Чипсы

– - Впрочем, про символ аптек ты знаешь, -- вспомнила и Пропана Ивановна.

С Пропаной Ивановной точно что-то не так. Она никогда не называла имён богов, тем более египетских, о статуэтке говорила: колдунья. Видишь: голова змеиная.

Волевая непреклонная Пропана Ивановна сейчас и сама выглядела древней, как Египет. Маленькая скрюченная, с живыми тёмными глазками, крупным мясистым носом... Носогубные складки печально и горестно подёргивались - Пропана Ивановна крепилась, чтобы не заплакать.

– - Аринушка! Там кусочек цикория остался. Заварим?

– - Кстати, он зацвёл.

– - Не может быть!

– - Сама удивляюсь: иду мимо вашего дома и вижу: цветёт.

– - Что-то с климатом...
– - задумалась Пропана Ивановна.

(На самом деле Пропана Ивановна смотрела в корень: сиреневые цветы цикория, зацветшие у нас в июле вместо августа были первым сигналом, что климат меняется. Через месяц началась аномальная жара. )

Я взяла легендарную нержавеющую кастрюльку из лабораторной амуниции бессмертных годов эпохи спутников и первых космонавтов, кинула корешок. Вода забулькала. Корешок цикория задвигался, завертелся -- я уменьшила пламя. Я стояла над плитой, ждала пока пройдёт десять минут и думала: и маме, и Пропане Ивановне я варю-настаиваю чаи, но впервые я варю Пропане Ивановне цикорий. Она всегда цикорий варила сама, подсыпая порошки гвоздики и корицы... Я боялась спросить, где эти порошки - ещё подумает, что я - с глупыми вопросами лезу.

– - Открой сгущёнку!

Я обмерла. Сгущёнку! Пропана Ивановна и - сгущёнку! С молоком цикорий очень вкусен. Но Пропана Ивановна пила разливное молоко фермы "Конкурсный". В Мирошеве у фермерской бочки стоят очереди и в снег и в зной... Папа договорился, чтобы Пропане Ивановне всегда наливали молоко без очереди. Но Пропану Ивановну и так пропустили бы - она же с палочкой... Вдруг я вспомнила. Когда я входила, палки в углу прихожей не было!

– - Что-то захотелось сладкого, жаль конкурсного молока нет, -- улыбнулась жёлтыми зубами Пропана Ивановна.
– Ты, Аринушка, положи мне творожку.

Мы пили цикорий со сгущёнкой. Мне было неудобно не добавлять сгущёнку, когда мой учитель добавляет... Но творог я уж ела чистый, а Пропана Ивановна вбухала и в творог полбанки сгущёнки. Мы молча ели, жадно пили. И я, и она были голодные.

Откинувшись в своём троне и подмигнув змеиной египетской голове, Пропана Ивановна спросила:

– - Папа беспокоится?

– - Беспокоится.

– - Я слышала: он приходил, но я была не в форме. Позвони ему. Успокой.

– - Он приказал в пятнадцать-ноль-ноль.

– - А сейчас?

– - Сейчасунего другие дела.

– - Объясни папочке: я расклеилась... Это бывает. Чем старше, тем чаще элементарные реакции замещения начинают преобладать, пока ты совсем не превратишься в пустоту и не вылетишь в трубу.

– - Пропана Ивановна, не будем об этом!
– попросила я.

Я по-прежнему ненавидела разговоры о смерти. Столько трагедий я знала от папы, столько кошмарных случаев рассказывала мне и мама. Везде была смерть. Она пряталась за крышами старых блочных домов в Иголочке, она не особо таилась и в центре Мирошева, да и в Военном городке. В любую минуту может произойти что угодно: в остановку въедет пьяный водитель, маршрутка перевернётся на шоссе, обдолбанный наркоман, словив глюк, выпадет из окна. Вот и Пропана Ивановна ест сладкое. Мама рассказывала, как на практике в доме престарелых она часто наблюдала, что перед смертью, за неделю, за две на стариков нападал детский жор. Булки, конфеты, сгущёнка... Обычно этим страдали сердечники...

– - Отгадай что случилось?

– - Вас обокрали. Я не вижу палки.

– - Не совсем...

– - Значит... всё-таки обокрали...

– - Только палку и забрали.

– - Напали на улице?

– - Напали, Ариша. Напали.

– - Наркоманы-малолетки?

– - Не наркоманы, Ариша, но враги. Вражьи морды.

– - Сколько их было?

– - Одна. Их было одна. И вот результат... ни с кем не общаюсь... всю неделю... прихожу в себя... Скажи, Арина, ты, когда пришла ко мне в кружок, в младшую группу, выливала на себя аш-хлор?

– - Н-не знаю... Не поняла...

– - На кружкЕ, в моём кружкЕ, не попадало тебе ничего на руку никогда? Реактив, щёлочь, кислота?

– - Так вы же перчатки заставляете надевать!

– - И ты всегда слушалась?

– - Да.

– - Это ты. Но другие не надевают!

– - Не надевают, -- согласилась я.

Перчатки, в которых все юные химики начинали "лабораторить" в кружке у Пропаны Ивановны -- резиновые, прозрачные. Это требование техники безопасности. Зрение у Пропаны Ивановны -- неважное, и она не различает, надеты перчатки или нет. Перчатки - обязательны в младшей группе. Это 9-11лет. Но обычно на третьем году обучения никто их уже не надевает. А некоторые хитрецы игнорируют перчатки почти с самого начала. Попробовал не надеть - Пропана Ивановна не сделала замечание, и всё: больше перчатки не надеваются.

Пропана Ивановна стала рассказывать:

– - В последний свой день нахожусь в лаборантской, клею под вытяжкой отбитую ручку от фарфорового кувшина "РФЗ" сорок девятого года производства, и вдруг - стук. Я не открываю - мне надо, чтобы ручка схватилась. Опять стук, опять, и опять. Я оставила кувшин и пошла открывать. Входит мама одной девочки. Ты их не знаешь, Ариша, это всё новые. В твоё-то время я искала детей. А теперь отбор провожу. Я их и брать-то не хотела в сентябре. По говору слышу: местная, но такая...

– - Необразованная?

– - Да нет. Не скажешь, что тёмная, но неприятная. Скулит, жалуется, что без отца ребёнок... Уговорила, в общем. Девочка у неё тупая, как я с самого начала и предполагала, но не ленивая, работала с увлечением. А ты же знаешь, Арина, самые опасные люди - это увлечённые тупицы. И вот её мать приходит, в мой последний день перед отпуском, ломится в дверь ко мне - доктору химических наук, к профессору, и начинает меня обвинять. Её дочь утащила пробирку с солянкой домой, и проводила опыты. Допроводилась, кинула что-то, думаю всё подряд бросала -- из пробирки - брызги - девочки в лицо. Ну ты понимаешь, Ариша, раствор там не концентрированный, пощипит чуть-чуть и пройдёт. Надо просто сразу под воду. Но мать орёт на меня, понимаешь, благим матом орёт: "Вы - преступница, у меня дочь станет уродом, ей и в глаз попала кислота". Ну ты меня знаешь, у меня разговор короткий: "Не устраивает - уходите, возьмём на ваше место из дополнительного списка", и всё. Но мать не унимается, того и гляди на меня кинется с кулаками. Я уговорила эту ненормальную присесть. Это, Ариша, мне стоило огромных трудов. Оказывается, у девочки упало зрение - мать тычет мне справкой, утверждает, что по моей вине.

– - Так как же по вашей, Пропана Ивановна? Ведь её девочка утащила реактив. Это запрещено!
– возмутилась я.

– - Это мать не беспокоит, Ариша. Она считает, что я обязана детей перед выходом из лаборатории обыскивать.

– - Идиотизм какой-то. Они все тащат. И пробирки и лакмус и алюминий пластинами. Да всё подряд. Она что? На вас заявление подать хочет?

– - Да. Во всяком случае угрожала частью второй. Я не испугалась. Я закон знаю. Арина, разве я подпадаю под вторую часть?!

– - Нет конечно. Вы же не продавали. Вы же не аптека. Да и там в списке - солянка с концентрацией от пятнадцати процентов. Но откуда она знает про двести двадцать восьмую?

– - Она всё знает. Ты слушай дальше, Арина. Я внимательно стала изучать справку. Зрение одинаковое на двух глазах. Миопия слабой степени - минус 0,75.Она и в школе его посадить могла, это зрение. Они же, эти детки, сейчас все экранированные, в смысле - с экранами. Я и спрашиваю: в один глаз попала кислота?". "В один, -- отвечает.
– В левый". "Но зрение то упало на два глаза", -- говорю. Тут она заявляет, что второй глаз и был плохим, с начала учебного года, а этот - подслеп только сейчас. Я говорю: "Ожоги на лице полопались?" Она отвечает: "Полопались, красные пятна, сочатся. Ребёнок без папы. На мне ещё - мама-инвалид. Не дадите денег на лечение и очки, заведу уголовное дело, подпадаете под статью". Мама у неё, слышишь, Арина, инвалид! А я, значит, не инвалид?!