Часы затмения

– Да.

– Были ранения?

– Нет... То есть не тогда, позже.

– Когда?

– Уже после Нового года, в феврале.

– Уточните характер ранения.

– В ноги: открытый перелом правой берцовой, глубокое осколочное на левом бедре.

– Контузии?

– Нет.

– Сколько пробыли в Грозном?

– Не помню... Несколько месяцев.

– Были в плену?

– Что?

– Были ли в плену?

– Нет.

– Участвовали в допросах?

– В каких еще допросах?

– В допросах военнопленных.

– Нет.

– В пытках?

– А это разве не одно и то же?
– полюбопытствовал я, глуповато улыбаясь.

Евгений Кимович перестал писать и, подняв глаза, несколько секунд смотрел на меня без всякого выражения.

– В данном случае - нет, - произнес он и повторил вопрос: - Участвовали в пытках?

Я порывисто встал. Не мог я больше это терпеть. Плевать на первого, у которого бессонница, на второго, у которого гайморит, и в особенности на третьего, которому давно морду не били.

– Вы-и...
– процедил я, сдерживаясь из последних сил, - вы хотя бы слышали, ЧТО я сказал?

Евгений Кимович положил карандаш поперек листка и откинулся назад.

– Слышал, - ответил он.
– И принял к сведению.

У меня вдруг задергалась щека. Я зажал ее пальцами и проговорил чуть ли не плача:

– Я ж объяснил, что воевал всего один-единственный день... точнее - утро. Меня ранило, и на этом война для меня закончилась. Пуф - и я уже в поезде, еду домой и глушу водку, понимаете? То, что вы расспрашиваете, случилось с "промежуточным", не со мной.

– По логике вещей, "промежуточным" являетесь вы, Антон, - невинно заметил Евгений Кимович.

Я пошатнулся. Он прав, мелькнуло в голове. Самое ужасное было то, что он действительно был прав.

– Я - настоящий!
– зашипел я страшным шепотом.
– Я! Не он!

– Понятно, понятно, не кипятитесь, - успокоительно сказал Евгений Кимович.
– Ваша проблема наполовину заключается в том, что вы кипятитесь. Постарайтесь рассуждать трезво. Вот, к примеру, слышали о такой штуке - взгляд на две тысячи ярдов?

– Как?

– Взгляд на две тысячи ярдов, - повторил Евгений Кимович, тщательно выговаривая каждое слово.
– При сильном психологическом напряжении на лице появляется выражение отстраненности, мышцы как бы деревенеют, перестают правильно работать. Есть даже знаменитое фото, один американский репортер снял еще во Вьетнаме...

– Опять!
– вскричал я, срываясь.
– Что вы за человек такой?! Какой Вьетнам? Какое фото? Вы меня вообще слышите?

– А вы меня?
– невозмутимо отозвался Евгений Кимович.

В следующую секунду дверь раскрылась, и в кабинет вошел какой-то рослый тип с ассирийской бородкой.

– Что за шум, а драки нету?
– бодро осведомился он.

Я круто повернулся на каблуках и уже собрался было ответить, но Евгений Кимович оказался быстрее:

– Все в порядке, Андрюша, мы так, репетируем.

– Репетируете, - проговорил Андрюша, глядя на меня исподлобья.
– Что ж, в таком случае на премьеру жду контрамарку.

– Всенепременно, - пообещал Евгений Кимович.
– А пока...

– Понял-понял, - рослый Андрюша отпустил шутливый поклон и исчез.

Евгений Кимович невозмутимо посмотрел на меня.

– Так вот, фото, - сказал он как ни в чем не бывало. (Этот человек непробиваем, обреченно подумал я и упал на стул.) - Было оно у меня где-то, но вот где, я, честно говоря, не помню.
– Он принялся выдвигать и задвигать бесчисленные ящики стола.

– Возможно, даже одолжил кому-то. У меня частенько так случается: одолжу и забываю с концами. Там, на фото, солдат запечатлен прямо после шквального огня. Чудом спасся парень, взгляд очень характерный...

– Евгений Кимович, - сказал я очень тихо и вежливо.
– Не надо, пожалуйста, не издевайтесь. Хоть на секунду включите воображение и представьте, каково мне, если я все же говорю правду.

Евгений Кимович вздохнул.

– Ну, хорошо, - сказал он.
– Ну, допустим... Но сначала проясним одну вещь. Если вы, Антон, рассчитываете таким образом на какие-либо льготы, то вам явно не ко мне. Не обижайтесь, но зубы об меня сломаете.

– Понимаю, понимаю, - закивал я с готовностью.

– Отлично, - сказал Евгений Кимович.
– В таком случае включаю воображение. Итак, я сплю, мне снится человек: он со мной разговаривает. Тема разговора может быть самая разная - от обсуждения погоды до великих социальных преобразований. Я не знаю, что именно скажет мой собеседник, пока он не раскроет рта. Порой он выдает такое, что я прямо-таки поражаюсь уровню его эрудиции. И в то же время я совершенно точно знаю, что это - сон, и приснившегося человека не существует вне сна, а следовательно, он является лишь частью моего воображения. Временно, так сказать, отгороженной частью. Улавливаете?

Я, как болванчик, кивнул.

– Мы раздваиваемся, Антон, - сказал Евгений Кимович.
– Каждую божью ночь, каждый раз, как ложимся на кровать. Сознание двоится и троится, с одной стороны давая мозгу возможность отдохнуть, с другой - не позволяя ему допустить, что тело, которым он заведует, временно умерло. Ведь мозг по большому счету слеп - для него существуют только сигналы нервной системы, которая ночью практически бездействует.

– Вы имеете в виду...

– Нет, - перебил Евгений Кимович, - что бы вы там ни хотели сказать. Я лишь могу допустить - при о-очень большой натяжке, - что у вас неуемное воображение, и вы приняли за реального человека порождение собственного мозга - псевдоиндивидуальность, рожденную сном.

Псевдоиндивидуальность, повторил я про себя. Это слово мне не понравилось.

– Значит...
– проговорил я медленно.

– Значит, то, что вы рассказали, - занимательно и слишком красиво, - сказал Евгений Кимович. Он явно соображал быстрее меня.
– А в науке ничего красивого и занимательного не бывает. По большому счету наука скучна - для неспециалиста.

– Другими словами...

– Другими словами, применяя бритву Оккама, никакого "промежуточного" не существует, а существует ваш сон и неуемное воображение. И тем и другим рекомендую не злоупотреблять. Внушение, знаете ли, сильная штука, и обращаться с ним нужно соответственно. Иначе риск загреметь на Канатчикову дачу стремится к единице.

– Куда загреметь?

– Н-ну, дом хи-хи, дом ха-ха.

– А, дурка.

– У этого учреждения множество названий, и все они в точку. Впрочем, давайте оставим умозрительные спекуляции и поговорим о том, что вам действительно может помочь.

– Погодите, - сказал я, изо всех сил мотая головой.
– Вы только что сказали...

– Я только что ДОПУСТИЛ, - нетерпеливо поправил Евгений Кимович.
– Сказать и допустить - разные вещи. На самом деле я думаю, что все намного проще.