Галя, в деревню!
Шрифт:
— Петька-два ведра, чтоб ему пусто было, снова отличился, — рассказывала тетя Люба со злостью. — Не живется чудачку спокойно, все приключений ищет на одно место. Только ладно бы сам страдал, а он еще и другим жизнь портит. В этот раз Петька вон какую гадость удумал: Витьку нашего подпоить решил. Прицепился, как клещ к одному месту.
— А где они встретились-то? — изумилась я. На мой взгляд, ничего общего у смышленого, хоть и угрюмого подростка, и жуликоватого Петьки по прозвищу «Два ведра» быть не могло.
— Да Витька в сельпо пошел за продуктами, туда чего-то привезли. Целая очередь выстроилась. Туда и этот двухведерный поперся. Пока в очереди стояли, Витька проговорился, что день рождения у него, шестнадцать
— И Витя согласился? — ужаснулась я. Так, кажется, пора вспомнить то, что нам с Гошей рассказывали в школе приемных родителей о детском алкоголизме, и поговорить с парнем. Но сейчас ему, конечно, не до этого. Я похолодела, представив, как несчастный парень валяется в палате… Хорошо еще, если не в реанимации. Обязательно позвоню и все выясню…
— Нет, конечно! — продолжала рассказ хозяйка. — Витька-то не дурак, насмотрелся уже на наших мужиков с синими дынями и наотрез отказался. А Петька дальше в свою дуду дудит: «Не думал, говорит, что дед твой такого труса вырастил… Ну хоть в его память выпей. Али слабо, не мужик? Не уважаешь деда-героя? И отца не уважаешь!». Ну Витька обозлился, да и врезал ему леща, нос разбил. Он деда Колю, то бишь одноклассника моего, очень уважает и память его чтит, хоть и не застал живым. А часы его, как драгоценный подарок, носит. Сначала отцу его они достались, а потом ему перешли. А отец у него в милиции работал. Один раз выехал на задержание, а его урка какой-то застрелил. Три сестры у Витьки младших и мать. Мать работает, а он — за няньку у младших. Отвести, привести, помыть, уроки сделать… А еще по дому хлопотать надо, а единственный мужик — он. Издавна помню: иду я на работу мимо их дома, а эта мелочь пузатая едва топор держит, но уже дрова колет, чтобы перед школой успеть…
— Так это Петька мальчишку ножом пырнул? — с ужасом спросила я. — А… а почему же он тогда на свободе? Я когда из электричке на платформу вышла, он там ягодами торговал… И велосипед его при нем был, старый, изолентой перемотанный…
— Да вот не факт, что Петька, — угрюмо сказала тетя Люба, тяжело, грузно поднимаясь и убирая посуду со стола. — Там тьма-тьмущая народа была. Любого подозревать можно. Двухведерный этот снова сухим из воды вышел, скользкий он, как уж.
— А как все произошло?
— А так дело было: они у сельпо стояли. Их Маринка, продавщица, услышала и говорит Петьке: «Чеши-ка ты домой, нечего пацана с панталыку сбивать. Сам уже последние мозги пропил, а парня нечего портить. А то не ровен час — матери его скажу, она тебя дрыном до самой Москвы гнать будет!». А дальше, Ивановна, слово за слово, другие бабы подтянулись, стали охать да ахать. Мужики — те, которые сами за воротник залить любят, за Петьку заступились. Петька что-то обидное Маринке рявкнул, Дениска выбежал, не позволил мать обидеть, послал Петьку куда подальше. А потом другие прибежали, которые на Петьку давно зуб имеют. И все — понеслись клочки по закоулочкам… Бабы разбежались, по домам попрятались. Кто синяками отделался, кому зуб выбили, кому руки-ноги поломали, а Витьке вот больше всех досталось. Да и Дениску тоже, чай, по голове не погладили.
Настроение мое резко испортилось. Да уж, дела… Это ж теперь хлопот не оберешься! Нет, я, конечно, не несу ответственность за детей, когда они выходят за пределы школы, но все равно приятного мало…
— А нельзя его разве послать просто было? — удивилась я. — Драться-то зачем? Тем более толпой друг друга месить.
— А ты, Ивановна, будто не знаешь… Кто кулаки почесать хочет — для того повод всегда найдется! Многие у нас завсегда рады подраться, просто от скуки. Вот, к примеру, по весне был
случай: набубенилась парочка наших охламонов — Васька с Макаром — и решила на велосипедах в райцентр поехать. Прицепились там к пацану какому-то, мелочь из карманов вытрясли и пинком отправили восвояси. Поржали эти дурни, еще «догона» в магазине местном взяли и домой поехали. Наутро, конечно же, протрезвели и из дома выползли. Рядом они живут, по соседству. А их рядом с домом уже ватага парней из райцентра поджидала — этот паренек оказался младшим братом кого-то из местных крепких мужичков. А тот еще друзей привел, решил, так сказать, отомстить за родную кровь. Тут такое побоище было, деревня на деревню! Я дверь наглухо заперла и из дома до утра не выходила. А ночью скорые вереницей от нашей больнички в город ехали! Жуть такая!— А как же их вычислили?
— Ивановна, ну ты чего? — всплеснула руками тетя Люба. — Смешная ты, право слово! «Как вычислили?» Тут тебе не Москва и не Ленинград даже. Да и человек — не иголка в стоге сена. В деревне найти кого-то — раз плюнуть, особливо если какие-то приметы есть. Вот, например, у Васьки ухо порвано — еще пацаном с велосипеда шибанулся, аккурат на изгородь. А у Макара фаланги на двух пальцах не хватает — этот криворукий так на станке работать и не научился. Ну и так, по мелочи, еще приметы найдутся. Так что найти этих красавцев — плевое дело. А той зимой, Ивановна, у нас вообще чуть ли не ледовое побоище у нас было.
— Это как? — ужаснулась я.
— А так! Из чужой деревни мужики в нашу прискакали. И прямо с въезда первой улицы начали мутузить всех нашенских парней. Наши как услышали, что драка, похватали кто лом, кто вилы — и вперед, отпор давать. Степаныча нашего, библиотекаря местного, чуть не прибили — а он просто мимо шел. Глухой он уже, подслеповатый, вот и не сообразил, что лучше бы на другую улицу свернуть… А еще, бывает, просто соберутся мужики где-нибудь, махнут по маленькой и начинают за жизнь тереть. Слово за слово — вот уже и бытовой конфликт нарисовался. То один брякнет, что у другого жена чуть красивее швабры, то другой — что у третьего корова плохо доится. А там — друг друга за грудки и об стенку… В наш травмпункт гипс грузовиками завозить можно.
— И что, всегда так? — спросила я, похолодев. Ужас какой! Я будто не обычную деревню приехала, а в какое-то поселение рецидивистов…
— Да не, Кашке спасибо, порядок более или менее сумел недавно навести… — вздохнула тетя Люба. — Только видишь, Ивановна, как оказалось, временно все это. Затихнут мужики на месяцок, а потом все по новой…
— Кому спасибо?
— Да Палычу, Аркадию Палычу, то бишь… однокашнику моему, ну который у нас председателем сейчас. Я его Кашкой иногда зову по старой памяти, так с детства у нас повелось.
— Ладно, тетя Люба, — поднялась и я. — Спасибо за чай. Пойду-ка я в школу. Но сначала в сельсовет загляну. Чую, денек у меня сегодня будет непростой.
— Что же делать, что же делать, Дарья Ивановна? — точно заведенный, бегал по своему кабинету председатель Аркадий Павлович. — Двух детей покалечили! У меня с утра уже телефон разрывается. Сначала из милиции звонили. Потом участковый лично приходил, все дома обошел, выпытывал, кто что видел, кто что знает… Разве что из РОНО не звонили… Шутка ли сказать? Среди бела дня пацана чуть не порешили.
Тут резко задребезжал телефон, стоящий на столе в кабинете. Аркадий Павлович вздрогнул, побледнел, кинул на меня опасливый взгляд, точно советуясь, брать трубку или нет, потом все же решился ответить.
— А! — гаркнул он в трубку. — Алло! Да! Слушаю!
Пока звонящий что-то говорил, лицо председателя несколько раз успело поменять свой цвет. Сначала оно из обычного стало мертвенно-бледным, потом сероватым и наконец сменило цвет на пунцовый.
— Нет! — гаркнул Аркадий Павлович. — Нет! Ничего!