Эдуард Лимонов
Шрифт:
Мы все светились, и водка нас не пьянила, она лишь подчеркивала настроение, ставя восклицательные знаки. Опять рокотал Эдуард, произнося простой, но сильный тост. Пафос был спрятан только в запятых. Мы понимали с полуслова. И здесь кривлялся только лишь один.
Сладко лежать в густой темноте, улыбаясь. Знать, что все наконец-то расставлено по местам. Звезды на алтайском добром небе вроде бы выстраиваются в нужную одобрительную, подмигивающую конструкцию. И водка борется с мыслями. И хочется, и не хочется спать. А рядом товарищи, и если попытаться проткнуть взглядом густоту темноты, то можно увидеть такие же довольные рожи, как твоя…»
Наутро за ними пришли. Программа «Человек
«“На вас у них ничего нет, — говорил нам полушепотом Эдуард. — Они приехали за мной и, наверное, Аксеновым”.
Мы сидели, дрожа от холода, в старой бане. Руки наши ныли от затянутых до упора стальных наручников, обезвредивших нас за спиной. Слышались почти мирные переговоры и смех бойцов спецназа ФСБ, жгущих на улице для согрева костры из дров, напиленных и разрубленных нами с Бахуром. Слышался лай нашего бедного ошалевшего Ильдуса и грубое рычание приезжих ротвейлеров. Мы помолчали, немного ошарашенные от предыдущего почти часового стояния в исподнем на снегу. Рассматривая друг друга, мы невольно улыбались. Видок наш был тот еще. Разрешив нам одеться, нас по одному, подталкивая прикладами, заводили в туру, где все уже было перевернуто, обыскано и вывернуто наизнанку.
— Одевайся быстро, — приказывал стоящий посередине спецназовец и грозил автоматом. Поэтому кто что увидел — тот то и надел. Мне вот не досталось носков, а бахуровские штаны предательски выставляли на мороз мои икры. Дима же вольготно утопал в чем-то большом. Потом нас вели, закрутив руки за спины, надели наручники. Заводя в эту старую баню, по одному нас ставили на колени и с нецензурными наставлениями охаживали по головам кулаками…
Перетряхивали все вверх дном в избушках пасеки фээсбэшники, ища оружие, которое им обещал Акопян.
— Где оружие? — раздраженно спросил один из них, зайдя в баню.
Мы переглянулись с Бахуром:
— Нет у нас никакого оружия.
Это был их главный вопрос, неоднократно его задавали потом нам на допросах, угрожающе дыша на нас перегаром. Эти балбесы, готовя операцию, в которой участвовало около пятидесяти бойцов и десяток единиц техники, не додумались привезти с собой хотя бы один ствол, чтобы “найти” его в доказательство! Да если бы у нас оно и было, это оружие, неужели бы я — внук партизана, ушедшего в лес в 16 лет, в 17 получившего первое ранение и оставшегося живым всю войну, — не спрятал это оружие? Залив стволы воском, обернув в мешковину, аккуратно сложив в битый изнутри плотным полиэтиленом зеленый ящик, не оттащил бы на несколько километров от пасеки и не закопал бы неглубоко между двух упавших деревьев? Неужели бы я не догадался это сделать, балбесы?»
Итак, оружия не нашли и в итоге вынуждены были отпустить всех задержанных на пасеке, за исключением Лимонова и Аксенова. Что же было у спецслужб на руках:
— материалы прослушивания и оперативного наблюдения за Эдуардом и другими партийцами, в том числе с обсуждением казахской операции;
— организованная самой ФСБ провокация с покупкой нескольких автоматов лидером Саратовского отделения партии Дмитрием Карягиным и нацболом Олегом Лалетиным. Роль продавцов там выполняли некие люди, выдававшие себя за членов местной РНЕ, однако так и оставшиеся неизвестными, то есть скорее всего — оперативники;
— показания оказавшегося внедренным агентом спецслужб Акопяна.
Карягин и Лалетин, а также причастные — по мнению следствия — к покупке оружия Нина Силина и Владимир Пентилюк также были арестованы. По алтайскому делу, таким образом,
проходили шесть человек. Им были предъявлены обвинения в незаконном приобретении и хранении оружия (ст. 222 УК РФ), попытке создать незаконные вооруженные формирования (ст. 208), терроризме (ст. 205) и призывах к свержению конституционного строя (ст. 280).Доказательств, в общем-то, негусто для столь громких обвинений. Тем не менее следствие не скрывало, что собирается упрятать Лимонова на долгие годы за решетку, а параллельно приступило к активной разработке всей организации.
Первым делом отряд вооруженных силовиков вломился в московский бункер, откуда увез на допрос второго человека в партии на тот момент, Анатолия Тишина. Тут им неожиданно повезло. В ходе продолжавшегося почти сутки допроса Анатолий дал практически все необходимые следствию показания. Насколько можно понять, грамотные оперативники попросту «развели» Тишина, упирая на то, что в органах тоже работают патриоты, которые хотят защищать русских в Казахстане, и вообще, мол, «одно дело делаем».
Руководство следственной группы составило специальный вопросник по делу Лимонова, который был разослан в 44 региона. По всей стране начались допросы активистов партии. Я тоже получил повестку на допрос в ФСБ. В назначенное время явился в Большой дом, где в кабинете у следователя Натальи Кусливой — средних лет полной и вполне добродушной тетушки — я провел около часа. Отвечая на вопросы о «Второй России», говорил, что да, такой проект есть, он подразумевает мирные акции в защиту русских, а относительно оружия — это все революционная фразеология и игра слов. Наталья Марксовна, записав все это, честно призналась, что такие лозунги она поддерживает, но не понимает ничего относительно методов, и у нее осталось чувство недоумения от этого дела.
В большинстве случаев опрошенные партийцы примерно то же самое и отвечали. Однако было несколько человек, которых удалось «развести» на нужные показания вслед за Тишиным. Как, например, лидера Калининградского отделения, востоковеда и знатока санскрита Андрея Игнатьева.
Тюремную эпопею Лимонова можно разделить на три этапа:
— лефортовский. После ареста 7 апреля 2001 года на пасеке Пирогова его перевозят в Горно-Алтайск и самолетом этапируют в Москву, где помещают в СИЗО ФСБ «Лефортово». Там он находится более года, пока идет следствие;
— саратовский. 5 июля 2002 года Эдуард под конвоем прилетает на военный аэродром города Энгельса и отправляется в знаменитый Саратовский централ, где сидели в свое время сестра Ленина Мария Ульянова и академик Николай Вавилов. А уже 9 июля начинается судебный процесс, который продлится девять месяцев;
— лагерный. 15 апреля 2003 года судья Владимир Матросов зачитывает приговор, и наш герой отправляется в ИК-13 города Энгельса. Там он проводит полтора месяца — с 15 мая по 30 июня, когда получает условно-досрочное освобождение.
«Тюрьма — это, по существу, недостаток пространства, возмещенный избытком времени; для заключенного и то и другое ощутимо, — указывает Иосиф Бродский в эссе «Писатель в тюрьме». — Вполне естественно, что именно это соотношение, вторящее положению человека во вселенной, делает заключение всеобъемлющей метафорой христианской метафизики, а заодно и практически повивальной бабкой литературы. Что касается литературы, это в некотором смысле понятно, поскольку литература в первую очередь является переводом метафизических истин на любое данное наречие. Такой перевод, конечно, может быть осуществлен и без заключения и, возможно, с большей точностью. Однако от Павла и по сей день христианская традиция с замечательной настойчивостью полагалась на тюрьму как на средство, способное сподвигнуть к откровению».