Цена металла

Люк прошёл через всё это, как сквозь дым. Его не замечали. Или делали вид, что не замечают. Он был здесь не первый год, не вызывал эмоций — был законом, костяком, тенью. Той самой силой, которая держит город от распада. Или придавливает его вниз — в зависимости от точки зрения.

У базы — бывший ангар, перестроенный под командный пункт департамента охраны стратегических ресурсов — стояли бойцы. Вся охрана здесь была его: бывшие легионеры, контрактники, авантюристы, которые выжили в слишком многих операциях, чтобы верить хоть во что-то. И местные — молодые, злые, умеющие слушать и стрелять.

В их глазах было уважение и лёгкий страх. Дюпон знал: его уважают не за должность, а за то, что он всегда возвращается живым. И у него — всегда порядок.

— Капитан, — навстречу вышел высокий мужчина с резкими чертами лица, в серой форме. Слегка кивнул. — Давно жду.

— Орлов, — сказал Дюпон. — Всё спокойно?

— Пока да. Но сегодня ночью пытались поджечь подстанцию на южной шахте. Отбились. Одного поймали. Местный. Но с инструкцией на английском.

Дюпон посмотрел на него.

— Это подтверждает, что они рядом.

— И что кто-то дал им карту объекта. Нашу карту.

Молчание повисло между ними. Потом Дюпон шагнул ближе, говоря глухо:

— Парень в кузове умер. Похороны — в два этапа. Первый — сразу. Второй — в рапорте, с подписью. Сделаешь?

— Уже делаю, — кивнул Орлов. — И, Люк… это только начало. Сека здесь. Я чувствую.

Внутри базы стоял запах: металл, масло, оружейная смазка, жареный кофе и пот — смесь, узнаваемая каждым, кто вверил себя войне. Помещение бывшего склада было разбито на секции: оперативный центр, склад, армейская кухня, спальные ниши под навесами. На стенах — карты, схемы рудников, спутниковые снимки. В углу стоял старый телевизор, по которому шел зацикленный выпуск французских новостей — без звука, только с субтитрами.

На полу лежало тело Рено, укрытое простынёй. Рядом — чистый автомат, аккуратно разобранный, и его жетон.

— Успел сказать что-нибудь? — спросил Орлов, поправляя ремень кобуры.

— Нет. Смотрел в небо, — тихо ответил фельдшер. — До самого конца.

Дюпон кивнул. Он подошёл к телу, склонился, коснулся пальцами края простыни, но не открывал. Это был ритуал. Живые — его забота. Мёртвые — долг.

— Завтра с утра, — сказал он. — Отправьте тело в шахтёрскую капеллу. Местный священник приедет — он знает, что сказать и делать.

— Да, капитан.

Они прошли в командный отсек. Здесь воздух был прохладнее — старый промышленный кондиционер трудился как мог. На столе — список объектов: прииски, насосные станции, дороги, склады. У каждого — свои пометки. Зелёные — безопасны. Жёлтые — угроза. Красные — потеряно или на грани.

— Смотри, — Грегуар Орлов указал на две точки на востоке. — Здесь были люди Секи. Одного снял снайпер. Старый наёмник, точно родезиец. Шёл с группой. Десять человек. С полным снаряжением.

— Цель?

— Предположительно — погрузочный узел №2. Оттуда идёт руда прямиком в порты. Если перережут — будут бить по франко-корпоративной цепочке. Это уже не просто партизаны. Это тактика.

— Значит, англичане платят им больше, чем мы думали, — хмуро произнёс Дюпон.

Он снял рубашку, обнажив плечо с тугой повязкой, промокшей от пота и крови — во время засады ему слегка задело кожу осколком. Неопасно, но напоминало, что опасность рядом.

— И они пришли не только за рудой, — добавил Орлов. — Они пришли за позицией. Сека не играет в долгую.

— Надеюсь, он придёт лично, — бросил Дюпон, наливая себе кофе. — Я устал от прокси.

— Тогда не расслабляйся. Сека знает, как устроен твой периметр. Кто-то слил схему. Не местные – они боятся.

— Тогда мы сменим схему. И начнём действовать жёстче. С первого же дня. Кто рвётся к нам — пускай знает, что ждёт за воротами.

Орлов усмехнулся.

— Снова старый Люк. Сначала — разведка, потом — приговор.

— Сначала — выбор. Потом приговор, а иногда наоборот.

Они переглянулись. Без улыбки и лишних слов. Два человека, знавшие, что ночь уже началась. Только ещё не стемнело.

После брифинга Дюпон вышел на крышу ангара. Здесь, над городом, воздух был чище, а звуки — глуше. Он часто приходил сюда в моменты, когда всё начинало скрипеть и сдвигаться — как старый механизм перед поломкой. Это было его место.

Перед ним — Вилль-Роше. Пыльный, беспокойный, живущий на грани истощения и безразличия. Улицы внизу были уже заняты дневной суетой. Караваны шахтёров медленно брели к рудникам. Женщины на базаре расставляли товар. Наёмники, возвращаясь из ночной смены, пили дешёвое пойло прямо из канистр, ругаясь на всех языках, известных бывшим империям. Но за этим движением уже чувствовалось другое. Город знал — грядёт что-то.

Где-то вдалеке встали тучи. Не грозовые — пыльные. Из шахт, из дальних перевалов, где шли колонны. Возможно — подготовка к удару. Возможно — случайность. Но Люк не верил в случайности. Не здесь. Не теперь.

Он зажёг сигарету, вдохнул, задержал дыхание. Закрыл глаза. Перед ним пронеслись лица — Коумба, Мари, Жоэль, Серафина. Тот ужин. Те взгляды. Их вера в него. И смерть Рено. Тепло его крови. Нельзя было больше терять людей. Нельзя было терять город. Этот проклятый, грохочущий, раздираемый Вилль-Роше. Дюпон услышал, как сзади открылась дверь.

— Люк, — голос Орлова был глухим. — Нам надо решать. Быстро.

— Я знаю, — ответил он не поворачиваясь. — Всё, что было… осталось там. Вчера.

Он сбросил сигарету вниз, посмотрел на горизонт.

— Сегодня начинаем играть по-взрослому.

Офис Дюпона был когда-то складским помещением — бетонные стены, металлический потолок, вентилятор, ленивая лампа под железным плафоном. Здесь не было ничего лишнего: карта страны на стене, пара стульев, сейф, стол, телефон с радиопередатчиком. Всё остальное — оружие и документы — хранилось в соседнем помещении, под замком.

Сейчас на столе лежало досье. По центру — отпечатанные ленты радиоперехвата. Слева — рукописные сводки с блокпостов. Справа — спутниковая съёмка столицы, переданная французским Генеральным штабом.

Грегуар Орлов вошёл без стука. Как всегда. Он держал в руках кожаную папку и пачку сигарет.

— У нас всё, — произнёс он. — Можешь считать, что это официально.

Люк не сразу поднял голову. Он смотрел в карту, словно пытаясь найти в ней смысл, которого не существовало.

— Говори.