Девятая жизнь кошки. Прелюдия
Шрифт:
Наши тела - натянутые струны канатоходцев. Приближение к краю создает предельное натяжение. Очень важно не перейти грань, ведущую к обрыву. Он резко притягивает меня спиной к себе. Его дыхание покрывает мою шею капельками конденсата. Пальцы обеих рук создают причудливые сплетения с моими. Он выдыхает, я вдыхаю. Пальцы вибрируют. С каждым вздохом дрожь распространяется по телу покалыванием крошечных иголочек.
Откуда изнутри доносится не озвученный мною крик: 'Пожалуйста, пожалуйста, только не нужно подходить к краю!!!'. Я затихаю и выключаю внутренний слух, опускаю рубильник и отсекаю ту комнату, где хранится мешающий мне сейчас опыт. Я ухожу от себя, чтобы сейчас оказаться с ним.
– Тебе нравится?
– шепчет он
– Даааа, - отвечает мое тело. Я молчу. Я не
– У нас осталось пять минут, - его обволакивающий голос противоречит смыслу слов. Он приглашает быть с ним вечно, раствориться в этом только нам принадлежащем моменте и месте. Но я реагирую на смысл. Отшатываюсь от него. В глазах яснеет, я бросаю взгляд на часы.
– Да. Нам пора расставаться, - грустно, но твердо говорю я.
– Уверена?
– он, кажется, удивлен.
– Да. Помоги мне спуститься. Увидимся завтра.
Я буквально бегу к выходу. Как будто я под прицелом телекамер. Как будто невидимый контролер наблюдает за каждым моим шагом. Как будто, не уйди я вовремя, я превращусь в тыкву....
6
Бессонная ночь - наказание за мое бегство. Время, которое не ощущалось рядом с ним, вступает в свои права. Пять минут, тянущиеся словно час. Мне сложно дышать. Сердце выпрыгивает из груди. Но мне нужно, обязательно нужно уснуть. Ведь завтра важно быть в форме. Черные опухшие глаза могут разрушить всю прелесть этого безумства. Я пытаюсь читать. Некоторые книги - восхитительное средство от бессонницы. Но взгляд бороздит строчки, не находя в них смысла, и при этом остается бодрым. Я пью ромашковый чай. Я считаю овец. И даже пою себе колыбельную про верблюдов.
'Шел один верблюд, шел второй верблюд, шел целый караван верблюдов', - мамин теплый, как парное молоко голос, окутывает меня словно пуховое одеяло в морозный день. Каждая строчка делает все мягче и объемнее то облако, на котором я плыву по небу. Сон подбирается очень медленно, я боюсь подпускать его к себе, но ниточка маминого голоса обещает мне, что это не навсегда. Что я могу ухватиться за нее крепко-крепко и спуститься с этого облака, когда пожелаю. Что я не останусь здесь в одиночестве навеки. Я верю ее голосу - он для меня главная и единственная связь с твердостью земли.
И вот уже вокруг моего облака сгрудились маленькие облачка - целый караван верблюдов. И вот уже я тоже верблюжонок в этом караване. И мы все вместе идем неведомо куда, ведомые маминым голосом.
Но даже это сейчас не помогает! Как будто девочки, которая засыпала под эту колыбельную, нет сейчас со мной. Нет внутри меня. Но мне все равно, потому что будет завтра. Завтра - это все, что сейчас меня волнует. Я сажусь за компьютер и читаю запоем темы женского форума, так недавно казавшиеся мне верхом глупости и абсурда. Я проглатываю чужие сомнения, чужие чувства, чужую решимость и чужую обреченность. Наполняюсь ими, и спускаюсь с небес на землю: 'все мужики козлы'. Мысли о том, что же будет завтра, разбухают до мыслей, а что дальше? Все снова пройдет. Я снова останусь одна, но уже растравленная надеждой близости. Зачем мне это? Сегодня я чуть не потеряла контроль, я чуть не лишилась чувства времени. Я чуть не нарушила правила этой чудовищной игры! Пусть они писаны не мной, но я обязалась их соблюдать. Я уже не совсем я, если мне сложно уследить за такими элементарными вещами.
Все мое тело дрожит. Я смертельно напугана. Слезы льются градом. Дыхание перехватывает от рыданий. Никто, никто не в силах мне помочь!! Теперь я снова теряю контроль над собой, над своими переживаниями. Хорошо, что этого никто не видит... Распухшая от слез я все-таки оказываюсь на облаке. Но оно черное, в черном беззвездном небе.
7
Будильник врывается в мой ад, и вытягивает меня из него за волосы. В реальность. Сейчас непонятно, что из этого страшнее. Иду в ванную, стараясь не смотреть на свое отражение. Автоматически чищу зубы, автоматически умываюсь. Завтракать мне не хочется.
От него нет
ни слова. Еще рано, но я разочарована. Мне сейчас не хватает любой связи с ним. Вернее, свидетельства, что эта связь не утрачена.На работу я уже опоздала, но не могу заставить себя ускориться. Даже всегда бодрящая меня ходьба выходит какой-то неуклюжей. Ощущение, что к ногами привязаны гири. Я сдаюсь в борьбе с собой и вызываю такси. Город еще не успел увязнуть в пробках. Для многих жителей продолжается лето, последние дни которого они смакуют вдали от места своего проживания. Я прихожу вовремя. Надеюсь, хотя бы здесь я укроюсь от своих мыслей. Он по-прежнему молчит.
Оказывается, в моем отделе сегодня проходит ревизия. Эта информация затерялась в недрах моих совершенно иных переживаний, но сейчас раздается как спасение. Ревизия требует полнейшей моей включенности. Тринадцать часов. Обед. Пустой экран телефона резонирует с моей пустотой болевой пульсацией. Кое-как запихиваю в себя безвкусную еду, и вновь погружаюсь в рабочую ситуацию. Мы управились за час до окончания рабочего дня, хотя часто этот процесс затягивается до ночи. Телефон все также безжизненен. Я тупо смотрю на его клавиатуру и мысленно печатаю: 'Прости, что вчера так быстро убежала, я не уследила за временем. Где мы сегодня встретимся?' Вполне естественные слова. Но я не в силах вынести их вовне и отправить ему. Я жду его инициативы. Ждать - это то, что я умею очень хорошо, неважно какой ценой. Первый шаг - это то, что мне совершенно недоступно.
17-58...
– Привет! Пойдем сегодня в кино?
– слезы струятся по моим щекам от смеси облегчения, стыда, радости и тающего напряжения.
– Привет. Прости, что вчера так быстро убежала.
– Прости мало
– А чего ты хочешь?
– Я подумаю)) Так идем в кино?
– Да. Во сколько?
– В 22-00
Я понимаю, что скорее всего усну прямо в кинозале, но значит так тому и быть. Отказывать сейчас не в моем праве.
– Хорошо. А где встретимся?
– Давай не будем нарушать традицию. В парке)
– Ок. А сколько длится фильм?
– Боишься, что больше 2 часов?)))
– Да((
– Ты никогда не нарушала правила?
– Не знаю. Не в такой ситуации
– Если и дольше, то потом пойдут вторые сутки....
– Точно. Ок. Я приду без пятнадцати.
У меня есть время подремать хотя бы час дома. Ну или как минимум замазать свое утомленное лицо косметикой. Ноги все еще не слушаются меня, и я снова спешу. Вновь вызываю такси. За рулем женщина. Ее мимолетный взгляд кажется мне презрительным. Я вжимаюсь в кресло, стискиваю зубы, чтобы снова не расплакаться, и слежу за сменяющимися на счетчике цифрами.
Как только я пересекаю границу квартиры, слезы лавиной обрушиваются с моих ресниц. Также, как и ночью вскоре я погружаюсь в черное забытье. Трезвонит телефон. Я мычу в трубку, плохо осознавая реальность. Его насмешливый голос струится холодным душем.
– И где та леди, всегда соблюдающая правила?
– Ой!
– я теряю дар речи, хотя мое сознание неимоверно ясно. На часах 22-22.
– Я проспала!
Двойка стала роковой для меня цифрой, когда я появилась на свет второго числа в два часа ночи. Первый ребенок в городе в эти сутки. Первый ребенок в семье. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять: чтобы оставаться первой, мне нужно быть второй. Второй рассказывать стихи в классе. Второй выходить отвечать на экзамены. Второй выходить танцевать медленный танец с тем мальчиком, который мне нравится. На фоне тех смельчаков, которые пытались быть первыми, я всегда выигрывала. Мне необходимо было сравнение, потому что я никогда не чувствовала себя единственной, уникальной, особенной. Чтобы иметь право быть, мне нужно было быть лучше кого-то. Я никогда не бросала взгляд на часы в 11-11, даже если была дома, но 22-22 было тем временем, которое всегда попадалось мне на глаза. А еще вторые номера домов, двойки в автомобильных номерных знаках, я ездила домой из школы на втором автобусе, и почти всю жизнь жила на втором этаже с двумя квартирами на площадке. Молния часто 'била' в меня по два раза. Получив один удар, я привычно ждала второго.