Часы затмения

– Ну как...
– сказал я с улыбкой.
– Новый день, новая жизнь, все можно начать - кха!.. сначала.

– Так, - сказал дядя Фима.
– А смысл жизни тут при чем?.. Впрочем, не важно. Все равно ничего внятного ты сейчас не услышишь. Спроси об этом за завтраком. Или даже после... А лучше вообще не спрашивай.

– Ну, так не интересно, - не согласился я.
– Давайте тогда вы у меня спросите.

– О смысле жизни?

Я самодовольно кивнул.

– И ты берешься ответить?

Я повторил кивок.

– Ну, хорошо, - сказал дядя Фима.
– Спрашиваю.

– Смысл жизни...
– начал я торжественно.

– Стоп!
– остановил дядя Фима.
– Позволь-ка я поменяю место дислокации.

– Он перекочевал с подлокотника в кресло, забавно, как наседка, подвигал тазом, потом сказал: - Валяй.

– Смысл жизни...
– повторил я уже менее уверенно.

– Тысяча извинений!
– снова прервал дядя Фима, прикладывая руку к сердцу. Другой рукой он пошарил под собой и извлек пульт от телевизора.
– Нет, ты видал? Впрочем, виноват. Продолжай.

Я покусал губу. Говорить почему-то расхотелось.

– Смысл жизни...
– промямлил я.

– Да-да, слушаю, - подбодрил дядя Фима. Он смотрел на меня с таким преувеличенным вниманием, что не оставалось никаких сомнений - издевается.

– Ладно, проехали, - буркнул я, со стуком опуская гантели на пол.

– Проехали так проехали, - легко согласился дядя Фима.
– Но если что - всегда к твоим услугам.

– Учту. Так что вы хотели?

– Да в общем...
– Дядя Фима нахмурился.
– Забыл, - расстроено сказал он.
– Веришь: забыл!.. А, нет, вспомнил: мама.

– Что - мама?
– спросил я, невольно настораживаясь.

– Завтра будет дома.

Я моргнул. С мамой было связанно какое-то важное, сугубо семейное событие, которое я по известной причине пропустил и которое никак не мог вспомнить.

– Вы хотите накрыть стол к ее приезду?
– предположил я наугад.

– Да, - сказал дядя Фима.

– И пригласить родственников?

– Да.

– И нам надо скинуться?

– Да, да, да, - сказал дядя Фима, удовлетворенно кивая.

– Что ж...
– сказал я, лихорадочно вспоминая, имеется ли у меня наличность.
– Можно.

– Вот и отлично!
– Дядя Фима хлопнул себя по коленям и поднялся.
– Зажарим гуся, затаримся белым винцом - ты как насчет спиртного?
– зажжем свечи в канделябре... О!
– воскликнул он, вскидывая палец.
– Придумал! Она ведь без ума от японской стряпни! Может, закажем ей что-нибудь в индивидуальном порядке? В качестве, так сказать, презента? Какую-нибудь морскую гадину с пересоленным рисом в утробе?

– Можно, - сказал я. Хотя, честно говоря, для меня было новостью, что мама любит японскую кухню. И что это вообще за зверь такой - японская кухня?

– Значит, договорились, - потирая ладони, подытожил дядя Фима.
– Завтра с утра объединяем усилия и дуем на базар. А ближе к вечеру - она приезжает к семи - я утрясу дело насчет ниппонского деликатеса.

Я закатил гантели под кровать и кивнул. Дядя Фима сообщил, что завтрак будет готов через десять минут, и вышел.

Мама, мама, мама, задумчиво проговорил я про себя, но так ничего и не вспомнил, кроме того, что возвращается она, кажется, из санатория... Ладно, не горит. В конце концов, не удивляют же меня приятельские отношения с отчимом. А ведь мы на ножах были, ни о каком "дядь Фиме" и речи не шло... Я обул тапочки и направился в ванную.

На этот раз с зеркалом дело обстояло намного лучше: ни следа битой дворняги - рослый, волевой мужчина с уверенным, в меру порядочным взглядом и мускулистой шеей. Даже двухдневная щетина выглядела как-то... аккуратно, что ли. Я все гадал, кого себе напоминаю, и тут вспомнил папу - того давнишнего, доброго и необыкновенно большого, который, как Зевс-громовержец, гремел откуда-то из-под потолка: "Ну что, симулянт, опять в школу не хочешь?.." Действительно, в зеркале был не кто иной, как Александр Кривомазов версия два точка ноль. Мама, бедная, наверное, ненавидит втихомолку это почти мистическое сходство... Интересно, как он там? Может, тоже, как и я, играет в пятнашки со своим "промежуточным"? А что, было бы логично: наследственность и все такое. Впрочем, не суть важно. Даже если так, и приспичит мне когда-нибудь отыскать его и поговорить по душам, вряд ли это что-нибудь даст. Вероятность того, что ЗАСТАНУ я именно его (то бишь настоящего Александра Кривомазова, а не его зама в лице "промежуточного"), минимальна. А с "промежуточным" папой разговаривать что-то не хочется. Во-первых, это совершенно бессмысленно, так как я по собственному опыту знаю, что "промежуточные" тот еще народец. А во-вторых... достаточно во-первых. Всё! Со своими проблемами надо разбираться, а не чужим сочувствовать.

Справив нужду, я еще раз глянул в зеркало и подумал, что неплохо бы того, побриться. Через минуту с изумлением, переходящим в тихую панику, я обнаружил, что бриться не умею. Совсем. Это было похоже на знакомство дикаря с бензопилой. Я изрезал себе половину лица, шею и даже уши. Думал, что истеку кровью, но, слава богу, обошлось. С отвращением кинув бритву и все прочие инквизиторские принадлежности на полку, я зарекся притрагиваться к ним когда бы то ни было.

Потом я полез в ванну и на собственной шкуре испытал чудо природы под названием "контрастный душ". Как и находка гантелей, отвинчивание холодного крана было поступком скорее интуитивным, чем сознательным. Но я нисколечко не пожалел. То есть сначала пожалел, конечно (точнее, просто заорал басом), но затем понял, успокоился и, возбужденно фыркая в особо интересных моментах, начал получать известное удовольствие.

Контрастный душ, наравне с генеральной уборкой дома, а также гантели-сестрички под кроватью - вот три бесспорные и непреходящие радости, которые я познал, оценил и полюбил. Все-таки в чем-то я прав: есть в этой авантюре и хорошие стороны.

Когда, прибрав постель и одевшись, я появился на кухне, дядя Фима воскликнул:

– Господи, Антон, что с твоим лицом?!

Я промямлил что-то самому себе непонятное и, пряча глаза, уселся за стол.

Завтрак был по-мужски суров: черный кофе с бутербродами. Причем кофе было так мало, что я по старой памяти ощутил жажду, а бутербродов так много, что ими запросто можно было накормить целую роту.

– Сегодня до скольких?
– спросил дядя Фима, уплетая пятый по счету бутерброд.

От этого вопроса в голове у меня что-то сдвинулось. Я вдруг понял, что работаю в той самой автомастерской на Августовских Событий, и начальником у меня мой лучший друг и однокашник Рюрик. И говор у него действительно апломбистый.

– Как обычно, - сказал я.
– Но сейчас мне в другое место.

– Куда?

Я помолчал, потом ответил:

– К врачу.

Дядя Фима, по обыкновению задрав брови к потолку, посмотрел на меня и, видно, что-то такое уловил.

– По венерической части?
– поинтересовался он без задних мыслей.

Я помедлил. Затем отрицательно покачал головой.

Дядя Фима продолжал меня удивлять:

– Что-то... с головой?

Я промолчал, хотя на самом деле хотелось заорать: "Да, с головой, с головой, мать вашу!.."

– Понятно, - сказал дядя Фима и побарабанил пальцами по столу.
– Значит, так. Сейчас звоним одному человеку - он в этом деле дока, - пойдешь к нему. Вы, кстати, должны поладить - он в военкомате обитает, а там недоучки не задерживаются. Знаешь, что такое профессиональное выгорание? Вдобавок человек он свой. Мы с ним по молодости лет за одной и той же девушкой ухаживали.
– Он помолчал.
– Девушка погибла, а мы... вот.