку, куда ее позвали благодаря высокому баллу, в лаборатории большого электромагнита в Медон-Бельвю, где участвовала в исследовании предускорения низкоэнергетических электронов с помощью магнитного спектрографа. Приняли ее спокойнее, чем в прошлом году, а когда Арлена предположила, что решить задачу сокращения времени экспозиции можно за счет ускорения конверсионных электронов, начальник лаборатории поразмыслил минуту и сказал, Да, смысл есть, попробуем.

В свободное время она составила резюме по образцу, выданному преподавательницей математики, но та предупредила, Ты вступаешь в заранее проигранный бой, только потеряешь время и силы. Женщины заняты в промышленности, но только в качестве работниц, а не инженеров. Хозяева не хотят проблем, ведь женщина, отдающая приказы мужчинам, – это источник напряжения и конфликтов с коллегами мужского пола, и они предпочитают этого избегать. Если предприятие ищет инженера, женщине бесполезно предлагать свою кандидатуру, ответ всегда будет отрицательным; в нашей стране женщин-инженеров меньше одного процента, причем не на лучших должностях, а в большинстве крупных компаний их ноль. Не забывай, что де Голль в сорок пятом призвал француженок родить двенадцать миллионов младенцев, в которых нуждается Франция, поэтому он и ввел семейные пособия – чтобы женщины могли оставаться дома, к тому же, если ты хочешь работать, придется просить разрешения у мужа. Считай, что НЦНИ – работа для лучших из вас. Выпускники не хотят идти в госучреждения, им кажется, что тогда они станут чиновниками, а в частном секторе можно сделать более престижную и денежную карьеру, зарабатывать в два-три раза больше – это не пустяк, поэтому женщины идут в НЦНИ, там для них есть места, которых мужчины не хотят, и при равных обязанностях более-менее равные зарплаты, хотя и тут не все гладко, ответственные и руководящие должности – все равно для мужчин.

– Что ж, это должно измениться. Я попробую, и у меня получится.

Арлена изучила объявления в журнале «Л’юзин нувель», отобрала подходящие должности начинающих инженеров и за три месяца разослала двадцать девять резюме с сопроводительным письмом, где отдельно отметила, что ее результаты по математике и физике равны, а то и превосходят результаты ее товарищей с улицы Ульм, после чего принялась ждать.

Оказалось, недолго.

На следующей неделе пришли практически одинаковые ответы: «Ваш профиль не соответствует предлагаемой вакансии». Она не сдалась и решила расширить поле возможностей, утешаясь тем, что иногда лучше отступить, чтобы прыгнуть выше, нашла пару десятков предложений с пометкой правая рука, помощник, ассистент, но результаты оказались не менее обескураживающими. И вот однажды в субботу она с облегчением увидела письмо от алюминиевой компании «Печини», в котором ее приглашали на собеседование в главный офис.

Наконец-то.

Математичка и Пьер засыпали ее бесценными советами относительно внешнего вида: черная юбка, черный верх, открытый лоб, никакой косметики и, разумеется, ноль украшений. Ее принял приветливый начальник отдела кадров и объяснил, что глава электрометаллургического отдела ищет ассистентку, чтобы вместе с ней курировать разработку электролиза, которая позволит вдвое снизить цену алюминия, Я должен выбрать трех кандидаток, и тот факт, что вы с блеском завершили научное образование, безусловно, плюс, но хорошо ли вы владеете пишущей машинкой?

– О, я плохо печатаю, – двумя или тремя пальцами, как получится.

– А как у вас со стенографией?

На этом закончилась ее карьера в «Печини».

* * *

Для Даниэля серьезные занятия начались на втором году в Сен-Сире. Подъем до рассвета, в пять быть на плацу. Технический инструктаж был насыщенным, курсанты превращались в механиков, руки по локоть в смазочном масле, они учились разбирать и собирать оборудование, которое применялось в Индокитае, от штабных машин до трансмиссий, использовать его в любых конфигурациях и обстоятельствах, под проливным дождем или непроглядной ночью, обнаруживать вражеские мины и ловушки, а также самим их изготавливать и устанавливать. Ежедневно проводились тренировки по стрельбе боевыми патронами, использованию взрывных веществ и рукопашному бою, после обеда – тактическая подготовка для будущих командиров взвода и роты. Даниэль занял седьмое место из четырехсот тридцати девяти, выпуск потерял одного курсанта во время имитации боя и одного второгодника из-за болезни.

Тридцатого июля, в сумерках, на глинистой эспланаде Коэткидана, которую командир пышно именовал Мархфельдом [43] , под свинцовым небом с огромными тучами, которые на этот раз тактично пролили свои воды где-то в стороне, началась выпускная церемония «Триумф», четвертая с тех пор, как школа переехала в Бретань. Множество людей, семьи и друзья будущих офицеров, смотрели открытие парада, который возглавляли генерал Жюэн, один из героев последней войны, и генерал Карпантье, командующий экспедиционным корпусом в Индокитае. Шарль Янсен, недавно произведенный в бригадные генералы, находился среди официальных лиц, но никто не обращал на него внимания. Выпуск нарекли именем генерала Фрэра, который организовал сеть Сопротивления в армии и был отправлен в концлагерь Штрутхоф, где умер от истощения; его знамя торжественно нес майор. После смотра и конной выездки в свете прожекторов выстроились четыреста тридцать девять курсантов в традиционных небесно-голубых киверах, темно-синих мундирах со стоячим воротом, эполетах с красной бахромой и алых брюках с синими галунами – строй был безупречным, словно курсанты всю жизнь совершали совместные маневры, и тогда из громкоговорителя раздался приказ, На колени, юноши! Они опустились на одно колено – правая рука на согнутой ноге, левая опущена вдоль тела, – и, застыв статуями, выслушали речь генерала Жюэна, превозносящего незыблемые ценности школы: дисциплину, великодушие и жертвенность, доходящую до самопожертвования.

43

 Мархфельд – одна из самых больших равнин Австрии.