Цена металла

— Назад! Назад! — закричал кто-то сзади, но это был голос паники.

Засада была грамотной: с обеих сторон дороги, в кустах, на возвышении. Стреляли скоординированно, короткими очередями, по секторам. У них было преимущество — внезапность и высота. Но они допустили одну ошибку — не учли, кто был во второй машине.

Люк выскользнул из салона, прикрываясь дверцей, и подполз к задней части джипа, откуда открыл ответный огонь из короткоствольного FA-MAS. Не стрелял вслепую - видел.

Один из стрелков высунулся из кустов, делая шаг к дороге — выстрел Дюпона сорвал ему кепку, второй — разворотил плечо. Тот рухнул, завывая.

— Оглушающая! — крикнул Люк и швырнул гранату в сторону левого фланга, где засела пара стрелков. Вспышка, глухой хлопок, и тени в кустах забегали, потеряв координацию.

Сержант Ламбер успел вытащить одного раненого из первого джипа, но второй боец остался внутри — живой или мёртвый, никто не знал. Пламя уже лизало бензобак.

— Капитан! — раздался крик. — Раненый! Глухой! В бедро!

Люк обернулся — за машиной сидел их пулемётчик, парень по фамилии Рено, держась за ногу, из которой сочилась кровь. Его губы были серыми, лицо — как пепел. Пуля прошла на вылет, но артерию, похоже, не задела. Ещё один выстрел — и кто-то упал на обочине, затихнув. Противник отступал — но не все.

— Дым! — скомандовал Люк, перекатываясь за колесо. — Право! На тринадцать часов!

Боец бросил дымовую гранату, и белое облако рванулось вверх, отсекая правый фланг противника. В этот же момент Дюпон выдернул запасной магазин, вставил с точностью часового механизма, выдохнул — и начал стрелять. По траекториям. По вспышкам. По шансам.

Взрыв на обочине — вторая граната, на этот раз наступательная. Группа наёмников, пытавшаяся обойти с фланга, была накрыта осколками. Кто-то из них, крича, катился вниз по откосу, обхватив окровавленный бок.

Из дыма появился человек — один из наёмников, высокий, в пустынной расцветке, с РПК наперевес. Его глаза встретились с глазами Дюпона всего на долю секунды. В этих глазах не было ненависти — только удивление. Как у охотника, который сам попал в ловушку.

Выстрел. Одиночный. Прямо в шею. Тело рухнуло, скользнуло по траве, застыло.

— Капитан! — снова голос Ламбера. — Они отступают! Право — чисто! Центр теряет координацию!

— Бей по хвосту! — отрезал Люк.

Машин не было — только пехота, мобильная, хорошо обученная, но без прикрытия. Они не рассчитывали на сопротивление, тем более — на Дюпона. Несколько выживших бросились назад, к узкой тропе в кустарнике, откуда, видимо, пришли. Один прикрывал остальных — стрелял от бедра, почти вслепую. Профессионально, но обречённо. Ответный огонь срезал его, как буря ломает сухую ветку.

Бой стихал. Оставались лишь стоны, догорающая передняя машина и пыль, вновь опустившаяся на дорогу. Второй джип был изрешечён, но двигатель работал. Боец достал аптечку, в то время как другой, прямо на земле, тщательно и методично перебинтовывал Рено.

Люк подошёл к телу, что упало ближе всех. Лежал молодой человек, совсем юный — едва ли лет двадцати. На запястье татуировка — британская символика, но грубо сделанная. Рука сжата в кулак.

— Эти не из местных, — произнёс Ламбер, подойдя сзади. — Белые. По манере — родезийцы. Или ЮАР.

— Головорезы, — сказал Дюпон, и это было не предположение, а приговор. — Сека послал их. Проверка на прочность.

Он вытер лицо — в пыли, крови и поту оно казалось серым. Потом посмотрел на охваченный огнём остов первой машины. Там уже ничего нельзя было спасти.

— У нас один тяжелораненый. Один погиб, — отчеканил Ламбер.

— Времени на похороны нет, — отрезал Дюпон. — Рено — в кузов. Держать курс на Вилль-Роше.

— Да, капитан.

Пока машина развернулась, люди быстро и слаженно выполняли команду. Рено, хоть и полубессознательный, стиснул зубы и не издал ни звука, пока его переносили на импровизированных носилках. Знал: если начнёт кричать, остальные начнут думать о боли. Сейчас думать надо было только о движении.

Люк прошёл вдоль трупов на обочине. Не чтобы удостовериться — чтобы запомнить. Он смотрел в мёртвые глаза, в обожжённые ладони, в отполированные металлические эмблемы на обмундировании. У этих людей были фамилии, документы, командиры — всё это было неважно. Главное — они были направлены сюда. И кто-то дал им приказ убивать людей Дюпона.

Он запомнил лица. На случай, если придётся потом говорить с британцами. Или с кем-то ещё, кто притворится, что «не знал».

— Все готовы, — доложил сержант. — Машина может идти. Рено в сознании, но пульс слабый.

— Погибший?

— Хавьер. Первый джип. Удар пришёлся прямо под сиденье. Шансов не было.

Люк кивнул, не сказал «жаль», не сказал «так бывает» - просто запомнил имя.

Погрузились, джип тронулся — медленно, с трудом, но уверенно. Пыль снова поднялась, словно ничего не произошло, словно дорога хотела стереть память о том, что случилось. Дюпон сидел впереди, оружие на коленях, лицо закрыто платком. Его глаза не двигались — только смотрели вперёд, в дымку, куда уходил путь. Он знал, что это была первая атака. Проверка. Предупреждение. Генерал Н’Диайе и его люди теперь действовали открыто. И, возможно, это было только началом. Повернувшись к Ламберу, он произнёс глухо, почти шёпотом, но без тени сомнения:

— Надо спешить.

Машина набрала скорость. Сзади, на дороге, оставались кровь, дым и обугленная сталь. Впереди — пламя, которого пока не было, но он точно знал: оно уже начинает разгораться.

ГЛАВА 2

Машина въехала в Вилль-Роше под серым, выжженным небом. Пыль здесь была другой — не лёгкой саванной, а тяжёлой, жирной, с примесью графита и угольной сажи. Она покрывала здания, людей, одежду, как будто город сам пытался стереть лица тех, кто в нём жил.

Рено умер за пятнадцать километров до въезда. Сначала просто потерял сознание. Потом дыхание стало поверхностным. У парня не было шансов - потеря крови, шок. В таких условиях даже полевой госпиталь мог бы не помочь.

— Время смерти — 10:41, — тихо произнёс кто-то сзади, больше для отчётности, чем для смысла.

Люк молча кивнул, вылезая из кабины. Город начинался с горловины — широкого бетонного шоссе, разбитого гусеницами карьерных машин и военными грузовиками. По бокам — складские ангары, импровизированные рынки, пункты приёма руды. Дальше — застройка, беспорядочная, словно город рос не по плану, а как опухоль на теле шахт.

На улицах было всё, что он помнил: полуголые дети, бегающие между грузовиками; женщины с товарами на головах; мужчины в комбезах, чёрные от угольной пыли; пьяные белые — бывшие бойцы, спавшие под навесами, у которых давно не было отрядов и приказов. В воздухе стояли запахи пота, железа, масла и дешёвого алкоголя. Проститутки — в основном местные, но хватало и приезжих — стояли у входов в гостиницы, одетые ярко, почти вызывающе, но с такими же уставшими глазами, как у тех, кто охранял их. Кто-то махал рукой знакомым, кто-то трогался, кто-то курил, сидя на капоте старого джипа. Они были частью пейзажа. Как вывески пабов, как вонючая сточная вода, текущая вдоль тротуаров.