"Фантастика 2025-92". Компиляция. Книги 1-26

Странно: другие повреждения, как кожных покровов, так и внутренних органов, заживали на мне без следа. И только этот шрам, полученный от когтя приснившегося василиска, никак не желал проходить.

— Надо Гришку звать, — решил шеф. — Авось, рассеет мои подозрения…

— У вас есть зацепка?

— Надеюсь, что нет, — помрачнел шеф. — Поверь, лучше пусть это педофил или ещё какой извращенец. Мы его выследим, поймаем и сдадим в полицию. Главное, чтобы он до этих пор не нанёс пацану непоправимую травму… И тогда всё будет хорошо. Извращенца ловить — это ведь милое дело, просто праздник какой-то. Главное, чтобы пацан не слишком испугался…

Шеф нёс околесицу: ну откуда в дикой северной глуши взяться педофилу? В любой деревне его бы вычислили на «раз» и судили по-своему, без всякого вмешательства полиции.

Но я стоял рядом, и с умным видом поддакивал. Потому что вдруг понял: Алекс по-настоящему обеспокоен. И пытается спрятать это своё беспокойство за нагромождением слов, за пустым сотрясением воздуха, потому что о том, о чём он догадывается, даже думать не хочет…

— Кстати, а почему мы здесь одни? — спросил я, прерывая поток сознания шефа. — Почему никто из селян не спешит хотя бы полюбопытствовать, отчего надрывалась воплем их односельчанка?

— Потому что кесарю — кесарево, — отбрил Алекс.

Я понял это так: жители Ненарадовки чётко видят разницу в обязанностях барина и своих собственных. Им, селянам, полагается пасти скот, сеять, обихаживать сады и другие угодья, растить детей и всячески способствовать процветанию деревни. Алексу же, как хозяину, вменяется охранять покой и безопасность вверенного объекта…

Давно замечал: в моменты опасности я начинаю мыслить рубленным военным канцеляритом. Происходит это от годами вдалбливаемой муштры и привычки переходить на краткий слог для сбережения времени.

Прерывая мои мысли, Алекс пронзительно свистнул. Через пару секунд на пустырь ворвался кудлатый пёс в пегих пятнах, и махнув хвостом в знак приветствия, без приказа опустил нос в траву. Вид у пса сделался задумчивый и сосредоточенный. Прикрыв глаза, он хмурил светлые пушистые брови, отчётливо шевелил влажной и чёрной мочкой носа, и что-то негромко как бы бормотал.

Сделав пару кругов, встал на след: сделал охотничью стойку, мордой указывая направление. Но затем вдруг сломался: заскулил, поджал хвост и рванул за угол сарая — туда же, куда Алекс увёл несчастную женщину. Вновь послышался чихающий, и в то же время очень влажный звук, и на пустырь выбежал Гришка, на ходу застёгивая ширинку потрёпанных, старинного покроя военных галифе.

— Не наш это, барин, — начал он сходу. — Хотя и местный.

— Из другой деревни? — быстро спросил шеф. — След взять сможешь?

— Да не, — махнул рукой враз посерьёзневший увалень. — Я на этом берегу всех по запаху знаю. Не из Ладожских он, клык даю. Но всё равно здешний… А след я возьму, не сумлевайтесь. Хотя и страшно.

— Почему страшно? — вкрадчиво спросил шеф.

— Нечистый это, — пояснил Гришка. — Оттого и запах узнать не могу: он словно здесь, и в то же время нет его. Дух в воздухе стоит, а трава не примята. Нечеловечий дух.

— Ладно, я тебя понял, — кивнул шеф и позвал за забор: — Кириллыч, подь сюды.

Когда показались староста с верным Векшей, Алекс начал командовать:

— Собирай людей. Ружья, топоры, косы, штыри, ломы — всё, что найдёте железного — с собой берите. Дробовики хорошо бы рублеными гвоздями зарядить.

— И чё, всех звать? — уточнил деловито староста.

— Чем больше, чем лучше. И не мешкайте. Гришка пусть след ищет, а ты не перекидывайся, народом руководи. Выйдете на лёжку — окружайте и стойте намертво. Втыкайте прямо в землю всё железо, что с собой притащите, как частокол, но внутрь не ходите, только из ружей цельтесь. Если правильно лёжку определите — выдаст он мальчонку, не сможет удержать. Но вы и тогда стойте, пока мы не подойдём…

— А что мы? — вопрос сорвался с языка, прежде чем я успел подумать.

Как по мне, логично было Алексу возглавить охоту, самолично выловить нечистого и обезвредить на радость сельчанам. И почему он этого не делает — хотя видно же, как волнуется! Я не понимал.

— А у нас с тобой другие дела найдутся, — отмахнулся Алекс. — Кириллыч, мой катерок всё ещё на месте?

— А куда ж ему деться? — староста развёл широкими, как лопаты, руками. — Пару раз тока Гринька батюшку с острова привозил: новорожденных окрестить, да старуху Авдотью отпеть… Не извольте беспокоиться, Алесан Сергеич: движок как часы ходит, в бачке топлива под горлышко, да под лавкой запасная канистра схоронена…

Староста тоже нервничал. Не хотелось ему в лес народ вести, ох, не хотелось. Но приказ барина — закон, его он тоже не нарушит. А вот время потянуть, чтобы в себя прийти, с мыслями собраться, это можно.

— И вот что, Кириллыч, — Алекс подошел к старосте вплотную. — Найдёте лёжку, не найдёте — чтобы до темна все в деревню вернулись. Ты меня понял?

— А Васятка?

— Как солнце зайдёт — считайте, умер пацан. Ну да ты и сам знаешь.

— Это то самое, Алесан Сергеич? — почтительным шепотом спросил староста.

— Уверен, — твёрдо ответил шеф. — На семьдесят два процента. Так что, порядок действий тебе знаком: с заходом солнца все по домам, никаких гуляний. Обереги на все окна, двери, печные заслонки и отдушины. В каждую избу по взрослой кошке. А лучше — по две…

Я видел, как у старосты подкосились ноги. Матёрый оборотень, косая сажень в плечах, челюсть наковальней не перешибёшь — боялся.

— Не ссы, — сквозь зубы процедил шеф. — Разберёмся. А инструкции — на всякий случай. Если я вернуться не успею…

— Вы уж постарайтесь, батюшка-заступник…

— Не ной, — шеф страшно завращал глазами. — Бабы смотрят.

Протолкавшись сквозь толпу селян, мы поспешили к своему терему.

Чтобы не плутать среди заборов, Алекс повёл меня вдоль околицы, по хорошо наезженной дороге. Слева темнели крыши, а справа, за берёзовой рощей, поблёскивали светлые воды озера. Солнце подбиралось к зениту, шаря по нагретой земле горячими золотыми пальцами, играя берёзовыми листочками, перебрасывая зайчиков от одного белого, с чёрными отметинами ствола, к другому.

Будто и не было ничего. Ни окровавленного топора на другом краю деревни, ни селян, озабоченно собирающих всякий железный скарб. Я это видел: кто-то тянул из-под стрехи ржавый, видавший виды лом, кто-то прореживал укреплённую железными рифлёными штырями изгородь, где-то в сарае громыхали пересыпаемые гвозди…

Здесь, в роще, была лепота. Дятел добывал из-под коры шустрых жучков, кукушка гадала, сколько нам осталось жить… Судя по неумолчному, бесконечному «ку-ку» — до скончания времён.