Дочь поэта

Конечно, трансформация не происходит в одночасье. Не тот темперамент. Он раскачивался медленно. Но, набрав скорость, понял, что остановиться уже не способен. Невозможно быть рядом столько лет и не отреагировать на такое, думала я. Сочетание красоты и боли: оно притягивает, засасывает, как черная дыра. В твоей жене – могла бы я сказать Алексею, боли тоже хватит на десятерых. Просто она, скажем так, иначе устроена. Эдакая конструкция вроде домика из леденцов и марципана, куда заточили девочку Гретель. Ту, которая боялась перестать улыбаться, потому что иначе бы ее съел один злой людоед. И даже сейчас, когда людоед нам всем уже не страшен, она продолжает кривить губы в своей вечной доброжелательной гримасе, потому что в другое выражение ее лицо просто не складывается. Слишком уж она боится потерять контроль. Ты, Алеша, уж мне поверь: от улыбки твоей жены до истерики один шаг. Вот бы ты удивился, Алеша, заглянув за пряничный фасад. Но когда это мужьям были интересны их собственные жены?

В этой компании хоть конкурс устраивай: кто несчастней всех на свете? И как же мне жалко обеих. Я посмотрела на Валю. Нет, всех троих.

– Что? – переспросила меня Валя.

Я что-то опять сказала вслух? Я пожала плечами.

– Надо их спасать. От них самих. Иначе – каюк.

Валя смотрела на меня все более растерянно.

– Но сначала, – я подбодрила ее улыбкой, – накормить. Чур, я чищу морковку. Лук – на тебе!

И я вложила в ее аморфные руки сетку с луком. Следующие полтора часа мы молча чистили и резали.

Привет тебе, покойник – видишь, я научилась, как и ты, лечить несовершенство мира вкусным обедом.

А еще через некоторое время к нам присоединилась Анна, все в том же благостном расположении духа, и мы стояли перед раковиной с плитой уже втроем.

И лишь однажды я замерла с овощечисткой в руках. Что этот олух имел в виду, говоря, что у них есть все для счастья?!

Глава 32 Литсекретарь. Лето

– …не понимаю, хоть убей! – гремел голос Двинского из столовой.

Был вечер, я как раз закончила править его статью о поздней Ахматовой. Но эта реплика явно относилась не к поэзии. Я приоткрыла створку двери. За накрытым для аперитива столом – початая бутылка, нарезанный кубиками сыр и эффектно распластанная на блюде пармская ветчина – расположился семейный костяк в виде дочерей и молодой супруги.

– Добрый вечер, – улыбнулась я. – Кому вы предлагаете себя убить?

– Да пусть хоть все наваливаются, скопом! – Он хмыкнул, вынул из буфета еще один бокал. – Слава богу, Ника, вы пришли. И с вами – здравый смысл!

– Аллилуйя! – это Алекс подмигнула мне обведенным черным глазом.

Многообещающе булькнув, в бокал полилось вино. Анна, улыбнувшись, пододвинула ко мне тарелку с прошутто.

Я пригубила вино (все-таки в традиции ежевечернего аперитива что-то есть) и замерла, заметив разбросанные на спинках стульев яркие тряпки: свитер, какое-то платье, топ в вульгарных цветах… Явно не из монохромной коллекции Алекс. Удивленно перевела взгляд на Двинского: что это?

– Именно! Вот вы, Ника, тоже молодая девушка, возможно, склонная к импульсивному, как его? Шопингу!

– Э… – я наткнулась на ироничный взгляд Алекс.

– Как, скажите мне, можно забыть, что и почем ты купила?! – Он, как фокусник, выхватил из стоящего у него под ногами пакета с логотипом ярко-розовую юбку и кинул ее, брезгливо, прямо на стол. Под общее «ах!» юбка приземлилась гигантской бабочкой по центру. Анна едва успела выхватить из-под нее свой бокал.

Валентина, почти незаметная в любимом сером цвете: свитере и трикотажных домашних штанах, всхлипнув, вскочила и выбежала прочь.

– Знаешь, папа, это уже перебор. Ты же видишь, она на грани истерики. – Алекс медленно встала и вышла вслед за Валей.

А я поймала себя на том, что бестолково верчу головой: от огромного розового пятна на столе к покрытому красными пятнами лицу Двинского.

Анна наконец сжалилась над моим неведением.

– Валя вчера потратила кучу денег в магазинах. И не помнит, как доставала кредитку. Все как в тумане.

Я пожала плечами.

– Бывает. Очень по-женски.

– Зависит от женщины. У вас, я уверен, не бывает. – Двинский, чертыхаясь, пытался уложить облако розовой тафты обратно в пакет. – Как думаешь, – повернулся он к Анне, – можно это будет завтра вернуть обратно? Чек-то она сохранила?

– Наверное. – Анна пожала плечами. – Не хочешь хоть что-нибудь ей оставить? Она так редко себя балует.

– Да? И где, прикажешь, в таком щеголять, а? Бегать в этой юбчонке по берегу залива? Или вот: заявиться на поэтический вечер на Мойке, двенадцать в ужасе в розочках?

Он потряс «ужасом в розочках» перед доброжелательным лицом старшей дочери. Анна не моргнула. Я вскочила.

– Давайте, я ей все отнесу.

– И, умоляю, постарайтесь отыскать чеки! – крикнул он мне вдогонку.

Я поднималась, оббивая углами красочных пакетов стену. Положим, беременна именно Валя, размышляла я. Тогда ничего удивительного в этих покупках нет: женщины под влиянием гормонов способны на многое. Странна реакция ее мужа, который в данных обстоятельствах должен был проявить себя снисходительнее, а он…

– Можно? – Я просунула голову в дверь. Диспозиция была ожидаемой – заплаканная Валя на кровати, Алекс – с сигареткой в углу рта, у распахнутого окна.

Всхлипнув, Валя подняла на меня глаза и кивнула: входи.

– Олег Евгеньевич попросил найти чеки. Возможно, вещи получится отдать обратно?

Валя испуганно вскинулась:

– Чеки?

– Обойдется твой Евгеньевич. – Алекс раздавила сигаретку о блюдце чашки с остатками чая, забытой на подоконнике. – А ты не реви.

В ответ Валя опять отчаянно всхлипнула. Алекс вздохнула.

– Тебе бы сходить куда-нибудь. Развеяться. Вон юбку свою выгуляешь.

– Одной? – подняла на нее испуганные глаза Валя.

– Почему одной? Возьми подружек.

Валя опустила голову. Алекс переглянулась со мной.

– У тебя друзья-то есть?

Валя молчала, спрятав глаза.

– Ясно. – Алекс села рядом на постель, приобняла мачеху за плечи. – Ну хочешь, я с тобой буду дружить?

Валя подняла на Алекс взгляд, полный такой детской надежды, что на секунду мне стало ее жаль: Господи, как она еще выжила в этом жестоком мире. Бемби на антидепрах.

– Я плохо себя чувствую, – прошептала она. – Особенно в последнее время.

Валя замолчала, Алекс повернулась ко мне и сделала чуть заметный жест рукой – иди отсюда. Нам надо поговорить по-семейному. Я послушно сделала пару шагов назад, вышла и прикрыла дверь – поглощенная друг другом парочка этого, казалось, даже не заметила.