Динамитчик. Самые новые арабские ночи принца Флоризеля

– Сюда, сюда! – прокричал он. – У нас там ещё багаж!

И тут наши мытарства достигли апогея, поскольку, когда констебль увидел мои стоявшие под дождём сундуки, его подозрения переросли в уверенность, что имеет место преступное деяние. Свет в доме не горел, вся улица была погружена во тьму, и совершенно нечем было объяснить наличие двух оставленных без присмотра сундуков. Едва ли двое ни в чём не повинных людей оказывались в столь щекотливой ситуации.

– Откуда взялись эти вещи? – спросил полисмен, осветив фонарём лицо моего спутника.

– Ну, разумеется, из того дома, – ответил молодой джентльмен, торопливо взваливая на плечо один из сундуков.

Констебль присвистнул и посмотрел на тёмные окна. Затем он направился к двери с явным намерением постучаться, что могло бы нас окончательно подбить. Однако, заметив, что мы торопливо идём по улице с тяжёлой ношей, он, очевидно, передумал и последовал за нами.

– Бога ради, – хрипло прошептал мой спутник, – скажите, куда нам ехать.

– Куда-нибудь, – тоскливо ответила я. – Понятия не имею. Куда угодно.

И вот тогда, когда сундуки погрузили, а я уже сидела в кэбе, мой спаситель отчётливо произнёс адрес дома, где мы сейчас находимся. Я заметила, как лицо констебля выразило глубочайшее изумление. Он совсем не ожидал услышать название этого тихого аристократического района. Тем не менее он записал номер кэба и прошептал на ухо кучеру несколько слов.

– Что он мог ему сказать? – выдохнула я, как только повозка тронулась.

– Вполне могу себе представить, – ответил мой рыцарь. – Уверяю вас, что теперь нам придётся ехать по названному мной адресу, поскольку если мы попытаемся изменить маршрут, то кучер повезёт нас прямиком в полицейский участок. Позвольте выразить восхищение вашей выдержкой и хладнокровием, – добавил он. – Я, признаться, перепугался до смерти.

Однако мои выдержка и хладнокровие, которые он, безусловно, переоценил, были практически на исходе, и каждое слово давалось мне с трудом. Поэтому почти весь путь мы молчали. По прибытии на место молодой джентльмен вышел из кэба, с хозяйским видом открыл дверь особняка, велел кучеру внести сундуки в прихожую, после чего отпустил его, вручив щедрые чаевые. Затем он проводил меня в столовую, которая выглядела почти так же, как теперь, но несла на себе некий неуловимый отпечаток холостяцкого быта, и поспешил налить мне бокал вина с настоятельной просьбой выпить его. Как только я вновь обрела дар речи, я вскрикнула:

– Боже праведный, где я?

Он ответил, что я у него дома, чему он несказанно рад, и мне прежде всего необходимо хорошенько отдохнуть и прийти в себя. С этими словами он предложил мне ещё один бокал вина, который оказался очень кстати, потому что силы мои были на исходе и я находилась на грани истерики. Затем он расположился у камина, раскурил сигару и некоторое время с любопытством разглядывал меня, не произнося при этом ни слова.

– Ну-с, – произнёс он наконец, – теперь, когда вы немного пришли в себя, будьте столь любезны поведать мне, соучастником какого преступления я стал? Вы убийца, контрабандистка, воровка или всего лишь безобидная и домашняя ночная бабочка?

Я уже успела испытать довольно сильное потрясение от того, что он закурил, не спросив разрешения, поскольку не забыла, как он выбросил сигару, когда мы только встретились. Теперь же, услышав прямые оскорбления в свой адрес, я решила во что бы то ни стало изменить его мнение о себе. Начав на несколько пафосной ноте, но вскоре сменив её на свой привычный весёлый и жизнерадостный тон, я вкратце рассказала ему историю своей жизни, а также обстоятельства своего бегства и последовавших за ним несчастий. Он слушал меня не перебивая, мрачно покуривая сигару.

– Мисс Феншоу, – произнёс он, когда я закончила, – вы очень забавное и в высшей степени очаровательное создание. Мне не остаётся ничего другого, как завтра утром отправиться в пансион и выполнить требования вашей хозяйки.

– Вы весьма странно трактуете моё доверительное отношение к вам, – вспыхнула я. – Ведь если у вас сложилось хоть какое-то суждение касательно моего характера, вы должны понимать, что я ни в коем случае не возьму у вас ни гроша.

– Не сомневаюсь, что ваша хозяйка окажется куда менее щепетильной, – ответил он. – К тому же я нисколько не стану утруждать себя пылкими уговорами в ваш адрес. Мне бы хотелось, чтобы вы отнеслись к моим словам критично и вместе с тем снисходительно. Меня зовут Генри Лаксмор, я средний сын лорда Саутварка. Мой доход составляет девять тысяч фунтов в год, в дополнение к нему я владею особняком, в котором мы находимся, а также семью виллами в лучших районах города. Полагаю, что внешне я не совсем отвратителен, что же до моего характера, то вы уже видели меня в «деле». Я считаю вас самым дивным созданием на земле, и не мне говорить вам, что вы потрясающе красивы. Мне больше нечего добавить, кроме того, что, как бы глупо это ни звучало, я по уши в вас влюбился.

– Сударь, – сказала я, – превратные оценки отнюдь не новость для меня. Однако смею надеяться, что именно сей факт оградит меня от оскорблений, в то время как я пользуюсь вашим гостеприимством.

– Прошу прощения, – произнёс он. – Позвольте сказать прямо: я предлагаю вам руку и сердце.

С этими словами он откинулся на спинку кресла и затянулся сигарой.

Признаюсь, подобное предложение привело меня в замешательство не только своей неожиданностью, но и предельной лаконичностью. Однако этот господин прекрасно знал, как добиваться своего, поскольку он не только был хорош собой – его спокойствие и хладнокровие придавали ему неповторимое очарование. Всё кончилось тем, что через две недели я стала женой достопочтенного Генри Лаксмора.

Почти двадцать лет я жила тихой и спокойной жизнью. У Генри имелись свои слабости; пару раз он довёл меня до того, что мне пришлось сбежать от него, но ненадолго. Хотя его характер и отличался некоторой импульсивностью, в целом он оставался благодушным и покладистым человеком, и я искренне любила его таким, каков он был, – со всеми изъянами и недостатками. И вот наконец он оставил меня. Сколь же велика сила самообмана и сколь непредсказуемы капризы умирающих, что на смертном одре он объявил, что прощает мне все мои дикие причуды!

Истинным залогом нашего супружества стала дочь Клара. В ней, разумеется, нашли отражение некоторые недостатки её отца, однако в целом, если меня не обманывает мой пристрастный взор, она унаследовала мой характер, и её можно назвать моим отражением. Со своей стороны, что бы обо мне ни говорили, я была образцовой матерью. Таким образом, её будущее виделось весьма многообещающим, и в отношениях с дочерью я искренне надеялась на уравновешенность и взаимопонимание. Но не тут-то было. Вы не поверите, если я скажу вам, что она сбежала из дома, но именно это и произошло. Её обуяли какие-то идеи освобождения угнетённых народов – ирландцев, поляков и прочих. Если вам повстречается юная дама (должна сказать, необычайной красоты) по фамилии Лаксмор, Лейк или Фонбланк (эти три псевдонима мне доподлинно известны), передайте ей от меня, что я прощаю ей её жестокосердие. Хотя я и не желаю её видеть, я в любой момент готова назначить ей достойное содержание.

После смерти мистера Лаксмора я пыталась отвлечься, целиком погрузившись в ведение его дел. По-моему, я упомянула семь особняков, которые, помимо этого, являлись частью состояния моего покойного мужа. Для меня они стали бесполезной и разорительной обузой. Жадность арендаторов, жульничество стряпчих и полная некомпетентность судей привели к тому, что эти владения стали для меня сущим проклятием. Не успела я как следует разобраться в делах и вникнуть в тонкости, как столкнулась со столь многочисленными подлогами и столь неприкрытой грубостью, что мне пришлось ввязаться в долгую череду судебных тяжб. Некоторые из них остаются неразрешёнными и по сей день. Вы, наверное, уже вспомнили моё имя. Да, я та самая миссис Лаксмор из судебной хроники. Странная, однако, судьба выпала мне; ведь я всегда жаждала покоя. Но я в то же время отношусь к тому типу людей, кто, начав какое-то дело, непременно доводит его до конца, чего бы это ни стоило. С чем мне только не пришлось столкнуться: с высокомерием и неблагодарностью своих адвокатов, с упрямством и неуступчивостью оппонентов. Что же до судов, то там царили любезность и учтивость. Однако же в храмах Фемиды и слыхом не слыхивали о беспристрастности, знании законов и стремлении к справедливости, которых мы вправе ожидать от судей, представителей самого уважаемого сословия. И всё же, несмотря ни на что, я не оставляла попыток добиться правды.