Девятая жизнь кошки. Прелюдия

Приехав сюда, я смогла вытравить 'два' из себя. Так мне казалось. Сейчас все возвращается на круги своя.

– И что мы будем делать? В сутках осталось меньше необходимого времени, - он хохочет в голос, и я присоединяюсь в нему. Его смех саркастичен, мой истеричен.
– Эй, я уже боюсь за тебя! Диктуй адрес, я больше не доверяю твоим словам. Теперь за временем следить буду я.
– Хохот замирает, сменяясь мурашками. Я открываю ему свое местонахождение, я передаю ответственность в его руки.

– Я тебя жду, - мой голос звучит очень покорно.

– Буду через двадцать минут. Возможно, не один.

– Чтооооо?!
– он кладет трубку.

Я бегу в ванную, вода сейчас необходима мне, как воздух. Горячая вода смывает мой стыд, а холодная - следы горя. Через десять минут контрастного душа я полна энергии, и возмущения. 'Что значит, не один??' Переодеваюсь и прихорашиваюсь. Решаю, что просто не впущу его в квартиру, если он будет с кем-то, но выйду сама, встретиться то мы обязаны.

Он предельно точен. На часах 22-42, когда раздается трель звонка. Я поворачиваю ключ. Он легонько отталкивает меня и входит внутрь, не дожидаясь приглашения. Протягивает мне увесистый пакет: 'я думаю, вдвоем нам будет сложно, а втроем с ним куда лучше'. Внутри литровая бутылка мартини.

– Ну ты и провокатор!
– расслаблено выдыхаю я

– Ага, и ты меня еще совсем не знаешь.

– Пойду засуну ее в морозилку. Не люблю теплый вермут.

– Теплых людей ты пока тоже не жалуешь, - иронизирует он. А я воспринимаю это как вызов.

– Интересно, а как вообще жалуют людей?

– Ну для начала усади, накорми, напои, да только в печь не сажай. А там и поговорим.

– Будет сделано, - я делаю нелепый поклон, - и уношусь на кухню.

Хлопает дверь морозилки, звенит посуда. Одинокая тишина наполняется красками жизни. Режу сыр, ломаю шоколад, тщательно, до блеска, натираю бокалы. Кажется, я как маленький ребенок, начинаю путать день и ночь. Сейчас утро, и неважно, что за окном бесконечная тьма.

А. входит в кухню и тело вновь предает меня, покрываясь прилипчивыми мурашками. Я стою перед мойкой и со всех сил тру ее губкой. Он подходит, и мой движения ускоряются и усиливаются.

– Начнем с оборванной точки?

– Нет!
– я резко разворачиваюсь и наши глаза встречаются. Мои мечут молнии.
– Давай поговорим...

– Как скажешь, - он отстранятся и садится за стол.

– Подождем пока мартини остынет?

– Мне можешь налить и теплого.

Я достаю бутылку, наполняю его бокал до краев, а себе лью на донышко. Сейчас я напротив его, и вся моя поза говорит о готовности к обороне.

– Я вот думаю, ты ведь все равно уже нарушила правила, да?

– Да, хотя я могу все объяснить!!

– Я читал контракт, объяснения не имеют значения. И штраф, мне кажется, тебе не по карману.

– И?

– Я хочу, чтобы ты их нарушила еще раз, - он пристально смотрит мне в глаза.

– ????

– Сегодня четверг, воскресенье - день отчетов, а в понедельник мы уедем на пять дней, почти на неделю. Вернемся вечером в пятницу. Придумаем легенду. Никто ничего не узнает.
– я забываю вдохнуть. Начинаю ехидно улыбаться

– В отличие от некоторых, я работаю. Отпуск только через два месяца.

– Я знаю, где можно достать больничный лист.

– Никуда я с тобой не поеду! Мы знакомы несколько дней! Ты сумасшедший?

– Почему? Чего ты боишься?

– Ничего. Это не в моих правилах, отправляться куда-то с незнакомцем.

– У нас еще два дня, чтобы познакомиться, правильная ты моя. Например, сегодня я намерен остаться здесь до утра. Можешь спрашивать, что угодно. Отвечу честно.

– Ты ненормальный! Ты слишком молод! Играешь с жизнью в лотерею!! Зачем тебе я?! Адреналин? Интересный опыт? Похвастаться друзьям? Зачееем? Что будет потом?
– я начинаю кричать, слезы снова выступают на глазах, подбородок начинает дрожать, голос срывается

– Да, - отвечает он, становясь очень серьезным.
– Я играю в жизнь. А ты от нее бежишь, ведь так? Вот и побежали со мной! Какая разница, куда бежать? С кем?

Он соединяет наши бокалы, они не звенят, но немного вермута разливается на стол. Он почти залпом выпивает свой бокал, а я хватаю тряпку, устранять неряшливость. Он отправляется к морозилке. Наполняет сначала мой, а потом свой почти потерявшим запах напитком. Опускает палец в свой бокал и мягко проводит по моим губам. Холодный мартини, теплый палец и горячие губы.

Весь гнев отпускает меня, как будто лопнул перекачанный шарик, повис тряпочкой, и теперь может поместиться в любой, даже самый маленький полезный горшочек. Я не в силах больше сопротивляться своему телу, говорящему будь, что будет. Его резким, но таким правдивым словам. И я бросаюсь навстречу его движению ко мне. Пускай я вновь рискую напороться на нож, но быть может меня ждет спокойная равнинная река с илистым днем. Хотя в его случае это маловероятно.

Я цежу свое мартини, глядя в бокал, робко поднимаю глаза и соглашаюсь.....

Каким-то фоном звучат вопросы, куда мы поедем, сколько это стоит, кто платит, что брать с собой, но все это не имеет сейчас никакого значения. Я наливаю еще, и еще. Зажмуриваюсь, и целую его. Терпко-сладкий вкус мартини соединяется с его вкусом. И я хотела бы и его сейчас выпить до дна, я бы хотела не останавливать себя, не пытаться казаться приличной, не вспоминать о нашей разнице в возрасте. Шарик лопнул, но его потерявшая форму оболочка все еще имеет незримую власть надо мной.

И лишь, когда он отзывается на мой поцелуй, его губы оживляют его руки, и он подается ко мне всем собой, шарик ненадолго оказывается в полезном горшочке, наполненном медом. Надежно удерживаемым его тягучей приторной сладостью.

8

– Тебе покажется странным то, что я скажу тебе, но это правда, - из полусонной неги меня выводит его настойчивое бормотание

– Что именно?
– я поворачиваюсь к нему лицом и внимательно смотрю.

– У меня это было впервые, - буквально выпаливает он, и закусывает губу. Мои глаза расширяются, кружится хоровод мыслей возвращающегося контроля.

– Почему так?
– только и могу выдавить я. Я одновременно и верю, не верю ему. За показной уверенностью, которую он демонстрировал, на самом деле часто скрывается тщательная репетиция. Но в то же время в нем не остается ничего мальчишеского, кроме внешности, в нему чувствуются опора и уверенность. Он был мужчиной.