Дождись лета и посмотри, что будет

А дальше Толик начал рассказывать про области. Главы областных администраций. Кто и где. Каждая область как простор, и за этим простором надо смотреть. Смотрящие контролируют движение воздуха.

Сейчас поставили Васю Винограда, и хорошо. Он придержит область и поделится, с кем надо. Вася Виноград. Сколько хорошего сделал. Всем. Нам, вам. Помню, сколько лет назад… Свадьба его сына была. Мы все съехались. Сколько уважаемых людей. Сидим с Васей и остальными. Тут дверь распахивается, входит невеста. Я аж задергался, какая сладкая девчушка, говорю Васе, где вы такую отыскали. Прикиньте, там весь зал сидел и слюни со стола вытирал, такая красоточка. Есть такие бабы, от них сок исходит и разливается, смотришь и не можешь ни о чем другом думать. Я тогда Васе сказал, что и завидую, и не завидую, с такими бабами жди проблем. Точно, так и вышло.

Что вышло? Кажется, это я спросил.

Ну как что? Нарисовался какой-то штрих, она с ним укатила. Вася все связи поднял, искал их, сын его лютовал, с братвой по городам катался.

Это же про меня. Я не мог понять, произносится ли это сейчас, было ли произнесено раньше, или сам договариваю это вслух. Это я приехал и ее забрал, мы скрывались, нас искали, как в том фокусе со специальной колодой.

А они будто растворились. И менты, и братки искали. И что за штрих, никто не понимал, как так четко к замужней телке подкатил и увез. И она не стреманулась, знала, что если найдут, кишки выпустят и съесть заставят. Не, покатила на легкости, на бабской надежде, невесть куда. Жалко даже ее, по глупости ведь. Все равно найдут и накажут. Дело времени. После такого лучше самим закопаться или внешность навсегда сменить, иначе никак. Да даже если внешность сменишь, все равно не поможет. Ведь целиком раствориться нельзя, какие-то следы да останутся, а со следами и все остальное. Ты не можешь исчезнуть — в этом проблема существования. Спрятаться полностью нельзя, все равно останется нечто, наблюдающее за тобой. Бытийность рядом. Она будет смотреть и тебя выдавать. Отражение в зеркале. Сидишь, скрываешься, как будто умнее остальных, а нет, все как в картах, все твои действия на самом деле понятны и просты.

Человек прячется от наблюдающего за ним мира. Мечется, ищет место, откуда его не будет видно. Где бы он ни спрятался, на него смотрят. Кто смотрит? Неважно. Кто бы ни смотрел, это оказывается обнаружением. Даже если не смотрит, но осознает. Такие спектакли занимают много часов. В конце концов кажется, что актер нашел место, где его не видно. Но все зрители смотрят только на него и осмысляют его уверенность. Никто не смотрит. А весь зрительный зал не в счет. Несколько часов наблюдали, как человек пытался укрыться на малом клочке пространства. Такой спектакль.

Эдуард Петрович улыбнулся, встал, посмотрел по сторонам. Завтра меня выписывают. Завтра вечером он не придет и не расскажет про спектакли. Или придет и расскажет, но уже кому-то другому, а я буду дома. Можно пойти попрощаться с любимыми местами, с лесом, рекой, секси-медсестрой, колдуном, рабочими железной дороги, связными, предсказателями. Дома меня ждет новая жизнь. Как много я узнал за последнее время.

7. Новый год

10 декабря. Вроде и зима, а в воздухе тепло. А на земле разлито так, что невозможно сухо ходить — ходишь по улице как по озеру, в любой обуви намокнут ноги, даже в высоких сапогах. Вся улица как вытянутая грязевая ванна. Слышал, что раньше были санатории с грязевыми лечениями, люди садились и обмазывались черной густотой — так сидели и исцелялись. У нас зимняя погода такая, можно бродить и лечиться. Если бы писал красивый роман, начал бы с фразы «зима была целебная».

Когда выстраивают новый район, наверняка сначала чертят план и располагают дома на листе как черточки или коробки. И вот, интересно, зашифровывают ли они послание в этом иероглифе? Они наверняка продумывают, как эти дома будет огибать ветер, откуда появится и где исчезнет солнце. А может такое случиться, что дома расположатся по схеме какого-нибудь древнего храма, с входами-выходами, жертвенниками, комнатами для дыма. Архитекторы могут прятать свои намерения, делать вид, что случайно рисуют карты. А там все будет совсем неслучайно.

Так и с нашими многоэтажками. Мне всегда казалось, что в них что-то зашифровано.

В этот день многоэтажки торчали из воды как гигантский тростник. Ласло сказал, что покажет что-то важное, надо забраться на последний этаж. Дом — из середины, рядом несколько таких же. Спросил его, почему именно этот, он ответил, что сейчас все объяснит, надо сначала подняться. Лестница пустая, серая, стены с идущей по изломам полоской, отделяющей краску от штукатурки. И нигде никаких звуков, будто в квартирах все спят. Никто не ходит и не разговаривает по телефону.

Поднялись. Квартиры закончились, а наверху осталось одно окно, выходящее на двор. Ласло подошел к нему и замер.

Мы так простояли минут пятнадцать, потом мне надоело и я прервал молчание. Спросил, что мы здесь делаем. Мы смотрим. Хорошо. И что мы видим? В окне дом напротив — такой же, внизу непримечательный двор, заполненный грязной жидкостью.

Ласло сказал, что семь лет назад пришел сюда. Это был самый страшный день его жизни и он хотел выброситься из этого окна. Почему именно сюда? А не было никакой дороги, и слово «пришел» не совсем уместно. Был у себя, а затем сразу оказался здесь, а как шел — непонятно. Мог бы оказаться на последнем этаже любой новостройки, но почему-то оказался именно здесь. И простоял так долго у окна, представляя, как сейчас прыгнет из него и полетит по дождю. Там рядом со стеной мусоропровод. У него лежала растерзанная мягкая игрушка — серая лошадь, она практически сливалась со стеной. Есть же такие животные, смешивающиеся с общим фоном ради защиты. И в один момент она заговорила. Сначала шепотом, а затем во весь голос. И более того, весь подъезд поддержал этот голос эхом. Она не просто говорила, а звучала как общий гул. Первое, что она сообщила, это жуткие перспективы. Если ты сейчас прыгнешь из окна, то сольешься с грязным снегом, будешь так же как сейчас все понимать, но не сможешь больше перемещаться, придется так лежать, растекшись по земле, и мыслить весь ужас существования. И сколько непонятно. Потом всосет вместе с остальной жижей невесть куда. Поэтому не стоит прыгать в окно. А дальше она сказала, что научит всему, объяснит, как устроено то самое существование.

Вспомнил, что на подоконнике в кабинете Эдуарда Петровича, рядом с экзотическим растением, сидел серый конь. Как будто отдыхал под пальмой после тяжелого дня. Можно даже не спрашивать, он ли это. И еще рисунок в книге — Ласло шел по темной дороге и увидел сливающуюся с дальними деревьями неподвижную лошадь.

Сколько суток тогда Ласло просидел на лестнице, слушая объяснения лошадки, он не помнит. После этого его забрали, отвезли. Кто-то заметил его и вызвал службы. Но того времени хватило, чтобы понять, как возникают и исчезают процессы, как рассыпаются причины, что такое «проявление», где хранится память. Как желания и воля проступают на стенах.

Ласло сказал, что здесь я могу хоть гадать, хоть загадывать, больше нет никакого безумия, а есть настоящая свобода. Не надо бояться, как выгляжу и о чем думаю. Некого бояться. Если есть что-то сокровенное, можно его приблизить. Почему именно здесь? Так вышло. Тогда я ответил, что есть одно желание, и оно касается той царевны из книги. Где она сейчас? Здесь. В смысле «здесь»? В этом доме. Она здесь живет. А в какой квартире? В любой. Можно сейчас позвонить в любую квартиру, и там окажется она.

Меня словно выбросило из потока мыслей. Показалось, что это не бред, а скорее остановленные «иные интонации». Сейчас я могу выбрать этаж, квартиру на этом этаже, позвонить в дверь, и откроет она. Как это возможно? Примерно так же, как в многочисленных карточных фокусах, какую бы карту не вытащил, это будет нужная карта. Есть только видимость выбора, ты почему-то думаешь, что выбор совершается случайно, а все не так. И здесь так же. Выбор уже давно сделан: среди множества городов, домов, этажей и квартир.

Как там я говорил… Зачем вообще приводят детские воспоминания? Как распознать самое первое свое воспоминание? Нет, мое первое воспоминание — не празднование Нового года, а с месяц до этого. А может быть и 10 декабря. Я сижу и смотрю в окно. Там стройка, в воздухе плавают гигантские конструкции, строительные краны. Мама подходит и говорит, что это строят новый район, там будут многоэтажки, уже несколько домов готовы. Я машу строителям рукой. Кто-то высовывается из кабины строительного крана и машет мне в ответ. Вот этого явно не могло быть. Потому что эта стройка располагалась далеко, они даже если бы захотели, не увидели меня. Мама говорит, что мы можем забраться на уже построенный дом и посмотреть на наш район сверху. Мы идем, долго поднимаемся по лестнице, и оказываемся именно здесь.