Эдуард Лимонов

К счастью, до подобного дело не дошло, как из-за технической сложности, так и по причине особой опасности: в случае прямой атаки на президента сотрудники ФСО стреляли бы без особых раздумий. Хотя позднее нацболам удавалось приблизиться к Путину на максимально близкое расстояние. В 2004 году, в день инаугурации президента, его лишь случайно не оказалось в Большом театре на премьере оперы «Мазепа», где партийцы на довольно продолжительное время заняли сцену, развернув растяжку «Долой самодержавие». Зато в 2006 году во время саммита в Томске Путина и канцлера Германии Ангелу Меркель на выходе с пресс-конференции встретили скандированием речовок.

Роман «Санькя», вышедший в 2006 году, ознаменовал собой начало большой писательской славы Захара Прилепина. «Эту книгу должен был написать я», — откликнулся Лимонов с легкой ревностью к славе младшего товарища. Говорят, что роман прочли и высоко оценили даже Владислав Сурков и Владимир Путин. Он попал в финал премий «Русский букер» и «Национальный бестселлер», а также получил всекитайскую литературную премию как «Лучший зарубежный роман года».

Прилепин пришел в партию еще в 1999 году. «В 91-м мне было уже 16 лет, — описывал он причины этого шага. — Когда начался распад моей страны, я тогда уже воспринимал это крайне болезненно. Слушал разговоры родителей, их друзей, смотрел телевизор, читал газеты. У меня созрело ощущение обмана, разора моей страны, которую я так любил и которой так гордился. Я был искренним пионером, искренним читателем рассказов про пионеров-героев, погибших во время войны. И я болезненно читал все эти публикации о том, что Зоя Космодемьянская была пьяная и ее изнасиловали немцы. Это глумление над историей моей страны, над ее мифами мне казалось чудовищным. Я не хочу, чтобы моя страна была такой беспредельно дурной. А вы, такие чистые, пришли мою страну излечить от болезней. Идите вы к чертям».

К этому времени он успел послужить в ОМОНе, побывать в командировках на первой и второй чеченской кампаниях, окончить Нижегородский университет, заделаться журналистом и обзавестись семьей. Первый роман Захара — «Патологии», вышедший в 2005 году, как раз и посвящен чеченским впечатлениям и, по мнению многих, остается лучшим его произведением.

Со стороны его история кажется прямым восхождением к вершинам славы, от книги к книге, а сам он — этаким баловнем судьбы. Кажется, уже невозможно стать популярнее, но нет — Прилепин берет новые высоты. Однако же как человек, знающий Захара еще задолго до первых книг, взявший у него первое интервью и выпивший с ним не один литр водки, автор не может не отметить, что эта популярность имеет под собой вполне рациональные корни.

Во-первых, исключительный трудоголизм Прилепина (то же самое можно сказать и о Лимонове) — чисто западная, германская либо англо-саксонская привычка ежедневно делать себя вопреки русской лени.

«Я в 7 утра встаю, в 8 развожу детей в садик, в 8.10 за рабочим столом, — описывал он как-то в письме автору свой рабочий график. — В это время голова ясная и пустая, и никто не звонит и не пишет. 4 часа свободного рабочего времени — люди только к 12 просыпаются в основном. Вот тебе и весь секрет. С 12 до 18 я делаю всякие журналистские, пиаровские, политические и прочие дела, с 18 до 20 — если есть настроение — опять пишу. К вечеру голова тоже начинает нормально работать. Хуже всего писать в период с 14 до 17 — и дел полно, и организм расслабленный. Вечером вернулся, поиграл с детьми, выпил бутылку вина (раньше водки, но поднадоело), посмотрел полфильма с женой, и собственно все. Так живут русские писатели».

Второй же причиной стала собственно партия. Во многом именно благодаря своему нацбольству (вместе с чеченским и «пацанским» опытом) Прилепин и оказался на гребне популярности. Такого писателя, таких типажей и таких героев публика ждала — вот все это и появилось. «Новый Горький явился!» — как писали критики.

Тем временем в питерской организации после Гребнева-старшего в отделении так и не было постоянного руководителя, о чем нам не раз напоминали Лимонов с Абелем. В августе 2004 года на собрании, проходившем во дворе возле станции метро «Чернышевская», меня избрали председателем, Лимонов решение утвердил, и я стал четвертым по счету (после Веснина, Жвании и Гребнева-старшего — промежуточные фигуры в расчет не берем) главой петербургского отделения НБП.

Вскоре на меня вышел журналист Даниил Коцюбинский. Либерал, входивший в 1990-е годы в партию петербургских сепаратистов (были и такие), он считался одним из главных медиаперсон города при губернаторе Владимире Яковлеве, долгое время работал на телевидении, пока его оттуда не выжили уже при Валентине Матвиенко. Даниил тогда затаил обиду на Смольный. Он пригласил меня на круглый стол в редакцию газеты «Дело», где работал заместителем редактора. В нем участвовали глава питерского «Яблока» Максим Резник, Геннадий Турецкий из РКРП, вскоре умерший депутат ЗакСа Юрий Гладков из Союза правых сил и несколько других политиков. На этом мероприятии все дружно расписались в ненависти к путинскому режиму. Этот круглый стол и положил начало истории с созданием объединенной питерской оппозиции.

Как ни странно, но подружились мы в первую очередь именно с Резником. 28-летний фанат «Зенита», историк по образованию (писал диплом о внутрипартийной борьбе в ВКП(б) и стал поклонником Троцкого), Резник был довольно радикален для своей партии и сильно отличался от старших товарищей из поколения «шестидесятников», которых он именовал не иначе как «интеллигент — в попе ватка». Он, к примеру, мог поколотить провинившегося чем-нибудь однопартийца. Вокруг себя он собрал команду примерно таких же «младояблочников».

К партийным бонзам у них отношение было специфическое. Своего лидера, утомленного многолетней политической деятельностью Григория Явлинского, они по аналогии со спящим Вием называли «Поднимите мне веки». Позже, вступив в конфликт с триумвиратом Явлинский — Сергей Митрохин — Алексей Иваненко во главе партии, Резник обзывал их «Тремя толстяками», хотя и сам он мужчина весьма упитанный.

Мы стали регулярно наведываться в штаб «Яблока» на улице Маяковского, участвуя в попойках с младо-яблочниками к ужасу старых либералов. Пресс-секретарь петербургского СПС Иосиф Скаковский (он работал преподавателем в колледже у Жени Павленко, и тот любовно называл его «папа Йозя») писал, что «членам СПС почему-то в “Яблоке” не рады, в отличие от лимоновцев». На что Резник отвечал в свойственной ему манере: «А кто такой Скаковский? Для меня мнение уборщицы в нашем штабе значит больше».

В общем, к такому союзу всё и шло. Еще в сентябре Владислав Сурков в нашумевшем интервью «Комсомольской правде» отмечал, что «есть люди, навсегда потерянные для партнерства. Фактически в осажденной стране возникла пятая колонна левых и правых радикалов. Лимоны и некоторые яблоки растут теперь на одной ветке. У фальшивых либералов и настоящих нацистов все больше общего. Общие спонсоры зарубежного происхождения. Общая ненависть к путинской, как они говорят, России. А на самом деле к России как таковой».

Оцените цинизм Владислава Юрьевича — говорить о невозможности партнерства и ненависти к России людей, которые еще недавно настойчиво предлагали использовать себя за пределами РФ для защиты русских!

Первой акцией питерской объединенной оппозиции стал пикет в защиту политзаключенных по делам о захвате кабинета Зурабова и приемной администрации президента, проходивший на Литейном проспекте в створе Кирочной улицы под Новый, 2005 год. Там впервые выступали наряду с нацболами и Резник, и тогдашний глава горкома КПРФ Владимир Федоров, и даже глава группы защиты уже арестованного тогда Михаила Ходорковского Диля Райнина. Однако на упоминание фамилии олигарха рядом с нашими политзэками собравшаяся публика реагировала очень негативно.

А уже через пару недель полыхнуло. После Нового года многомиллионная армия российских пенсионеров в полной мере почувствовала на себе последствия зурабовского эксперимента с отменой льгот. Самой болезненной была ликвидация бесплатного проезда в общественном транспорте, в результате чего стариков иногда просто выбрасывали из автобусов. В Москве мэр Юрий Лужков при помощи столичных надбавок сумел это недовольство погасить, и в авангарде прокатившейся по всей стране «седой революции», как ее тогда называли, оказался Питер.