Динамитчик. Самые новые арабские ночи принца Флоризеля

С этими мыслями он достал несколько листов бумаги самого большого формата и со всем старанием начал рисовать плакат, который бы бросался в глаза и в то же время взывал к воображению увидевшего его. Тщательно подобранные цвета, со вкусом составленный текст и реалистичное оформление должны были нарисовать будущему обитателю картину жизни, которая ждёт его в этом храме наслаждений. Именно эти элементы, по мнению Сомерсета, должны присутствовать в объявлении. С одной стороны, он мог изобразить домашний уют в виде камина, белокурых купидонов и чайного сервиза. С другой же стороны, вполне возможным представлялось (и именно к этому тяготела его муза) расширить рамки домоседства и нарисовать картину магометанского рая. Пока художник колебался между двумя «концепциями», он в конечном счёте воплотил в красках оба варианта. После долгих терзаний он понял, что не может пожертвовать одним из творений в пользу другого. Поэтому он решил вывешивать их в разные дни. «В таком случае, – подумал он, – я обращусь сразу ко всем слоям общества».

Бросив монетку, он решил последний вопрос, и судьба благоволила более красочному холсту, который и появился в окне особняка. Картина представляла собой буйство фантазии в сочетании с изысканным текстом и манящей гаммой красок. Всё несовершенство техники письма вполне можно было объявить авторским стилем. После того как он взглянул на своё творение с любимой точки обзора у садовой ограды, художник испытал прилив вдохновения.

– Я упустил один важный момент! – воскликнул он. – Когда я внесу его в композицию, этот холст станет моим первым выставочным экземпляром!

Судьба не оценила по достоинству ни одну из этих работ. Разумеется, время от времени у ограды собирались группки людей, чтобы поглазеть на эти творения. Те же, кто хотел узнать больше, подвергались осмеянию. Более красочный плакат демонстрировал отнюдь не общепринятые добродетели, и, хотя он стал пользоваться в округе скандальной известностью, своей изначальной задачи он никоим образом не выполнил.

Однако в один из дней, когда сей «разнузданный шедевр» висел в окне особняка, перед Сомерсетом предстал человек, движимый отнюдь не праздным любопытством.

Это был импозантный господин, непринуждённо улыбавшийся и старавшийся говорить как можно серьёзнее.

– Прошу прощения, – сказал он, – но что означает ваше экстравагантное объявление?

– Прошу меня извинить, – довольно резко ответил Сомерсет, – но оно значит ровно то, что значит.

Уже наученный горьким опытом, он, опасаясь очередной порции насмешек, уже было собрался закрыть дверь, как джентльмен просунул трость в образовавшуюся щель.

– Не торопитесь, умоляю вас, – произнёс он. – Если вы действительно сдаёте комнаты, то перед вами потенциальный наниматель. Вы меня премного обяжете, если позволите взглянуть на апартаменты и узнать ваши условия.

С бьющимся от радости сердцем Сомерсет впустил визитёра, показал ему комнаты и с внезапно вернувшимся красноречием описал их достоинства. Джентльмену особенно приглянулась гостиная.

– Ну что ж, – произнёс визитёр, – это меня вполне устраивает. Могу я узнать, сколько вы хотите в неделю за этот этаж и тот, что над ним?

– Я рассчитывал, – ответил Сомерсет, – на сто фунтов.

– Вы шутите! – воскликнул визитёр.

– Ну, тогда пятьдесят, – предложил Сомерсет.

Лицо импозантного джентльмена выразило удивление.

– Вы как-то странно уступчивы в своих требованиях, – заметил он. – Что, если я продолжу вашу прогрессию деления и предложу двадцать пять?

– Договорились! – вскричал Сомерсет и несколько смущённо добавил: – Только без пансиона.

– Вот как? – спросил незнакомец, глядя на него со всё более растущим удивлением. – Значит, без доплат?

– Н-нуда, – выдавил из себя домовладелец.

– Но с обслугой? – не унимался визитёр.

– С обслугой?! – вскричал Сомерсет. – Вы хотите сказать, что я должен выносить за вами ночную вазу?

Визитёр посмотрел на него с неподдельным интересом и в то же время с сочувствием.

– Дорогой мой, – произнёс он, – послушайте доброго совета и закрывайте своё предприятие.

С этими словами он надел шляпу и удалился.

Столь неожиданное разочарование подействовало на «гения живописи», словно ледяной душ, и он с величайшими мучениями начал расставаться с радужными иллюзиями. Одно за другим его творения исчезли с всеобщего обозрения и сделались элементами убранства столовой. На смену им пришла копия первого скромного объявления, куда он добавил написанное крупными буквами словосочетание «Без обслуги». Одновременно с этим он впал в некое уныние, граничащее с меланхолией, вызванное провалом его предприятия, неудачно закончившимися переговорами с визитёром, а также полной слепотой и невежеством местной публики касательно его живописных опытов.

Примерно неделю спустя он вновь с удивлением услышал настойчивый стук в дверь. Джентльмен, похожий на иностранца, с военной выправкой, чисто выбритый и в мягкой шляпе на голове, в самых учтивых выражениях испросил разрешения посмотреть комнаты. По его словам, его друг, джентльмен, обладавший слабым здоровьем, хотел бы поселиться в тихом и уединённом уголке, где не было бы шума и суеты обычного доходного дома.

– Именно этим, – закончил он, – ваше объявление и заинтересовало меня. Я сразу решил, что мистеру Джонсу здесь понравится. А вы, сударь, чем занимаетесь? – спросил визитёр, впившись в Сомерсета острым взглядом.

– Я художник, – непринуждённо ответил молодой человек.

– А это, – заключил гость, заглянув в приоткрытую дверь столовой, – ваши работы. Весьма, весьма интересно.

И он снова посмотрел на молодого человека испытывающим взглядом.

Сомерсет, смущённо покраснев, поспешно предложил посетителю подняться наверх и осмотреть остальные комнаты.

– Прекрасно! – воскликнул незнакомец, выглянув из окна на втором этаже. – Там что-то вроде конюшен, да? Замечательно! Ну-с, сударь, вот мои условия. Мой друг займёт этаж с гостиной, спать он будет в дальней гостиной. За ним будет ухаживать его сиделка, вдова-ирландка, которая обоснуется в мансарде. Он будет платить вам ровно десять долларов в неделю, а вы, в свою очередь, не станете селить других жильцов. Мне кажется, это по-божески.

Сомерсет едва нашёл слова, чтобы выразить свою радость и благодарность.

– Ну вот и договорились, – улыбнулся визитёр. – Чтобы избавить вас от лишних хлопот, с моим другом приедут несколько человек, чтобы сделать необходимые перестановки. Ваш будущий квартирант любит уединение, сударь. Гости к нему приходят нечасто, а сам он редко выходит из дома, разве что поздно вечером.

– За всё время пребывания в этом доме, – согласился Сомерсет, – я сам редко выходил на улицу. Разве что за пивом и иногда по вечерам. Ведь у мужчины, – добавил он, – должны быть какие-то развлечения.

После того как они условились о времени прибытия нового жильца, визитёр откланялся. Сомерсет же принялся переводить сумму в долларах в британские деньги. Результат вычислений вызвал у него изумление и отвращение. Но было уже слишком поздно, и ему оставалось только смириться со свершившимся фактом. Он ожидал прибытия своего квартиранта, стараясь различными математическими ухищрениями получить более выгодное соотношение доллара к фунту. С наступлением сумерек его растущее нетерпение заставило Сомерсета выйти на балкон. Наступил вечер, тёплый и безветренный, зажглись фонари, и сквозь пышные кроны деревьев тут и там светились тёплые окна на другой стороне площади, навевая мысли о крахмальных скатертях, коллекционных винах и радушном гостеприимстве. В небе уже засияли звёзды, когда молодой человек заметил три огромных фургона, поворачивавших вдоль садовой ограды и направлявшихся к особняку. Они были доверху нагружены громоздкими сундуками и двигались столь медленно, что Сомерсета стали обуревать самые мрачные мысли касательно недугов будущего квартиранта.