Галя, в деревню!
Шрифт:
— Да полноте извиняться, душенька, — точно Катерина Михайловна, махнула рукой бабушка. — Так, поясницу у меня скрутило. Болит, зараза, чтоб ей… Ну ничего, присаживайтесь, а я сейчас нам чайку заварю. И шанежки вчера напекла…
— А как же день рождения?
— А вот вернется Николай мой из командировки, тогда и отпразднуем день рождения, все вместе. Аккурат вчера и уехал. Уж он и так, и так отмахивался, просил перенести — а никак. А я без него никогда не праздную, — твердо сказала бабуля, насыпая заварку в маленький симпатичный чайничек — красный в белый горох.
Я
— «Вот и встретятся бабуля с дедулей, вместе отпразднуют», — подумала я тогда, утирая слезы.
А сейчас, вполне себе живая, правда, не очень здоровая бабушка хлопотала на кухне, ставя на плиту громоздкий эмалированный чайник.
— Помочь Вам, может? — поднялась я. Мне неловко было наблюдать, как вокруг меня суетится человек с больной поясницей.
— Нет, нет, что Вы, голубушка, — отмахнулась бабушка. — Сидите, Дашенька. Вы — гостья. А больше мне сегодня никаких гостей и не надо. Я ж Вас с самого утра жду. Вот Вы приехали, вареньица привезли — уже и подарок. Давайте просто чайку попьем. Я ж Вам звонила в Москву, на старую-то квартиру!
— И что там, в Москве? — полюбопытствовала я.- А то я там только проездом побывала, когда на поезд в Ленинград спешила.
Признаться, я и думать уже забыла о том, что в Москве у меня когда-то была своя, точнее, служебная комната. Деревенская жизнь захватила меня целиком и полностью.
— А там мужик какой-то говорит: «Съехала она, а куда — не сказала».
— Это Женя, наверное, — догадалась я, — поэт наш квартирный. Он на меня жутко обиделся, вот и наврал Вам, что ничего не знает.
— За что же он обиделся? — полюбопытствовала бабушка, зачерпывая ложкой варенье из розетки. — Ой, вкуснотища-то какая! Сразу видно: натурпродукт! Не то что наше, магазинное.
— А он как-то прямо на стенке в туалете свое творение ручкой написал. Бумагу портить, видимо, надоело, на стены перешел. А я ему записку внизу приклеила.
— Какую?
— «Писать на стенах туалета, увы, друзья, немудрено…»
— Знаю, знаю продолжение, — шутливо погрозила мне пальцем бабушка. — Ах Вы проказница! А еще директор школьный! Вы же теперь директор, Дашенька?
— А как Вы все-таки узнали-то? — изумилась я.
— Ха! Меня на мякине не проведешь, я так быстро не сдаюсь, — гордо воскликнула бабушка, поправляя пояс из собачьей шерсти. — Я решила, что врагу не сдается наш гордый варяг, позвонила еще раза три в Вашу квартиру и наконец на старушку какую-то наткнулась. Она мне все про Вас и рассказала. Только адреса Вашего у нее нет, а телефон…
— А телефон у нас только на почте и в кабинете у председателя, — мрачно закончила я. — Понятно. А что у Вас с поясницей-то?
— Да белье на балконе развешивала, — деланно небрежно сказала бабушка, — а дверь в комнату
вдруг заело… Стояла, стояла, пока Коля с работы не вернулся и не открыл, вот и простудилась. — Да Вы кушайте шанежки-то, Дашенька, кушайте. Вы уж простите меня, что стол такой скудный. Позвала бы я Вас к себе в следующую пятницу, так Вы же пионеров там своих пестовать будете? Тогда и Коля из командировки вернется, аккурат ночным поездом. Он, кстати, помнит Вас — как мы с Вами у больницы встретились. Как там, кстати, Ваша Власта Матвеевна?— Спасибо, спасибо, думаю, хорошо, — отозвалась я, понимая, что добрая бабуля сейчас мне просто заговаривает зубы.
Я вдруг вспомнила, почему Клара Ефимовна свой сорок первый день рождения встретила в шарфе и с поясом из собачьей шерсти. И снова чуть не расхохоталась, как и тогда, когда она самозабвенно врала мне, что ее муж сломал ногу, когда свалился со стремянки, а не когда свалился с подоконника второго этажа, пытаясь устроить сюрприз супруге на годовщину свадьбы.
Вот и сейчас она попросту «заливала», глядя на меня добрыми глазами. Никакое белье она на балконе не развешивала. Просто три дня назад у них с супругом произошла небольшая размолвка.
— Клара, вот тебе тридцать рублей, — молча положил перед ней на стол деньги дедушка. — С наступающим! Купишь себе что-нибудь.
— Коля… — укоризненно протянула бабушка Клара, — ну разве так подарки делают?
— А че? — шмыгнул носом бывший ПТУ-шник. — Мало? Ну ты же знаешь, где деньги лежат, возьми еще. Не жалко. Цветы завтра куплю. А потом, ты знаешь, я в командировку еду… Вот вернусь в пятницу — и закатим большую пьянку.
— Коля, — принялась учить его интеллигентная бабушка, — ну кто так поздравляет любимую жену? Ну купил бы открытку хоть в «Союзпечати», написал: «Клара, я тебя люблю!» — и подарил. Это даже приятнее было бы… Ты же мне почти никогда это не говоришь.
— Я один раз сказал тебе, в ЗАГСе, что люблю, — пожал плечами дедушка. — Я ж не попугай, чтобы постоянно одно и то же повторять.
— Сухарь ты, Коля, — отвернулась бабушка.
— Я сухарь? — взбеленился любящий муж. — А кто бюллетень на работе взял и два дня с этим дурацким гарнитуром возился? Ты ж хотела, чтобы он аккурат к твоему дню рождения был собран! А он занимает полкомнаты и вообще мне не нравится. Но я купил эту коричневую дрянь, чтобы тебя порадовать, и пер от подъезда до квартиры на своем горбу. Хорошо хоть сосед Витя помог. А кто к тебе в окно с розами лез в прошлом году? Это благодаря тебе, Клара, у меня нога до сих пор ноет, когда погода меняется!
— Это тут ни причем! — тоже начала закипать бабушка.
— Ни при чем? — уже начал кричать дед. — А ты когда мне говорила, что любишь?
Бабушка растерялась.
— Я? Я?
— Ага… А я тебе скажу, — стукнул кулаком по столу дедушка. — Два раза сказала за всю жизнь! Два! Один раз — когда в Москве на ВДНХ меня целоваться потащила и второй — когда в Гаграх купили домашнее вино у водителя такси. Все!
— Да чего тебе надо-то, Коля? — тоже перешла на крик бабушка, услышав стук соседей по батарее. — Вот! Слышишь? Хочешь, чтобы все соседи знали?