Цейтнот

— О чём?

— Мы должны были поехать в торговый центр выбирать подарки на Рождество.

Ванда охнула, виновато опуская взгляд. Она совсем об этом забыла. Под натиском впечатлений прошедших дней она и думать забыла о ком-то, кроме Клинта.

— Ничего страшного, я подожду, пока ты соберёшься, — улыбнулся Стив, неловко переминаясь на пороге, словно бы невзначай напоминая, что пора бы его и впустить.

Ванда растерянно кусала губу, понимая, что, если Бартон сейчас выйдет из ванной, то Роджерс его увидит и всё поймёт. Поэтому она медлила, пытаясь на ходу сообразить, что делать, но как назло ничего путного в голову не приходило.

— Я взял белое полотенце и воспользовался твоим шампунем для волос. Кстати у тебя зеркало криво повешено, ты знала?

Ванда закрыла глаза, мгновенно бледнея и покрываясь одновременно красными пятнами. Сердце ухнуло куда-то вниз, даже не в пятки. Стоило видеть лицо Роджерса в этот момент, но Ванда боялась разлепить словно налитые свинцом веки. Эта жуткая ситуация напоминала ей дешёвые романтические комедии или мыльные оперы, доведённые до абсурда.

— У тебя что-то горит, — хрипло сообщил Стив, и Ванда испуганно кинулась на кухню.

Бартон сильнее сжал узел полотенца, накинутого на бёдра, и как-то мрачно-растерянного оглянулся, Стив смотрел на него, как бык на красную тряпку. Разве что пар из ушей не шёл. Пока Клинт одевался, Ванда медленно надраивала испачканную гарью плиту, ощущая на себе тяжёлый взгляд Стива. Он явно осуждал, молчал, но осуждал, и это было страшно. Он не уходил, ждал Бартона, и Ванда догадывалась зачем, но и не понимала почему. Праведник решил наставить грешников на путь истинный?

Клинт поёжился, когда вспомнил, что его рубашка на Ванде, и натянул свитер на голое тело. Не заходя на кухню, сразу отправился в прихожую, на ходу надевая пальто.

— Поговорим?

Ванда так и не вышла их проводить. Лишь покраснела одной щекой, когда Роджерс красноречиво на неё взглянул перед уходом. Было и неловко, и стыдно, и, что самое главное, страшно.

***

Утро выдалось невероятно отвратительным, снег крупными хлопьями летел прямо в лицо. Было холодно.

— Осуждаешь? — поинтересовался Клинт.

— Не без этого.

Стив большую часть времени, пока они шли по улице, молчал. И это угнетало. Роджерс умел воздействовать на людей так, что им становилось стыдно за свои неправильные поступки, причём сразу все. Бартон в принципе ценил такую способность, для национального героя это было очень полезно. На таких людях воспитывается целое поколение, но сейчас чёртов талант Кэпа был не к месту.

Клинт его понимал. Стив уважал женщин, порой до такой степени, что это грозило оставить его холостяком до конца своих дней. Он уважал институт брака, немудрено, что измена для него была страшным грехом. Когда-то и для Бартона это было немыслимо. С тех пор он старался не зарекаться.

— И давно?..

— Тебя это не касается, — отрезал Клинт.

— Я не хочу, чтобы ты так обращался с Вандой. У тебя есть семья. Она не заслужила такого. Я стараюсь заботиться о Ванде…

— Заботиться? — Бартон внезапно зло скрипнул зубами. — Кажется, ты забываешься. Ванда была на твоём попечении, но ты забыл про неё, не уделял ей внимания, не следил, хотя прекрасно знал, в каком она состоянии. И лишь я навещал её.

— Потому что чувствовал вину за смерть её брата, — огрызнулся Стив.

— Да, но как будто ты сам не был виноват. Ты ведь терял солдат в бою, должен знать, что это крайне паршиво. Да, я ощущал себя мерзко, зная, что Пьетро отдал за меня свою жизнь, но я хотя бы пытался загладить вину перед Вандой. А вы все просто о ней забыли. Поэтому не смей мне говорить, что заботишься о ней. Потому что, если бы я не попросил за ней приглядеть, то ты бы о ней даже не вспомнил.

Клинт чуть ли не сплюнул эти слова, они растворились в воздухе, сжигая снег гневом.

— Можешь засунуть в задницу свои представления о морали. Я и без тебя знаю, что поступаю недостойно и грязно.

Бартон развернулся и, стараясь не оглядываться, направился к машине, оставляя Роджерса изумлённо смотреть ему вслед.

***

Вещи из номера он забирал с тяжёлым сердцем. С утра ему казалось, что это правильное решение, и в нём бурлил оптимизм. Сейчас же после встречи в Кэпом Клинт сомневался в своей адекватности. Вопреки представлению Ванды, выбор он так и не сделал: он не предпочитал её Лоре и не бросал своих детей, но почему он переезжал к Ванде, Бартон не знал. Просто с ней было спокойно и не так одиноко, как в чёртовой гостинице, где он места себе не находил, будто зверь в клетке. С Вандой он был одновременно и счастлив, и болен. С Лорой ситуация была точно такой же.

Время перевалило за полдень, и уже почти начало темнеть, когда Клинт понял, что возвращаться к Ванде ему страшно. Это как обрывать нить, что связывала его с семьёй, и начинать жить заново, уже с, Бартону жутко не нравилось это слово, любовницей.

Наташа встретила его уютом, горячим чаем и ни граммом осуждения, и Клинт расчувствовался от избытка эмоций. Он сросся с Нат корнями единого дерева, она была его поддержкой и опорой в трудные периоды жизни, она была его боевой подругой, и он её любил. Она молчала, и он молчал, оба молчали, попивая чай и глядя в пустоту. Наташе было нечего сказать, всё увязло в её попытках ему помочь ещё давным-давно, месяцы назад, а он всё успешно проебал, а сейчас задыхался, стараясь выбраться из навалившегося на него дерьма.

Чай был давно выпит, слова высказаны, но боль так и не прошла. Наташа смотрела на него грустно, но совсем не осуждающе, и Клинт видел в её глазах Лору. Она уже не была печальной или злой, она больше не плакала. Бартон чувствовал себя так, будто был на распутье: выберешь Ванду — к Лоре больше не вернёшься, выберешь Лору — к Ванде путь заказан. Был и третий вариант — бросить обеих к чертям и умереть в одиночестве. Но он был слишком труслив для этого.

***

— Ты пропустил школьный спектакль дочери, — Ванда встретила это крайне недружелюбно.

Клинт в ужасе замер, когда девушка ткнула ему в лицо забытым с утра телефоном. Шесть пропущенных от Лилы, два от Лоры и куча гневных сообщений от дочери.

— Чёрт, я совсем запамятовал.

Ванда всё ещё была в его рубашке, не по размеру огромной, небрежно заправленной в джинсы, и глаза у неё были злые и красные от выплаканных слёз.

— Ты любишь свою семью? — поинтересовалась она дрожащим голосом, и Клинт понял, к чему она клонит. Чемоданы у входа хитро посмеивались над ним.

— Безумно.

— И Лору?

Бартон тяжело вздохнул.

— Ты не можешь здесь больше оставаться! Пожалуйста, возвращайся к родным. Уходи к жене, будь счастлив со своими детьми. Ты ведь сам понимаешь, что тебе здесь не место. Что всё, что между нами было, — это ошибка, большая и страшная. Мы прокляты, Клинт, и нам не искупить своей вины, но можно хотя бы попытаться. Я не могу больше так: мне совестно перед Лорой, а как стыдно перед твоими детьми! Я с самого начала боролась со своими чувствами, давила их в себе, пыталась задушить в зародыше, и как я сожалею, что ты ответил мне взаимностью. Я виновата перед тобой, и мне больно, что я испортила тебе жизнь.