Будь что будет

– Но испытание запланировано только через неделю, – возразил директор. – Ничего не готово.

– Знаю, но это приказ!

С этой секунды ситуация вышла из-под контроля. Следует понимать, что мы всегда работаем на заранее созданных моделях по тщательно выверенным протоколам, ничего не отдаем на волю случая, все перепроверяем, насколько позволяют наши знания и оборудование. И вдруг мы оказываемся в мире непредвиденного, где вынуждены импровизировать, потому что некомпетентные люди отдают непродуманные приказы, вокруг сплошное дилетантство, а у нас в руках между тем бомба в пять килотонн.

И теперь разумные, уравновешенные люди доверчиво внимали последним слухам, а в этот понедельник слухов, сомнительных и мрачных, ходило множество.

А вдруг это правда?

Вдруг пресловутые десантники с подпорченной репутацией выдвинулись колонной из Алжира, чтобы завладеть бомбой? Кто сможет им противостоять? Уж точно не генерал, командующий объектом, близкий друг мятежного генерала, и не его группа спецназовцев, охраняющих базу в Реггане, – тысяча человек, которые, по слухам, поддерживали мятежников и знали о решении взорвать бомбу, когда был отдан приказ очистить воздушное пространство. Последние два дня наш генерал лавировал между симпатией к мятежникам и осторожностью высокопоставленного военного лица – видя, что путч забуксовал, он тянул, как мог, и не отвечал на звонки.

Wait and see [59] .

К середине дня в нашей группе возродилась надежда, метеопрогноз назавтра был плохим, что не годится для взрыва. Когда это передали генералу, тот решил не откладывать – дальше погода будет еще хуже, а жара еще сильнее. Он приказал доставить бомбу на полигон в Хамудию и поднять на пятидесятиметровую металлическую башню, на вершине которой взорвать. И тут начинается сюрреалистический фильм: технический директор и два инженера КАЭ забирают сердечник бомбы – свинцовый контейнер с десятью кило обогащенного плутония – и прячут его, чтобы обезвредить бомбу на случай, если фашисты решат ее заполучить. Они держат контейнер на складе пятнадцать часов. Во вторник в три ночи они покидают базу в Реггане с плутонием в багажнике малолитражки и везут его на полигон. Контейнер сразу водружают на башню и соединяют с бомбой. Начинается обратный отсчет, несмотря на поднимающуюся песчаную бурю.

59

 Здесь: Поживем – увидим (англ.).

Бронетанковый эскадрон танков «Паттон» с экипажами в защитных комбинезонах занимает позицию в трехстах метрах от огневой точки; в двухстах метрах – взвод бронемашин, в километре – механизированная рота. Буря усиливается, поднимая тучи песка, которые затмевают проблески утренней зари. Лучи прожекторов пробивают тучу, и башня словно танцует. В пять часов пять минут бомба взрывается. Вместо огромного сияющего огненного шара техники в защитных очках видят зеленоватый ореол, который быстро скрывает песчаная завеса. Взрывная волна обугливает животных, отбрасывает танки «Паттон» на пятнадцать метров и переворачивает один из них.

Как и было намечено, маневры начинаются через двадцать минут после взрыва, пехотинцы и механизированная рота несколько часов ведут имитацию боя вокруг эпицентра. Люди экипированы персональными дозиметрами, которые будут изучены, но результаты засекретят. В качестве обеззараживающей меры вечером военные примут холодный душ. На тот момент не было известно, что испытание провалилось, а позже так и не удалось определить, была ли тому причиной поспешная и ошибочная сборка или песок, забившийся в механизм запуска. Расщепленное вещество сгорело не полностью, радиоактивные отходы плутония-239 и 240 в изобилии остались на полигоне и заразили сотни техников и военных. Эта неудача так и прошла незамеченной, ее оттеснила более важная новость: путч генералов провалился, виновники арестованы или пустились в бега.

Генерал, командующий базой, прислал министру подробный отчет о четвертом испытании, в котором назвал его успешным и заявил, что после взрыва люди способны продолжать бой, если их моральный дух не пострадал, но желательно не допускать командование в зараженную зону.

* * *

Даниэль устал от Алжира, его вечно синего неба и раскаленного солнца, от «черноногих» [60] , которые пытались сбежать, и их друзей, которые по ним стреляли, чтобы помешать бегству, от героев Фронта освобождения, которые вспарывали животы беременным женщинам и перерезали горло детям, и психованных десантников, подражающих гестапо, он устал от этой заблудшей, одураченной, обманутой страны. Пьер Делейн ушел в подполье из-за волны репрессий после фарсового путча. Двести офицеров лишились своих постов, сто предстали перед военным трибуналом, и еще тысяча подала в отставку, не желая оставаться в армии, которая нарушила присягу. Поговаривали, что ярые сторонники французского Алжира хотят объединиться и образовать тайную армию, которая возьмется за оружие и будет бороться против независимости, но что бы они ни делали, это безнадежная и проигрышная битва, кости уже брошены.

60

 «Черноногие» (pieds-noirs) – прозвище, данное французами метрополии тем французам, которые жили или родились в Алжире.

В начале июня, когда Даниэль готовился к возвращению в метрополию, Мари объявила, что хочет приехать в Алжир вместе с Тома на каникулы. Вообще, это идея Тома, сказала она по телефону, он хочет посмотреть страну, о которой столько говорят. Вначале ей показалось, что это каприз и ехать туда не стоит, по телевизору и радио каждый день сообщали о покушениях, казнях, перестрелках, но Тома так упрашивал, что она решила спросить Даниэля, Как ты думаешь, нам не опасно приехать? И он сразу поделился своими чувствами, Они преувеличивают. Их послушать, так вся страна в огне и крови, но здесь не опаснее, чем где бы то ни было. Иногда ночью вдалеке слышны взрывы или выстрелы, не сказал бы, что риска нет, но прямой угрозы не чувствуется, ко всему привыкаешь, просто с этим живешь.

Когда Мари с Тома приземлились в аэропорту Мезон-Бланш, погода стояла великолепная. Даниэль отвез их на берег моря, в Зеральду, мирную деревню садоводов и виноделов с пятью тысячами жителей в тридцати километрах к западу от столицы, – настоящий курорт с переполненными террасами кофеен, битком набитыми ресторанами, двумя кинотеатрами, один из которых под открытым небом, мини-гольфом, теннисным кортом и допоздна открытыми магазинами. Здесь не было войны, здесь царила беззаботность, мы здесь навсегда, днем население удваивалось, поскольку алжирцы на рейсовых автобусах, курсирующих между прибрежными городками, устремлялись сюда, чтобы вкусить прелести огромного пляжа Сабль-д’Ор, протянувшегося на пять километров вдоль леса приморских сосен, которые давали немного тени. Семейство уехало вечером и вернулось назавтра на то же место, рядом с любимым баром и соломенным бунгало. Даниэль арендовал виллу на опушке огромного соснового бора площадью шестьсот гектаров, с видом на море и открытой террасой, Ее называют виллой, хотя на самом деле это большая дача, лучшее, что можно здесь найти, комфорт весьма относительный, но ведь сейчас лето, вся жизнь проходит у моря, никто не заморачивается с хозяйством, по утрам приходит женщина, которая помогает с домом, закупается и готовит, если нам захочется. Спальни выходили на морской простор, единственное неудобство – нет телевизора, но без него легко обойтись. Конечно, жарко, но с морским бризом это не так чувствуется.

Тянулись однообразные дни, пляж с утра до вечера, но что еще делать на этой изнуряющей жаре? Мари сидела под зонтом, читая «Тибо» [61] , купалась вместе с Тома, намазав его солнцезащитным маслом, А то станем красными, как помидоры. Даниэль то и дело дремал, а когда солнце начинало невыносимо жечь, вскакивал и бросался в воду. Первые три дня море было неспокойным, и отец с сыном прыгали на волнах, затем стало гладким, как масло, ветер утих. Тома сидел на песке, ему не удалось ни с кем подружиться, дети не принимали его, так что он часами смотрел, как они играют в волейбол или в вышибалы, Это потому, что они тебя не знают, объяснил Даниэль. Они-то приезжают сюда каждый год, вот как ты со старыми друзьями играешь на пляже в Динаре.

61

 «Тибо» («Les Thibault», 1922–1940) – серия романов Роже Мартена дю Гара о судьбе двух братьев Тибо и их семьи; в основном за этот цикл автор в 1937 году получил Нобелевскую премию по литературе.

– Они говорят, что не хотят играть с пато [62] . Что это значит?

– Не знаю. Хочешь, сыграем в джокари?.. [63] Или партию в петанк?

– А может, съездим за игрушками? – предложила Мари. – И то верно, здесь нечем развлечься.

И они поехали на базар, где Тома разрешили купить все, что захочется, и он стал чуть ли не ежедневным клиентом. Мари пришла в восторг от «Волшебного экрана», на котором можно было рисовать с помощью двух кнопок и стирать, встряхивая корпус. Тома повозился с ним один день, но у него получались только каракули, и он вернулся к комиксам, забросив игрушку. Мари настояла на своем, показала сыну, как пользоваться – она-то рисует хорошо, – и набросала его портрет, очень похожий. Тома не захотел его стирать и поставил на полку в своей спальне, как картину. Два дня спустя Тома купил чемоданчик с набором из двадцати дорожных игр, в их числе «гусёк», кости, игра в классы, поддавки, солитер, шахматы, шашки, карты, триктрак. Даниэль вызвался составить компанию, Когда я был в твоем возрасте, нам с Тома очень нравилось играть в «Лудо», так что… Они сыграли две партии, но Тома это не увлекло, Дурацкие игры. Не повезло и с «Монополией», Тома каждый раз проигрывал – а проигрывать он терпеть не мог, – с «Клудо», с «Тысячью миль» и еще с десятком настольных игр, которые громоздились в гостиной, а с ними – грузовики с дистанционным управлением на проводе, пожарные машины, кареты «скорой помощи», ящики с шарами и электрический поезд. Когда Тома попросил пазл с Зеркальной галереей, Даниэль запротестовал, У тебя уже есть три пазла, которые ты не закончил, и еще один, который ты даже не открывал, собери сначала их, а там посмотрим. Мари с ним не согласилась, Если ему хочется новый пазл, что в этом такого? Ведь он получит удовольствие. Мы его берем.

62

 Пато (patos) – так алжирские французы называли жителей метрополии.

63

 Джокари – игра с ракеткой и мячом, привязанным к ракетке резиновым шнуром.

Настоящим развлечением для Тома стал кинотеатр под открытым небом, но сеанс начинался ночью, и приходилось ждать. Поскольку семейство всегда ужинало вне дома, Тома предпочитал вьетнамский ресторан – не то чтобы он любил экзотическую кухню, просто обслуживали там поразительно быстро, так что они первыми приходили в «Мажестик» и занимали лучшие места в последнем ряду, в то время как другие заведения соревновались в медлительности. Там всякий раз приходилось торопить официантов, злиться, тормошить хозяина, не привыкшего к клиентам, которым лишь бы наскоро перекусить, Что взять с этих французишек, они не умеют жить. Вот почему каждый вечер они ели вьетнамские блюда. Первая неделя прошла с блеском: два американских вестерна, один итальянский пеплум [64] , две французские комедии, и еще они два раза пересмотрели «Дьявола и десять заповедей», но в один прекрасный вечер Тома с подозрением уставился на афишу: «Рокко и его братья»? И скривился, Как-то не очень. Даниэль бросился на защиту фильма, вкратце рассказал сюжет, который помнил смутно.

64

 Пеплум – продолжительный исторический фильм на античный сюжет с масштабными пышными съемками.