Цена металла
Шрифт:
Люк не ответил. Он смотрел в экран. Там были только цифры. Код линии. Тайминг. Поток информации. Но за этим голосом он слышал другое: равнодушие, отточенное опытом. За ним — министры, аналитики, борд-директора корпораций. Ни один из них не знал, как выглядит лицо мёртвого шахтёра. Ни один не видел, как орут дети, когда пули срываются в толпу.
— Сколько у меня времени? — спросил он после долгой паузы.
— До конца фазы активации — семьдесят два часа. После этого Франция не сможет гарантировать поддержку на месте. Консулов пытаемся эвакуировать. Контактный центр будет переведён.
— Понял. Ожидаю документальное подтверждение.
—
Связь оборвалась. В комнате снова стало тихо.
Люк снял гарнитуру, медленно положил её на стол, точно уравновешивая каждый жест. Техник в углу замер — не дышал.
Дюпон знал, что он слышал достаточно, чтобы понять: что-то изменилось. Он остался в комнате один. Тишина больше не была пустой - она звенела. Подошёл к стене, где висела карта объектов — те самые шахты, за которые ему велели сражаться «любой ценой». Он провёл пальцем по точкам: рудник Сен-Шарль, выработанный до предела; узел на плато Кила Мой, где работало три сотни местных; центральный прииск — сердце всей концессии. Каждая точка — как приговор. Каждая точка — как смерть в перспективе.
Он закрыл глаза — и тени прошлого вынырнули, как будто ждали.
…Чад, 1981. Деревня на границе с ливийской зоной. Приказ — не выпускать никого. Даже женщин и детей. Дюпон тогда пытался спорить. Командир сказал: «Или они — или наш радар». Радар остался. Людей — не осталось. Он помнил запах после работы артиллерии. Помнил, как держал ребёнка за руку — пока та не остыла.
Он открыл глаза. Карта перед ним дрожала.
Это был тот же приказ. В другой форме. Без униформы. Без офицерской прямоты. Теперь — через спутник. Через вежливый голос чиновника. Через цифры и протокол.
Сохранить рудники.
Даже если для этого придётся стрелять в тех, кто вчера дал ему воду. Кто посадил его за стол. Кто поверил, что он — не как все.
Серафина.
Он вспомнил её лицо. Как она держала корзинку с повязками. Как её губы касались его щеки. Как она сказала: «Оставайтесь».
Он сел. Взял карандаш. Долго смотрел на чистый лист перед собой. Потом написал только одно: «Любой ценой — чья цена?». Подчеркнул.
Поднялся. Вышел из кабинета. За ним закрылась дверь. Глухо, как последняя точка в приказе, за которым скрывалась новая война.
Флёр-дю-Солей официально получил независимость 13 августа 1960 года. Дата, вписанная в учебники, отмечаемая государственными праздниками, запечатлённая на марках и памятных монетах. Но реальная дата обретения суверенитета до сих пор не наступила.
После ухода французской администрации и символической передачи власти молодому государству, Франция не ушла — она переоделась. Вместо губернаторов — инвестиционные советники. Вместо колониальных войск — частные военные подрядчики. Вместо командиров гарнизонов — директора департаментов по добыче и экспорту стратегических ресурсов. Всё осталось. Изменилась вывеска.
Сразу после провозглашения независимости между Парижем и Мон-Дьё был подписан пакет соглашений, известных в дипломатической переписке как «Рамочные протоколы о сотрудничестве». Эти документы стали юридической основой для создания обширной сети французских концессий — прав на разработку, добычу и экспорт полезных ископаемых, формально находящихся в собственности Флёр-дю-Солей, но фактически контролируемых структурами с регистрацией в Париже, Лионе, Женеве и на Кайманах.
Ключевые
игроки:"Besson-Roche Energie" — эксклюзивный оператор по редкоземельным металлам (неодим, иттрий, тантал);
"Compagnie Miniere d’Afrique Centrale" (CMAC) — владелец крупнейших алмазных приисков, особенно в зоне Кила Мой;
"SudTransLog" — компания по логистике и оборонной инфраструктуре, связанная с Министерством вооружённых сил Франции;
Все эти организации действовали под прикрытием якобы местных филиалов, с совместным капиталом и фиктивными должностями для представителей местной элиты. На деле же: вся техническая документация велась на французском; финансовые отчёты уходили напрямую в Париж; контрактные споры решались не в судах Флёр-дю-Солей, а в арбитраже при Торговой палате Франции.
Эта система работала — и работает — по одной простой формуле: президент Мбуту получает стабильную личную ренту и политическую защиту (в обмен на лояльность), а Франция — гарантированный доступ к стратегическим ресурсам, необходимым для функционирования её промышленности и оборонного комплекса.
Руда отсюда шла прямиком на французские заводы: в Тулон, Сент-Этьен, Ле-Бурже. Из редкоземельных металлов делались электроника, навигационные системы, вооружение. Из алмазов — шли поставки для машиностроения и ювелирного сектора. За фасадом гуманитарной помощи и культурного обмена скрывалась машина по выкачиванию богатства из тела страны.
А тем, кто пытался противостоять этой системе, объясняли: ваша стабильность стоит вам дешевле, чем кажется. И если вы не готовы подчиниться — вас заменят. Или снаружи. Или изнутри.
Вся эта система нуждалась в точке опоры — фигуре, которая могла бы быть и военным, и дипломатом, и оператором грубой силы, но при этом обладать хоть минимальной легитимностью в глазах местных. Такой фигурой стал Люк Огюст Дюпон.
Официально — капитан в отставке. Де-юре — директор Департамента безопасности и охраны стратегических ресурсов. Де-факто — комиссар французского интереса в регионе.
Назначение Дюпона в Флёр-дю-Солей не было случайным. Его послужной список, его прошлое в Легионе, его работа в Чаде и Джибути, его дисциплина и отсутствие политических амбиций сделали его идеальным кандидатом. Он не стремился к власти. Он умел поддерживать порядок. Он знал, как убивать тихо, и как договариваться громко. Формально он был подчинён правительству Флёр-дю-Солей, но на практике: только он имел право на окончательное утверждение состава личной охраны шахт; только его подпись открывала транши на выплату бонусов французским подрядчикам; только он мог разрешать или запрещать транзит военных колонн на территории концессионных зон; и только он знал все коды к закрытым каналам связи с Парижем. Никто в стране — включая самого Мбуту — не обладал таким уровнем доступа и автономии.
Именно по предложению Дюпона была создана гибридная охранная структура, объединяющая:
Бывших бойцов Легиона (в основном из 2e REP и 1er REG);
Франкоязычных контрактников из Бельгии, Канады и Центральной Европы;
Обученных местных, прошедших программу во французских штабах;
И, по неофициальным данным, — агентов французской разведки, работающих под прикрытием “технических консультантов”.
Этот аппарат не был армией — но был достаточен, чтобы контролировать промышленную инфраструктуру всей страны. Он не участвовал в парадах. Он не носил гербов и отчитывался только наверх.