Двуглавый. Книга вторая

— Без помощи Виктора Михайловича я, боюсь, не справилась бы, — сыграла Эмма на повышение наших с тёзкой акций.

— Вам, Виктор Михайлович, мы тоже чрезвычайно благодарны, — директор обозначил полукивок-полупоклон в тёзкину сторону. — Я непременно сообщу Карлу Фёдоровичу о ваших заслугах.

О, вот это он правильно завернул, очень правильно! Тёзкины акции должны расти не только на институтской бирже, но и на служебной тоже. Так что пусть сообщает, дело нужное.

На одних лишь словесных благодарностях Кривулин не остановился, тут же последовала раздача пряников и посущественнее. Эмме он объявил на сегодня свободное время, каковое она может использовать по своему усмотрению, и пообещал аж два внеочередных выходных по завершении дела с Бежиным. Один внеочередной выходной Сергей Юрьевич обещал Чадскому, всё-таки ротмистр, пусть и лишь формально, но числился подчинённым директора. Вот только для дворянина Елисеева плюшек у Кривулина не нашлось, поскольку тёзка в его подчинении не состоял никаким образом, но господин директор и тут извернулся, сказав, что о тёзкиных успехах известит надворного советника Денневитца письменно.

Сам упомянутый надворный советник, выслушав тёзкин доклад о поездке в институтский дом скорби, особо не удивился — должно быть, последние происшествия в институте, да ещё собственные впечатления от бесед с их участниками поспособствовали. Воронков, ясное дело, тут же получил распоряжение провести завтра допрос Бежина и вытянуть из него как можно больше.

— Всю эту гниль в институте надо с корнем повыдёргивать, — вновь блеснул Денневитц начальственным умением преподносить очевидные истины как некое откровение свыше. — Уж не знаю, отправил бы я вас, Виктор Михайлович, туда на обучение, заранее зная обо всех тамошних мерзостях, но вы молодец, смогли их преодолеть. Теперь вам надлежит приложить все усилия к тому, чтобы направлять на обучение других своих людей мне боязно не было.

— Приложу, Карл Фёдорович, непременно приложу! — внетабельный канцелярист Елисеев всем своим видом показал, что высокое доверие начальства оправдать готов, а уж за приложением к тому всех своих сил дело не станет. Я его пыл охлаждать не стал, ещё успеется.

[1] В Российской Империи высшее звание чиновника на гражданской службе, не имевшего классного чина

[2] Йозеф Менгеле (1911–1979) — доктор медицины, нацистский преступник, известный бесчеловечными опытами над заключёнными концлагеря Освенцим. Имел приятную располагающую внешность

Глава 28 Искали одно, а нашли…

И снова мы с тёзкой убедились в вечной правоте народной мудрости, на сей раз на примере пословицы «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Испытав на собственной шкуре, что именно изучают в Михайловском институте, ротмистр Чадский, похоже, взялся за ум и вместо дурацких интриг занялся исполнением своих прямых служебных обязанностей. Во всяком случае, тайну пребывания Бежина в институтском здании ротмистр обеспечил — все коридоры и лестницы, по которым привезённого в институт бывшего его сотрудника вели от бокового входа до секретного отделения, были пусты, никто никого и ничего не увидел.

А ещё мы убедились в том, сколь благотворным бывает иной раз начальственное внимание — всего-то сутки с небольшим прошли, а Бежин уже выглядел заметно лучше, чем вчера. Его поаккуратнее постригли, чисто побрили, одели в чистое бельё, даже пижаму и тапки поменяли на новые.

Держался Бежин тоже несколько более уверенно, чем вчера, даже поздоровался с Эммой, припомнив, правда, только её фамилию. Говоря о себе, он смог назвать не только своё полное имя, но и возраст — сорок три года, и не сильно ошибся в адресе своего проживания до попадания в сумасшедший дом. Воронков, задавая вопросы, помогающие установить личность, даже не представлял, какой значительный прогресс он сейчас наблюдает и пользуется этого самого прогресса плодами.

Впрочем, прогресс прогрессом, но, как Эмма и предупреждала, полностью к Бежину память пока не вернулась. При каких обстоятельствах он оказался в лечебнице доктора Мен… тьфу, Дёмина, Юрий Иванович вспомнить так и не сумел, точнее, не сумел выстроить логическую последовательность — последним, что он помнил перед сумасшедшим домом, был приход к нему в кабинет кузена. В правоте выводов Эммы никто и раньше не сомневался, но теперь они получили подтверждение, пусть и не совсем полное, но уже такое, что можно занести в протокол допроса — совсем, согласитесь, другой уровень. Но это, как вскоре выяснилось, были ещё цветочки…

Допрашивали Бежина вчетвером — Воронков, Чадский и мы с Эммой. Ну, то есть впятером, учитывая особенность дворянина Елисеева. Главным допросчиком выступал, понятно, Воронков, всё-таки профессиональный сыщик. Для Чадского участие в допросе было больше воспитательной мерой, чтобы закрепить правильное отношение к доставшейся ему службе, да и обходить его здесь Денневитц посчитал неуместным. Эмма присутствовала на тот случай, если Бежину вдруг потребуется помощь, а дворянин Елисеев, так уж вышло, имел самое полное среди всех присутствующих представление о происходящем. Да, многое мы с ним знали поверхностно, но на уровне хотя бы представления и понимания никто тут такой широтой этого самого представления блеснуть не мог. Мне, кстати, показалось странным отсутствие Кривулина, но Чадский пояснил, что Сергей Юрьевич сильно занят, а протокол допроса ему предоставят. Ну и ладно, обойдёмся без Кривулина.

Воронков задал Бежину ещё несколько уточняющих вопросов по тому чёрному для Юрия Ивановича дню, особых успехов в том не достигнув, и перешёл к вопросам более общего характера. Вот тут-то нас засада и поджидала…

— Что входило в ваши служебные обязанности? — спросил Воронков.

— Целительство, — начал Бежин с очевидного. — А ещё я составлял каталог поступавших в институт сведений о людях с предрасположенностью.

— С предрасположенностью к чему? — ответ, разумеется, был понятен заранее, но запись в протоколе не должна иметь каких-то различных толкований, это даже я понимал, не говоря о юристе-тёзке и двух специалистах-практиках.

— К нашим, э-э-э, способностям, — Бежин даже слегка растерялся.

Да, помнили мы с тёзкой этот каталог… Он, скажем прямо, был крайне невеликим, сам дворянин Елисеев там вообще не числился, так что особого интереса упоминание о каталоге у нас не вызвало. Но Воронков посчитал нужным получить все доступные сведения по этому вопросу.

— Каталог хранился у директора? — захотел уточнить он. С учётом того, что именно рядом с кабинетом Угрюмова каталог мы тогда и обнаружили, вопрос казался излишним, если только Воронков не пожелал проверить, нет ли у Бежина проблем с памятью о своей работе.

— Да, — тёзка внутренне встрепенулся. Подзабытое ощущение лживости ответа вдруг напомнило о себе. Вот, кстати, странно: работает тёзкин детектор лжи только при ответах на вопросы, а если человек говорит неправду просто так, без вопроса, тёзка может ложь и не почувствовать. И как я раньше-то этого не замечал?

Повернувшись боком, чтобы не видел Бежин, тёзка принялся знаками подавать сигналы Воронкову. Тот глазами показал, что понял, и явно соображал, как бы половчее прихватить Бежина на лжи, но тут допрашиваемый странно завис. Взгляд Бежина вдруг потух, он беззвучно зашевелил губами, будто проговаривая что-то про себя, руки то выкладывал на стол, то прятал под ним.

— Я повторяю вопрос: каталог хранился у господина Угрюмова? — кажется, Воронков не вполне понимал, что происходит, что и не удивительно — сам-то он в событиях последних дней не участвовал. Впрочем, что дело пошло куда-то не туда, до сыщика, похоже, начало доходить.

— Юрий Иванович, как вы себя чувствуете? — встревожился Воронков. — Вы меня слышите? Юрий Иванович?

Бежин икнул и начал падать со стула, тёзка с Чадским еле успели его поймать, не дав свалиться на пол. За дело моментально взялась Эмма. Столь же моментально Воронков сообразил, что в имеющейся ситуации главная здесь именно она, поэтому без возражений покинул кресло, в которое по её распоряжению усадили Бежина. Толку от нас с дворянином Елисеевым, по вчерашнему опыту, ждать не приходилось, но на случай, если опять надо будет поддержать Эмму, тёзка устроился по другую сторону пациента.