Динамитчик. Самые новые арабские ночи принца Флоризеля

– Ваш счёт вам принесут нынче вечером, а завтра, сударыня, извольте покинуть моё заведение. Будьте любезны, – добавила она, – выплатить мне всё, что вы должны, поскольку, если я недосчитаюсь хотя бы фартинга, ваши ящики останутся здесь и не сдвинутся с места.

Я была потрясена её дерзостью, но, поскольку мне следовало содержание за три месяца, я пропустила её угрозу мимо ушей. В тот же день, когда я выходила от стряпчего, держа в руках бумажный пакет со всеми своими денежными средствами, со мной произошёл один из тех случаев, которые иногда принято называть судьбоносными. Контора стряпчего располагалась на улице, начинавшейся у Стрэнда и заканчивавшейся у решётчатого парапета над Темзой. Выйдя на улицу, я заметила, как мне навстречу шла мачеха, несомненно направлявшаяся в ту же самую контору, откуда я только что вышла. Её сопровождала служанка, чьё лицо было мне незнакомо, однако физиономию мачехи я помнила слишком хорошо, и один её вид вызывал у меня искреннее возмущение и негодование. Бежать было некуда. Мне не оставалось ничего другого, как отступить к парапету, притворившись, что я любуюсь плывущими по реке судами или строениями на другом берегу Темзы.

Так я стояла, стараясь справиться с переполнявшими меня чувствами, когда позади меня раздался чей-то голос. Это оказалась служанка моей мачехи, которую её хозяйка оставила ждать на улице, пока она обсуждала дела со стряпчим. Девушка не знала, кто я, и мне нельзя было упускать столь блестящую возможность, так что вскоре я услышала все свежие новости и сплетни о своём доме и приходе отца. Меня нисколько не удивило, что эта особа боялась и ненавидела своих хозяев, и всё же мне было неприятно слышать, в каких выражениях она о них отзывалась, и я с трудом сдерживалась, чтобы не одернуть её. Однако я выслушала всё сказанное ею, молчаливо кивая, поскольку умею владеть собой, и на том бы мы и расстались, если бы она вдруг не разразилась бранью в адрес сбежавшей дочери священника и не пересказала бы донельзя извращённую историю её бегства. По складу характера я не из тех, кто стерпит хулу в свой адрес. Если мне не изменяет память, я резко взмахнула рукой, чтобы выразить своё негодование, и в результате пакет выскользнул из моих пальцев, на мгновение мелькнул между прутьями решётки и упал в реку. На какой-то миг я окаменела, а затем, осознав иронию судьбы, громко расхохоталась. Я всё ещё смеялась, когда моя мачеха вышла из конторы стряпчего, и служанка, явно сочтя меня сумасшедшей, ринулась к ней. Я же не осознала всей серьёзности своего положения, пока снова не явилась к стряпчему и не попросила выплатить следующую долю содержания авансом. Его ответ окончательно отрезвил меня, поскольку являл собой твёрдый отказ. Мне пришлось умолять его со слезами на глазах, и тогда он согласился ссудить мне десять фунтов из собственного кармана.

– Я человек небогатый, – подчеркнул он, – и вам не следует ждать благодеяний с моей стороны.

Хозяйка поджидала меня у дверей моей комнаты.

– Вот счёт, сударыня, – сказала она, сделав нарочито низкий книксен. – Угодно ли вам оплатить его сейчас?

– Вам заплатят, сударыня, – ответила я. – Утром, как и положено.

И взяла у неё бумагу, сделав рукой величественный жест, хотя внутри я вся дрожала.

Едва взглянув на счёт, я поняла, что пропала. Я была стеснена в средствах и позволила своему долгу накапливаться. Теперь он достиг суммы, которую я никогда не забуду: двенадцать фунтов, тринадцать шиллингов и четыре с половиной пенса. Весь вечер я просидела у камина, обдумывая создавшееся положение. Счёт оплатить я не могла, хозяйка не позволит мне вынести коробки; и как же мне искать новое пристанище без вещей и без денег? Если я не найду хоть какого-то выхода, то мне придётся как-то прожить три месяца без крыши над головой и без гроша в кармане. Неудивительно, что я решила немедленно бежать. Но даже тут я столкнулась с непреодолимой трудностью, поскольку, сложив вещи в ящики, я обнаружила, что не могу сдвинуть их с места, не говоря уже о том, чтобы куда-то их нести.

Ни секунды не колеблясь, я приняла решение. Надев шаль и шляпку, я закрыла лицо густой вуалью и тайком выскользнула на улицы большого города, где каждого из нас может подстерегать опасность или же поджидать нечаянная удача. Был уже поздний вечер, погода стояла дождливая и ветреная, так что кроме полицейских мне навстречу попадались лишь редкие прохожие. Полисменов, в силу моего тогдашнего положения, я старалась избегать, и, завидя их движущиеся фонари, я тотчас же переходила на другую сторону улицы, ища обходные пути. Изредка мне попадались прогуливавшиеся по тротуарам падшие женщины или подвыпившие молодые люди, в тёмных закоулках шныряли бандиты и налётчики, подстерегая очередную жертву. Я уже начала отчаиваться, поскольку не видела никого, к кому я могла бы обратиться за помощью в своём бедственном положении.

И вот наконец на перекрёстке я буквально налетела на человека, который сразу показался мне джентльменом. Всё в нём дышало атмосферой богатства и благополучия – от изящного пальто с меховым подбоем до ароматной сигары во рту. Несмотря на то что моё лицо почти утратило красоту, я всё же сохранила (или пытаюсь уверить себя в этом) лёгкость и изящество фигуры, присущие молодости. Даже несмотря на густую вуаль, я заметила, что мой внешний вид произвёл на джентльмена сильнейшее впечатление, и это лишь придало мне сил.

– Сударь, – произнесла я, запыхавшись, – может ли вам довериться благородная дама?

– Что ж, милочка, – ответил он, вынув сигару изо рта, – это зависит от обстоятельств. Если вы соблаговолите приподнять вуаль…

– Сударь, – перебила я его, – будем же откровенны. Я прошу вас о помощи как джентльмена, но не могу предложить ничего взамен.

– Весьма откровенно, – согласился он, – но едва ли заманчиво. А о какого рода помощи идёт речь, позвольте узнать?

Однако я отдавала себе отчёт в том, что не в моих интересах рассказать ему всё в короткой беседе.

– Если вам будет угодно проводить меня к дому неподалёку отсюда, вы сами всё увидите, – ответила я.

Он посмотрел на меня испытывающим взглядом, а затем выбросил сигару, не выкуренную даже на четверть.

– Ну что ж, идёмте, – согласился он и галантно предложил мне руку.

У меня хватило ума опереться на неё и растянуть наш путь до пансиона как можно дольше, чтобы по дороге завязать разговор, который со всей очевидностью убедил бы его в том, что я принадлежу к благородному сословию. К тому моменту, когда мы дошли до дверей пансиона, я была уверена в том, что сумела доказать ему искренность своих намерений. Прежде чем повернуть в замке запасной ключ, я попросила его понизить голос и ступать как можно тише. Он согласно кивнул, после чего я провела его в коридор, а затем в свою комнату, которая, по счастью, располагалась рядом с входной дверью.

– Ну-с, – произнёс он, когда я дрожащими пальцами зажигала свечу, – и что это всё значит?

– Я бы хотела, чтобы вы, – ответила я, с трудом выговаривая слова, – помогли мне вынести эти ящики и чтобы об этом никто не знал.

Он взял у меня свечу.

– А я бы хотел увидеть ваше лицо, – сказал он.

Ни слова не говоря, я откинула вуаль и посмотрела со всей решительностью, на которую только была способна. Несколько мгновений он разглядывал моё лицо, держа в руке свечу.

– Ну хорошо, – сказал он наконец. – И куда вы хотите их отвезти?

Я поняла, что добилась своего, и с лёгкой дрожью в голосе ответила:

– Я думала, мы сможем донести их до угла Юстон-Роуд, где даже в столь поздний час нам удастся найти кэб.

– Очень хорошо, – кивнул он и тотчас же взвалил самый тяжёлый сундук на плечо. Взявшись за ручку второго ящика, он жестом попросил меня взяться с другого конца.

В такой «сцепке» мы выбрались из пансиона и без приключений дошли почти до угла Юстон-Роуд. Остановившись у дома, в окнах которого ещё горел свет, мой спутник сказал:

– Давайте поставим здесь сундуки, а сами пойдём на перекрёсток и поищем кэб. Таким образом, мы сможем следить, чтобы их не украли, и не представлять собой весьма подозрительную сцену – молодой человек, юная дама и груда вещей, выброшенных посреди ночи на лондонскую улицу.

Так мы и сделали, и дальнейший ход событий подтвердил его правоту. Задолго до того, как появился кэб, словно из-под земли возник полисмен, осветил нас фонарём и занял выжидательную позицию на пороге дома.

– Что-то кэбов не видно, констебль, – произнёс мой рыцарь с напускной весёлостью.

Однако ответ блюстителя порядка не отличался учтивостью. Что же до сигары, весьма неосмотрительно предложенной моим спутником, то констебль наотрез отказался от неё, даже не поблагодарив. Молодой человек посмотрел на меня встревоженным взглядом, и мы остались стоять на кромке тротуара под проливным дождём, в то время как полисмен продолжал молча наблюдать за нами.

Наконец после долгого, почти бесконечного ожидания вдали показалась извозчичья карета, и мой спутник тотчас же замахал руками.