Цейтнот

— Я всё хотела спросить, — Ванда устало уселась на подушки, теребя в руках игрушки, что на дерево не уместились. По полу были разбросаны конфетти. — Почему у вас на ферме нет животных? Это же ферма.

Клинт усмехнулся.

— Спустя полгода ты задаёшь этот вопрос? У нас были овцы, но мы их продали за весьма хорошую цену. Тогда это было выгодно. А кур скосила какая-то инфекция. А потом Лора забеременела и было уже не до скота, надо было делать ремонт, да и времени на всё это катастрофически не хватало. Мы собирались снова заняться фермой, когда Нейт подрастёт. Через пару лет, может быть.

Ванда отложила игрушку на диван и пригубила напиток. Ей нравился вкус, сладкий, медовый, он застывал на кончике языка чем-то до дрожи родным и знакомым.

— Ты будешь праздновать Рождество с семьёй?

Клинт задумался, долго не отвечал, поправляя на ёлке и без того идеально развешенные игрушки.

— Я бы хотел на это надеяться. Мы все праздники отмечаем в кругу семьи, все от Дня благодарения до Дня независимости. Но сейчас… всё слишком сложно. Лора злится, ненавидит меня.

— Она не ненавидит тебя.

— Откуда ты можешь знать? — фыркнул Клинт. Он чувствовал себя неловко, сидя на полу, тогда как Ванда возвышалась над ним, коршуном смотря на него с дивана.

— Лора не способна на ненависть. Она добрая.

— Она запустила в меня тарелкой и сказал, что ненавидит. Её можно понять. Я тоже себя ненавижу.

Ванда благоразумно промолчала, лишь вздохнула, глядя на Клинта исподлобья.

— Мы планировали отправиться к моим родителям на каникулы. Они ждали внуков, хотели увидеть Нейта. Я присылал им только фотографии и видео, вживую они его не видели. А сейчас… наверное, Лора не захочет туда поехать. Потому что придётся общаться со мной и при родителях делать вид, что всё хорошо, когда на самом деле всё отвратительно паршиво.

— Извинись перед ней.

— Думаешь, я не пытался?

— Сколько прошло? Что она вообще тебе сказала тогда?

— Полтора месяца. Сказала, что ей нужно время. А оно идёт и идёт, и идёт. Результата нет, она… Я… — Бартон тяжко вздохнул, переводя печальный взгляд на Ванду, у неё внутри всё сжалось. — Не знаю, что можно сказать. Она ненавидит меня, считает, что я предал её, и она права. Я испортил всё, что мы так долго вместе строили. Хочу всё вернуть, но Лора ещё не оправилась. Поэтому я стараюсь не бередить её раны, надеюсь, что всё затянется, а для этого нужно время.

— Если долго ждать, думая, что всё решится само, можно и проморгать момент.

Бартон откинулся на спину.

— Я просто не знаю, как к ней подступиться. Я и прощения просил, и подарки дарил, и извинялся, наверное, уже раз тысячу. И говорить с ней пытался, и объяснить всё, даже письмо написал, потому что Лора отказывалась со мной разговаривать. Очень трудно, когда не знаешь, чем всё это закончится. Боюсь развода, но иногда кажется, что это единственный выход. И я сам ужасаюсь таким мыслям, потому что не знаю, как смогу жить без семьи.

Ванда сползла с дивана на пол и подползла ближе к Клинту. В его волосах запутались конфетти и серебристая мишура, изредка блестя на свету. Девушка прилегла рядом, на весьма приличном расстоянии. Они долго молчали, глядя как темнеет за окном. От выпитого глинтвейна обоих сморило, унесло в лёгкую тёмную даль, покачивая на волнах блаженства.

— Не надо бросать всё на полпути, — заявила Ванда, потягиваясь и разминая затёкшие мышцы. — Когда ты признавался Лоре, чего ты ожидал от неё? Чего хотел? Прощения?

— Хотел, чтобы мне стало легче, потому что не мог больше держать это в себе, — после долгой паузы признался Бартон.

— Эгоистично, — констатировала Ванда слегка заплетающимся языком.

— Да. Я надеялся на прощение, но, по всей видимости, Лора к этому не готова. И я не виню её.

— Если ты хочешь, чтобы она простила тебя, но постарайся доказать ей свою надёжность. Не любовь, а именно надёжность. Уважение. Это самое главное. Можно и не любить, но уважать ты обязан.

Бартон повернул голову к девушке, её лицо оказалось от него довольно далеко, надо было подползти поближе, чтобы стало уж слишком опасно, но он не стал рисковать. Клинт в очередной раз вздохнул.

— Расскажи о своей семье. Я не про Лору и детей, а про родителей. У тебя есть братья или сёстры?

— Старший брат, Барни. Тот ещё придурок, редкостный раздолбай. В детстве всё время надо мной издевался. Я был наивным в силу возраста, а он шалопай, постоянно подбивал меня на шалости, а потом сваливал всю вину на меня. И мне часто доставалось от отца. Как же я бесился! — Клинт засмеялся, и в уголках заблестели слёзы, Ванда улыбнулась. — Он всё уговаривал меня сбежать с ним из дома, говорил, что мы будем кочевать с цирком, выступать, зарабатывать деньги. Будем свободными и счастливыми, а девушки будут валяться в наших ногах. Он так и не женился. Живёт в другом штате, мы почти не общаемся.

— Почему?

— Мы никогда не были близки. Он тот ещё транжира, выпивоха. Он знает, что я не стану помогать ему деньгами, вот и не обращается ко мне за помощью. Но если бы он позвонил и сказал мне «Эй, братишка, выручай», я бы нашёл ему хорошую работу и жильё. Но работать он не собирается, ему нужны лёгкие деньги. А я не поклонник всего этого.

Ванда провела пальцем по цветным бумажкам конфетти, раскиданным по полу, краем глаза наблюдая за Бартоном. Он пялился в потолок. Она любовалась его профилем, казавшимся ей прекрасным.

— Вот у Лоры семья дружная. У неё три старших брата и младшая сестра. У всех дети. А ещё огромная куча кузенов и кузин. Я не очень люблю столь шумные праздники, но, когда мы приезжаем к её родителям на Пасху или Рождество, там всегда невероятно уютно. С каждым из её родственников можно поговорить о чём угодно, и никто тебя никогда ни в чём не упрекнёт. Там невероятно дружественная атмосфера. Я бы, наверное, лучше поехал к ним.

— Так езжай. Что ты делаешь здесь, у меня? Езжай к жене и детям, скажи Лоре, что любишь её, докажи ей это! А не лежи тут пластом, плюя в потолок и заявляя, что боишься развода. Если хочешь вернуть её — действуй!

— Я думаю, что не этого хочу, — подумав, признался Клинт и обернулся к Ванде.

— А чего ты хочешь?

Бартон моргнул, изучая лицо Ванды, она прислонилась щекой к полу и волосы облаком накрыли её плечи. Клинт схватил её за руку и с силой притянул к себе, свитер собрал на себя фантики и хвойные иголки, они больно впились в кожу, и Бартон поцеловал Ванду, позволяя навалиться на себя.

— Ты не можешь любить одну женщину, а целоваться с другой, — кричала Ванда, так и не решаясь произнести это вслух.