"Фантастика 2024-116". Компиляция. Книги 1-21

– Хо-хо-хо! Те, кто его околдовал, и не то могут. А теперь снимай своё заклятье. Ушёл зверь.

Это я и сам видел. Глянув на показавшийся из-за горизонта тонкий серп старшей из лун, волкодлак вдруг ощерился и устремился огромными прыжками куда-то в поле.

– Эм-м, а вдруг вернётся?

Взгляд водяного вышел краше любых слов. Я понял, что ещё минута, и прежнее проклятие мне благословением покажется. Так что пришлось разрушить границы ловушки Берсера. Мой собеседник сразу довольно крякнул и грузно плюхнулся с моста. Водяницы обрадованно засмеялись и окружили его, а затем все они скрылись под водой. Стало казаться, что более мирной реки, нежели Серебрянка, не сыскать. Что одна плотва тут и водится. Что никого хищнее щуки не найдётся.

– Тьфу, - одними губами произнёс я и поглядел на серого мага.

Маска на его лице съехала в сторону и, повинуясь порыву любопытства, я снял её. После чего довольно хмыкнул. Моё предчувствие меня не обмануло. Передо мной был молодой парень, причём очень красивый. Черты лица у него походили на эльфийские, но обычные человеческие уши портили впечатление.

– Убить или не убить. Вот в чём вопрос? – подкидывая в руке кинжал, риторически спросил я.

Вопрос действительно был важный. С одной стороны, проще перерезать дуралею горло да уехать. А с другой, мне действительно хотелось разобраться в том, что именно Риан чудил. Может, я оказался бы не вполне прав в своём предположении, что он объявил инквизицию на нечисть. Тут бы выяснить подробности и узнать, есть ли у него последователи или же, напротив, некие учителя. Поэтому я решил, что пусть графиня сама решает сколько парню жить. До Рейграда не столько дней пути, чтобы этот мальчик вернул себе силы и стал опасным противником. Тут следить и следить, чтобы он вообще не помер.

– Давай-ка сюда.

Я поднапрягся и сумел поднять Риана. Затем кое-как пристроил его на одной из лошадей, закрепил ремнями да, оседлав своего Опала, двинулся в путь. И несмотря на то, что Тригорье было ближе, ехать я вознамерился именно в Вековушки. Как мне наивно почудилось, волкодлак убежал не в ту сторону.

***

Несчастный Митрофан, лишённый большей части своей бороды, сидел в доме подле жены, глядел за окно и беспрерывно грыз ногти. Пальцы у него ныли, намекая, что пора бы прекратить самоистязание, но мужчина словно не чувствовал боли. Не чувствовал саднящий подбородок, не чувствовал щиплющие руки. Вся картина мира нынче представляла для него только одно - тонкий месяц, уже виднеющийся среди тонких веток ближайших сосёнок. Староста не отрывал взгляда от яркого серпа и то бормотал себе что-то под нос, то морщился - морально готовился к тому, что вот-вот в доверенную ему деревушку войдут жуткие ведьмы.

… и это тогда, когда привечать их, кроме него самого, некому!

Да если б Митрофан знал, ни в жисть бы он капитана Эдмуза никуда не отправил! Что ж это с ним сотворилось эдакое? Доехавшая дружина сообщила, что добрался он до Тригорья. Куда ж только потом делся?

Убитый горем глава деревни с тоской поглядел на четверых солдат, дежуривших у повозки с лешим. Словно в издевательство, с той стороны как раз подул ветерок и до длинного Митрофановского носа донёсся даже не душок, а всамделишная вонь. Подобного смрада нюхать никому из местных жителей ранее не доводилось. Служивым, видимо, тоже. Они нацепили вокруг носов и ртов плотные повязки, но… сказать по чести, клацанье их зубов оттого меньше слышно не стало. Солдатня трусила не меньше деревенщин, однако послушно исполняла свой долг. Не решились они подобно дружине, повязавшей какого-то знакомого им молодца, радостно уехать восвояси. Просто меж собой жребий кинули, кому на посту стоять. И всё. А ему, Митрофану, вот и этого не дано оказалось.

– Может, ты меня в погреб спрячешь, а? – с лаской и надеждой поглядел несчастный мужик на жинку.

Та горько вздохнула, с сочувствием положила свою грубую пухлую руку поверх его ладони, и отрицательно покачала головой.

– Нельзя так. Нельзя, милый, люди осудят.

– Да я вот как дам тебе «нельзя»! – гневно воскликнул бедолага в отчаянии и, отдёргивая свою сухонькую ручонку, принялся грозить кулаком. – Никак на стороне кого-то завела, раз мужа сгубить хочешь? Мешаю блудни тебе какие-нибудь строить?!

– Да что ты, Митро?
– испуганно заохала женщина, но взгляд её показался Митрофану каким-то лукавым.

– Так вон оно, значит, как, - уже всерьёз обозлился он. – Вот нарыв-то и вскрылся. А ну говори, собака, к кому подол задирать бегаешь! К Фёдору? К Налиму?!

Такого оскорбления дородная супружница не стерпела. Грозно глянула на заинтересованно выглядывающих с лавок и печи детей так, что те сразу под одеяла попрятались, а затем схватила со стола кружку с компотом и без раздумий вылила её содержимое на голову мужа.

– Охолони, старый дурень!

– Это ты на меня руку поднимать смеешь?!

Староста, хотя и был телом тщедушнее жены, бойко, как петух, выпятил тощую грудь и, от ярости притоптывая ногой, принялся наседать на женщину. Завязалась громкая ссора. Особо любопытные соседи не постеснялись даже на улицу выйти, чтобы поскорее начать обсуждение происходящего. И вскоре все Вековушки разделились на два лагеря. В одном уверяли, что такую шалаву, как Митрофанская жинка, ещё поискать надобно. Не даром она девка-то была городская, а там все к распутству склонны. Другие рьяно защищали честь женщины. Сочувствующих, как и обычно, не нашлось, зато некоторые особо подозрительные особы начали в своих избах изъяны искать. И за скандалами послышавшийся лай и вой собак никто толком не услышал.

– Мама, ну мамочка, - дергал одну особо склочную бабу за подол мальчонка лет четырёх. Но та, даже не глядя на сына, продолжала как ни в чём не бывало ругаться с лесорубом.

Тогда ребёнок дёрнул сильнее.

– Да чего тебе?! Всё платье мне сейчас порвёшь!

– Мама, ну, там же тёти страшные. У-у-у. Пойдём домой?

Эту тихую фразу, казалось, услышали все. Спорщики разом уставились на мерзкую троицу и, медленно отступая от гостий как от змей, поспешно скрылись в своих лачугах. В доме Митрофана тоже всё умолкло. Уловив тишину снаружи, супруги перестали ссориться. Они испуганно замерли, глядя друг другу в глаза. А затем жена с девичьей страстью поцеловала мужа да… выдворила его на крыльцо. Митрофан ещё на миг прижался к двери и попробовал жалостливо поскрести о доски, чтобы ему открыли. Но приличных ногтей на руках у него уже не было. А ведьмы, чей лик был прекрасно виден в свете старшего месяца, поднявшегося выше деревьев, глядели на него и неприятно хихикали, перешёптываясь между собой.

– Здоровьичка вам, - выдавил из себя вмиг побелевший Митрофан и, не найдя на голове шапку, которую рассчитывал снять в приветствии, по новой стал истязать свою бородку.

– Да уж будем здравы. Не переживай, - съехидничала длинноухая, а затем все сёстры подошли ближе к телеге.

Солдаты, хоть и люди служивые, а понятливо отошли в сторонку и словно попытались скрыться в тени. Но ведьмы им спрятаться не дали. Выпустили из пальцев болотные огоньки так, что вокруг светлее чем днём сделалось. Только свет этот совсем не живой был. Зеленцой какой-то отливал и словно накладывал на окружающих маску смерти.

– Ну-ка, ну-ка. Посмотрим на Юштера.

По мановению руки все еловые ветви пожелтели, иголки с них опали. Тело лешего, по которому ползали мухи и личинки, стало прекрасно видно.

– Плохо. Оболочка совсем разрушена, - тут же недовольно заключила большегрудая и, морщась, поглядела на привязанную к телеге овечку.
– Одной жертвы мало будет. Массы не хватит.

– Так это, - заранее коря себя за говорливость, сказал Митрофан. – Мы вам ещё живность приведём.