Дочь поэта
Шрифт:
У Двинского вытянулось лицо.
– Да что ты? И мужа своего тянула бы – за те же копейки?
Алексей, оторопев от своего неожиданного выхода на сцену, подавился чаем.
– Я сам мог бы… – начал он.
– Уйти, не спросясь, из журналистов в программисты?
– При всем уважении: не думаю, что должен спрашивать у вас на это разрешения, Олег Евгеньевич.
– При всем уважении, вы живете в моем доме. Простая любезность, не говоря уже о том самом уважении…
– Папа! – Анна покрылась красными пятнами. – Перестань, ради бога!
Двинский поднял руки – сдаюсь. А Анна повернулась ко мне с заварочным чайником. Чаю?
– Папа выращивает исключительно нужные ему цветы, – сказала она. – Одна Алекс смогла ему сопротивляться.
Двинский фыркнул. А Анна продолжила так же безмятежно:
– Не поверите, Ника: я даже дипломную работу писала на тему «Влияние местных СМИ на духовную жизнь города». А где реет дух, там слышится и стих, не так ли, папа?
– Так ли, так ли, – проворчал Двинский. – И всем от этого было только лучше.
Анна ничего не ответила. Лишь чуть выпрямилась на плетеном стуле.
Итак, додумала я ситуацию: Анна хотела идти в учителя. Желание по нынешним временам редкое и похвальное. Однако папа настоял на более престижной профессии, теснее связанной с литературой. Она ведь дочь поэта, не так ли? Так. Но что-то еще пульсировало за той перепалкой за чаепитием, трепетало испуганной жилкой… И я решила добить историю с Витей Юнкеровым. Например, выяснить, где последний преподает.
Школа оказалась центральной – в начале улицы Восстания. Не слишком далеко от Аниного места работы, размышляла я. Могли бы и пересекаться, и даже приятельствовать, но вряд ли тогда старая фотография вызвала бы столь резкий взрыв чувств.
Погуглив телефон школы, я набрала номер.
– Будьте добры, соедините меня с директором. Это по поводу работы.
Любезный женский голос заявил, что директор на совещании в РОНО. А она – лишь секретарь.
Что ж, секретарь мне тоже сгодится.
– Я бы очень хотела найти место на полставки. Учителем литературы.
– У вас есть профильное образование?
– Первый курс Педагогического университета имени Герцена. А после – журфак СПбГУ.
– Полставки, говорите?
В трубке зашуршали бумагами.
– Только вам нужно переговорить с директором. – Секретарша продиктовала мне телефон. Похоже, подумала я, его записывая, полставки нам обеспечены. С приличными кадрами в школах всегда дефицит.
Осталось дождаться, когда Анне в следующий раз понадобятся мои услуги шофера. Тем утром мы уже въехали в центр (я предложила довезти ее прямо до редакции), а я все не могла решиться начать разговор.
– Аня, – наконец начала я, встав на долгом светофоре. – Если вдруг вы захотите вернуться в школу, это возможно.
– Да бросьте. – Аня смотрела в сторону. – У меня и времени уже не осталось преподавать.
– Можно учительствовать на полставки. Есть школа недалеко от редакции. Гуманитарная гимназия.
Она повернулась ко мне:
– Вы сейчас серьезно?
Я быстро кивнула.
– Почему нет? Думаю, они даже могут предложить вам вести какой-нибудь факультатив по журналистике. Детям это интересно. А у вас это займет всего несколько часов в неделю.
Анна молчала, глядя в сторону.
– Никто не обязан знать. По крайней мере, поначалу. – Я нервно взглянула на тонкий профиль. Удивительно все-таки, до какой степени ни одна из двух дочерей Двинского не похожа на отца. Вздохнула. – Аня,
вы тоже имеете право заниматься тем, что вам действительно нравится.Мы подъехали к редакции.
– Спасибо, Ника, за беспокойство. Но нет. Боюсь, уже поздно. Я остыла.
Она вышла из машины, но я окликнула ее, высунув в окно руку со сложенным листком.
– Вот. Это телефон директрисы. Она ждет вашего звонка. Возьмите, вдруг передумаете? – и когда она потянулась за бумажкой, добавила: – Там, кстати, работает ваш старый знакомый. Юнкеров, кажется?
Рука, забирающая у меня листок, дрогнула. Развернувшись и выехав на дорогу, я то и дело бросала взгляд в зеркало дальнего вида. Туда, где, застыв, стояла на тротуаре Анна.
Я уговаривала себя, что делаю это исключительно из человеколюбия. Но в глубине души, стараясь как можно быстрее выбраться из черты города в сторону дачных поселков, задавалась вопросом: зачем я пытаюсь взбаламутить этот тихий семейный пруд? Ответ лежал на поверхности, но выставлял меня, увы, не в лучшем свете.
Глава 29
Архивариус. Осень
– Простите, Ника, что беспокою. Это, кстати, Алексей.
Действительно, кстати. Я его не узнала – голос Аниного мужа был столь же невыразителен, как и он сам.
– Здравствуйте, Алексей. Что-нибудь случилось?
Почему все-таки этот парень так меня раздражает? Потому, укорила я себя, что тебя с твоей нервной системой в большей или меньшей степени раздражают примерно… все? Признай уже это, Ника. И не нападай на человека, который не сделал тебе ничего…
– Аня пропала.
– В смысле?
– Я не могу до нее дозвониться уже два дня.
– Она разве не дома?
– Не знаю. Я в командировке. А ее телефон отключен. Вот я и подумал, вдруг к вам уехала?
– Нет. На даче ее не было.
– Черт… Ника, простите за наглость, но вы не могли бы съездить, проверить?
Ну конечно. Верная литсекретарь. Если она довозит твою жену до работы, то и домой может заехать. Забавно, как за пару месяцев все, даже самые незначительные планеты, крутящиеся вокруг солнечной системы Двинского, пришли к тому, что я им должна. А собственно, на каком основании?
– Так сможете, Ника?
– Конечно, Алексей. Диктуйте адрес.
Было около четырех часов дня – пробок на скоростной дороге и на подъезде к дому Анны не оказалось. Я подошла к квартире и позвонила. Тишина. Прислонив ухо к двери, вновь нажала на кнопку. Оттолкнувшись эхом от незнакомых стен, он зазвучал будто внутри пустой раковины. Я задумалась. В принципе, у меня был еще один адрес.
Школа стояла на улице Восстания, прекрасное здание с огромными арочными окнами – бывшая гимназия для девочек – офицерских сирот. Охраннику я представилась, как родительница пятиклассника. Мне нужен был учитель русского и литературы, Виктор Евгеньевич Юнкеров. К счастью, тот оказался на месте, как раз заканчивал факультатив по древнерусскому эпосу. И я даже успела подслушать чуть-чуть в коридоре. Дети с запалом обсуждали тему, спорили, перебивая друг друга. Голос Юнкерова басил на заднем плане, управлял дискуссией. Речь шла о «Задонщине» – тексте, созданном после Куликовской битвы. Вряд ли «Задонщина» задумывалась как текст юмористический, однако время от времени я слышала за дверью взрывы смеха. Похоже, Евгеньевич неплохой препод. Наконец школьники тонким ручейком – всего человек восемь – вышли из класса, а я постучалась.