Дождись лета и посмотри, что будет

6. Москва

Москва нас встретила дождем и движением. Я ее представлял как дремлющий Кремль, а не как бурлящий механизм. В ней не показалось никакой торжественности.

Поселились мы у старого отцовского приятеля. Звали его Толик Карьера. Он был депутатом Московской городской Думы, с шофером и флажком в машине. Отец не мог сначала поверить, думал, что его разыгрывают, но вроде нет. Подошел, спросил, а что, с судимостями берут в депутаты? А не было никаких судимостей, ты меня с кем-то спутал.

Толик дал нам комнату, сказал, что можем оставаться, сколько хотим, хоть навсегда. Там было всего четыре комнаты. В одной жили помощники Толика по политической борьбе, во второй тетя Марина, в третьей мы, в четвертой сам Толик. Он напивался каждый вечер, собирал всех и излагал актуальную повестку, затем его уволакивали и клали на диван. Наутро все было четко и строго, никаких следов.

Вечерние спектакли Толика напоминали приходы Эдуарда Петровича. Регулярностью и неожиданностью. Мы сидели и слушали. Час, два. Он рассказывал про политические разборки, кто кого заказывает, кто как захватывает ресурсы. Начинал он всегда одинаково. Только не как Эдуард Петрович, «тук-тук, можно к вам», а с фразы «где я находил живое, там я находил и волю к власти». Она служила для Толика заводным ключом, он ее произносил и закручивался в словах как в вихре. Когда он говорил, был похож на шамана с закатившимися глазами, через которого вещают духи. Смыслы и истории. И так пока не уткнется головой в стол или в ковер.

Тетя Марина — самый загадочный персонаж квартиры. Они с Толиком иногда закрывались на кухне, и сквозь двери и даже стены доходил вопль тети Марины. Она орала на Толика, он покорно слушал и что-то нашептывал.

Толик пообещал сделать отцу новые документы, с новым именем, чтобы не возникало лишних проблем. Только это займет немного времени. Неделю-две. Но вообще сколько можно играть, надо двигаться дальше, в политику, сейчас самое время. Скоро выборы,

людям нужны подписи. Типа каждый кандидат должен представить для регистрации кучу подписей, никто не хочет париться, ходить, собирать по квартирам. Надо просто взять базу жителей и за них расписаться разными почерками и ручками. Но так просто это не сделать, подписей нужен миллион, а времени нет. Поэтому давай — это Толик сказал мне — езжай по общагам, организуй студентов, пусть по ночам пишут. А люди деньги платят.

Когда он назвал сумму, мы с отцом переглянулись. Работы ведь не так много, надо лишь правильно все устроить.

Следующие дней десять прошли в дурмане и постоянных перемещениях. Мы носились по общагам, организовывали бригадиров, а уже бригадиры собирали у себя пишущих студентов. Работа так себе, но совершенно безопасная. Вскоре у кандидатов оказались необходимые подписи, а у нас — деньги.

Толик сказал, что может устроить меня учиться, куда захочу, в любой универ. Отец очень обрадовался, надо браться за что-то перспективное, осваивать компьютеры, лет через десять все игры там будут, а обычные казино опустеют. Если даже не в универ, то все равно надо оставаться в Москве, нигде больше нет таких возможностей. Здесь деньги проступают из воздуха как влага, можно ходить с плотной корзинкой и собирать.

Вскоре подоспел новый паспорт отца. По внешности он тоже слегка изменился — отрастил нелепые усы и смешно постригся. Стал похож на персонажа советских фильмов, строителя сибирской магистрали. Такого можно встретить в поезде и, не сомневаясь, спросить, на стройку ли едет. Да, на стройку. Впереди много работы, прорабы, подъемные краны, обеденные перерывы.

Мы прошлись по хорошим казино. Отец так и обозначал их — «хорошие». Где можно спокойно считать и уносить малозаметные суммы. Никаких особых отличий от провинции, кроме разве что роскоши. А по игре — все то же самое, сиди и считай.

Рано или поздно это должно было случиться. Мы играли как обычно, за разными столами, только иногда пересекаясь и подбрасывая друг другу информацию. Ко мне подошел крепкий человек в строгом костюме и сообщил, что казино просит меня удалиться. На вопрос почему, он ответил, что это частное заведение и причины можно не объяснять. В тот день я выиграл совсем немного, недоуменно встал из-за стола и вышел. Подождал отца на улице. Он сказал, что по Москве уже давно начали выявлять счетчиков и, возможно, не были уверены, что я считаю, но подстраховались. Вряд ли они сразу перешлют мои данные по всем казино. Но если такое повторится раз пять-десять, могут и внести в общие списки. А что повторится? Слишком явно считал карты, видимо. Надо аккуратнее.

На следующее утро. Весь город лежал в тихом тумане. То ли это опустилось с неба, то ли поднялось с земли — от заводов и фабрик. Во сне было так же — никаких сюжетов, только перетекание по распыленному пространству. Открыл глаза — ничего не изменилось. В воздухе то же, что было во сне. И в окне.

Решил никуда не ходить. Голова не болела, но почему-то заставляла думать о себе как о болезненной. Будто боль где-то рядом. Сидишь, прислушиваешься к телу, ничего не болит. Но боль застыла рядом как пыль и при малейшем движении накроет. Поэтому лучше не двигаться.

На кухне суетилась тетя Марина. Сказала, что я слишком бледный, это, наверное, от «погоды». Нужно заняться медитацией, сейчас есть продвинутые методики.

Тетя Марина привела меня в комнату и посадила на диван. Сказала, что нужно положить руки на колени и расслабиться, а спину выпрямить. Она положила ладонь на мою голову и спросила, чувствую ли что-нибудь. Ничего, все как раньше, как во сне или в туманном дне. Только тонкий звон от посуды в серванте. Наверное, это тоже от погоды, посуда дрожит и производит этот звук. Мягкий и непрекращающийся. Как общий фон.

Из звона проявился шелест, распустился как цветок. Звон был ровным стеблем, а шелест — лепестками. Я начал считать карты.

Пусть и лепестки. Они идут в своем ритме, и их тоже можно считать, прикидывать, нагревается или остывает комната. Или даже не только комната. Это формирование погоды. Здесь все и происходит. Захотел спросить тетю Марину, колдунья ли она. Хотя можно не спрашивать, понятно, что да. Лучше задать более подходящие вопросы. Например, о книгах. Как так вышло? А иначе и быть не могло.

Когда произошло первое узнавание? Да вскоре после той свадьбы. Мы вернулись домой, я не мог отойти от впечатления, раскрыл одну из книг и увидел царевну. Я мог увидеть ее нарисованной на обоях или в каком-нибудь фильме. Возможно ли, что она на самом деле была ничуть не похожа?

Никто не знает, что такое схожесть, сказала тетя Марина. То, что сейчас за окном, и то, что сейчас внутри, — это все похоже или нет? Или одно и то же? Не надо задерживаться на этих вопросах, лучше пойти дальше. Алик и Митя. Здесь вопросов быть не должно. Это реально они. Алхимические ключи, с которыми непонятно что делать. Их нужно собирать, видимо. Найдутся двери, к которым они подходят, как в компьютерных играх. А сейчас нет смысла об этом думать.

Из большой комнаты донеслось: «Где я находил живое, там я находил и волю к власти». Так быстро наступил вечер. Толик начал свое представление. Мы перешли в комнату, сели слушать.

— Ты думаешь, политическая борьба — о распределении ресурсов? Толик уже покачивался и крутил глазами. Реальный шаман.

— Нет, это о согласии с жизненностью.

Он проговорил множество слов как заведенный механизм. О гордости, радости и здоровье. Где мораль, где радость, где тяжесть? Через политическую борьбу проявляется особая жизненность.