Будь что будет

– Это табельное оружие, оно зарегистрировано, и у меня всего восемь патронов в обойме.

– Заяви просто, что ты его потерял. И мне нужны ключи.

Так у Даниэля поселился человек, который защищал его в лицее во время войны. Даниэль устроил друга на втором этаже. В тот вечер он приготовил спагетти с фрикадельками, но не получил ни единого ответа на вопросы о том, чем сейчас занимается Пьер, Чем меньше ты будешь об этом знать, тем лучше.

– Пьер, вот какой смысл продолжать арьергардный бой, если он заранее проигран? Покушения и массовый террор закончились, они лишь усилят ненависть и репрессии, а этого и так хватает.

– Мы проиграли, потому что нас предали, вся верхушка нас поддерживала, а как дошло до дела, они задумались об отставке и пенсии. И поверь, не только они нас бросили. Если бы они сдержали слово, путч генералов удался бы и нам бы не пришлось бежать из Алжира, как побитым собакам.

Проснувшись, Даниэль обнаружил, что Пьер ушел. И прихватил его оружие. Он не появлялся две недели, но были признаки того, что он заходил днем: окурки «Голуаз» в блюдце, бутылка коньяка, извлеченная из бара, колбаса и сыр, исчезнувшие из холодильника. Однажды вечером Пьер оказался дома, он сидел в темноте и курил, Мне нужны деньги, не очень много, только чтобы продержаться несколько дней снаружи. И патроны.

– Я помогаю тебе, потому что ты мой друг. Деньги – согласен, но патронов не дам, я не собираюсь становиться твоим сообщником.

– Они очень мне нужны, у меня остался всего один.

– Это невозможно, от меня потребуют объяснений. Лови момент, пока не объявили независимость, и беги. Потом границу закроют, а сейчас ты можешь уехать в Марокко или в Испанию, переждешь там, посмотришь, как все обернется. В один прекрасный день объявят амнистию, ты сможешь вернуться во Францию. Прими тот факт, что Алжир больше не будет французским, де Голль победил, вы проиграли, будущее за Европой, а не в колониях.

– Я уеду, когда все закончится.

* * *

С улицы было не разглядеть множество зданий, разбросанных по парку за высокой каменной стеной. Госпиталь Майо не походил на больницу – он утопал в зелени, его окружали пальмы, кедры, сотни апельсиновых, лимонных и фруктовых деревьев, огромные цветущие газоны. Здесь сохранились следы былой славы – раньше на этом месте была загородная резиденция алжирского дея, затем французы переоборудовали два дома и конюшню в военный госпиталь и построили несколько зданий поменьше. Въезд охранялся отрядом десантников, вооруженных пистолетами-пулеметами, главные ворота перекрывал бронетранспортер, который отъезжал, только чтобы пропустить кареты «скорой помощи».

Арлена зашла на КПП, предъявила дежурному в форме удостоверение личности и рабочий пропуск, тот выдал ей значок с номером, который она прицепила к пиджаку, и попросил присесть. Через полчаса пришла медсестра и провела ее через лабиринт павильонов в мавританском стиле к деревянному домику – вывеска с облупившейся краской предупреждала посетителя, что он входит в отделение колониальных болезней. Навстречу вышел пожилой врач в белом халате со стетоскопом на шее, пожал ей руку, и они двинулись по коридору с открытыми палатами, К нам привезли пятерых солдат, но не сообщили, чем они облучились, – больными они не выглядят, но здесь нет оборудования для лечения подобных патологий, особенно сейчас. Вы принесли то, что я просил?

– Эти солдаты входили в группу военных, которая собирала образцы зараженной почвы в эпицентре менее чем через час после взрыва, когда в радиоактивной зоне проводились учения, и эти триста человек не имели при себе дозиметров. Я привезла дозиметрические снимки, которые подтверждают, что эти пятеро солдат получили сверхвысокую дозу. Я не имею права отдавать снимки, поскольку это военная тайна, но оставлю сводную таблицу. Они приняли дезактивирующий душ, но, несмотря на защитные комбинезоны, этого оказалось мало, дозы были превышены слишком сильно.

Арлена открыла портфель, достала синюю папку и вынула снимки, которые профессор просмотрел один за другим, У некоторых есть покраснения и волдыри, я ничем не могу им помочь, нужна стерильная палата, но у нас ее нет, я попрошу, чтобы их переправили в Кламар, военный госпиталь там оборудован лучше. Я опасаюсь трагических последствий у этих людей, как в ближайшее время, так и потом, это крайне тревожно.

Арлена сидела на скамейке на оживленном бульваре, террасы кафе были битком, официанты разносили детям мороженое, у витрин магазинов толпились люди – трудно было поверить, что находишься в стране, залитой огнем и кровью, которая через несколько недель обретет независимость. Она зашла в телефонную будку, достала из сумочки листок бумаги и набрала номер, Здравствуйте, я хотела бы поговорить с Даниэлем Янсеном.

– Оставайтесь на линии.

Гудки шли и шли, и Арлена уже собиралась повесить трубку, когда раздался голос Даниэля, Да, я слушаю.

– Это я.

– Где ты?

– На углу улицы Шарля Пеги и сквера Жанны д’Арк. Мне нужна моральная поддержка.

– Жди, буду через десять минут.

С террасы кафе на углу Арлена увидела, как у дома припарковался «пежо», из него вылез Даниэль, она помахала ему, он подошел, Я так рад, ты не представляешь, я искал тебя, но напрасно, в ЭДФ никто о тебе не слышал.

– У меня секретная работа, я не имею права о ней рассказывать.

– Ну и ладно, не будем об этом. Что ж, выпьем шампанского за встречу?

– Я тоже думала о тебе, с нашей последней встречи многое изменилось… Я осознала, что пожертвовала собой ради идеи, без оглядки приняла такую жизнь, когда бежишь наперегонки со временем и на себя не остается буквально ни минуты. И тут я попала в непредвиденную ситуацию – я, наивный человек, не думала, что придется столкнуться с такой дилеммой. Несколько недель назад я поняла, что меня обманули, что мною манипулируют так же, как другими, я восприняла это как предательство, это заставило меня измениться, и я решила расставить приоритеты в другом порядке. Понимаешь, я пожертвовала всем ради работы и десять лет шла по ложному пути. Отныне я буду поступать как все – думать прежде всего о себе и о близких. Может быть, однажды я смогу тебе все рассказать, и ты поймешь… Кстати, не хочешь ли пригласить меня в хороший ресторан?

– Задача непростая, в этом городе не стоит ожидать слишком многого.

Они нашли на бульваре шикарный ресторан, который оказался посредственным, но это не имело значения. Зато обоим было по-прежнему тяжело из-за того, что приходилось следить за каждым словом, поскольку они не могли друг другу довериться. Даниэль думал вернуться во Францию в первых числах июля, после референдума о самоопределении, А ты когда возвращаешься?

– Через несколько дней, но придется снова сюда приехать, нам независимость не помеха.

– Начинаю подозревать, где ты работаешь.

– Тем лучше, тогда ты знаешь, почему я не могу об этом говорить. Ты знаешь, когда выйдет журнал?

– Твой рассказ будет опубликован в июльском номере.

– Все это теперь так далеко, словно произошло в другой жизни. Я часто думаю о Тома – какое право он имел покончить с собой? Он разрушил нашу жизнь, но, возможно, именно этого он и добивался.

– Что ж, а я думаю о нем всякий раз, когда зову сына.

Даниэль взял ее за руку, Знаешь, я тоже изменился. Арлена не убрала руки. Давай сделаем то, чего мы хотим, можем пойти к тебе.