Герцогиня и "конюх"

Все трое подошли к "захудалому" трону и, приветствуя герцогиню, поцеловали ее пухлую руку.

– - Находитесь ли вы, ваше высочество, в добром здравии?
– - произнес Дмитрий Голицын.
– - Едучи сюда, мы все время молили Господа Бога об этом.

– - Спасибо, князь Дмитрий, я здорова. А ежели бы и была больна, какая кому от того печаль могла приключиться?

– - Упаси Боже! Ваша жизнь, ваше высочество, драгоценна для России!..
– - торжественно сказал Долгорукий.

– - Моя жизнь драгоценна для России?
– - усмехнулась Анна Иоанновна.
– - Это давно ли? С каких пор? И что такое я, забытая племянница великого государя, сосланная: сюда, в чухонскую Митаву?

– - Ваше высочество!
– - выступил князь Дмитрий Голицын.
– - То, что вы изволили произнести, есть сущая правда. Негоже было так бессердечно поступать с племянницей великого императора. Ведомо нам все, что претерпели вы в эти семнадцать лет заточения в Митаве. Но наша ль в том вина? Разве мы являлись распорядителями судеб империи? Что мы могли поделать, когда и видели неправду? Не корите же нас за это, ваше высочество!

– - Справедливо сказал брат, -- промолвил другой Голицын.

– - Верно!..
– - вздохнул князь Долгорукий.

– - А теперь мы обязаны сообщить вам: император Петр Второй Алексеевич скончался. Ведомо вам сие?

– - Ведомо.

– - А ведомо ли вам, что у нас нет пока нового императора?

– - И это ведомо, -- твердо произнесла Анна Иоанновна.

– - Мы, ваше высочество, явились к вам по поручению членов Верховного тайного совета, -- начал опять Дмитрий Голицын.
– - После кончины его величества возник вопрос: кому следует наследовать корону российскую. И вот тогда я первый подал свой голос за вас. Правду я говорю?
– - обернулся Голицын к брату и Долгорукому.

– - Правда... Твое это дело, князь Дмитрий, -- ответили оба.

– - Вы видите, ваше высочество, что я ни на минуту не забывал о той, которая томится в Митаве, о племяннице великого государя.

– - Спасибо!
– - вырвалось у герцогини. Князь Голицын продолжал:

– - Одному Богу известно, сколь трудно мне и тем, которые разделяли мои взгляды, отстаивать царский престол для вас. Но я это "делал. Если вам угодно, вы с сегодняшнего дня -- императрица всероссийская. Мы привезли вам корону.

– - Мне?!
– - воскликнула Анна Иоанновна. Она хотела что-то сказать еще, но не могла уже: сильное напряжение нервов разрешилось истерикой.

Произошла паника. Все бросились помогать будущей императрице.

Фрейлина Менгден совсем растерялась.

Но вдруг случилось чудо: сразу, моментально, Анна Иоанновна выпрямилась во весь рост и с совершенно спокойной улыбкой обратилась к послам:

– - Это так... пустяки... худо со мной сделалось... Так вы корону мне привезли?

– - Да, ваше высочество, -- низко склонился Голицын.
– - Один росчерк пера -- и вы -- императрица.

– - А что же я должна подписать?
– - как-то особенно экзальтированно спросила герцогиня.

– - Вот эту бумагу! Угодно вашему высочеству выслушать содержание ее? Мы предупреждаем вас, ваше высочество, что это -- воля народа.

Анна Иоанновна молча согласилась на прочтение и, когда чтение ограничительной грамоты окончилось, тотчас же подписала ее.

XIII

В МОСКВЕ. "ОСТЕРМАН РАБОТАЕТ"

Тепло, торжественно, со звоном колоколов всех сорока сороков, встретила первопрестольная Анну Иоанновну.

Хотя народу избрание ее на царство и казалось каким-то диковинным, чудным, непонятным -- кто знал о ней, захудалой герцогине Курляндской?
– - тем не менее народ радовался, что появилась царская власть, а не власть одних верховников.

Долгорукие поселились около покоев Анны Иоанновны и никого не пускали к ней без себя.

Для бывшей герцогини Курляндской получилось заточение еще более тягостное, чем митавское.

Бирон отправился к Остерману. Великий дипломат заканчивал беседу, по-видимому, весьма важную, с князем Черкасским, который бывал у него почти ежедневно. Этот князь Черкасский, представитель "шляхетства" дворянства, страшный богач, но человек в высокой степени ограниченный, сыграл известную роль в уничтожении замыслов верховников об ограничении царской власти.

– - Подождите, Эрнст Иванович, я сейчас к вашим услугам, -- бросил Остерман Вирону.-- Итак, князь, вы не струсите?

– - Что вы! Что вы! Конечно, нет...

– - Приезжайте ко мне вечерком. Надо будет о многом еще договориться, -- окончил беседу Остерман.

Черкасский уехал, едва взглянув на Бирона и надменно кивнув ему головой. Впоследствии этот надменный кивок дорого обошелся князю.

– - Я сейчас хочу проехать к Анне Иоанновне, Бирон,-- сказал Остерман.

– - Я не видел ее вот уже несколько дней, -- угрюмо произнес Бирон.

– - Вы же не уверите меня, дорогой Эрнст Иванович, что это чересчур огорчает ваше сердце?
– - тихо рассмеялся Остерман.
– - А просто вас разбирает бешенство, что около нее теперь находитесь не вы, а эти пьяные звери. Верно?

– - Да!
– - резко ответил Бирон.

– - Ничего не поделаешь, Бирон, надо потерпеть. Пусть все думают, что фаворит герцогини, когда она сделалась императрицей, получил чистую отставку.

Бирон хрипло рассмеялся.

– - Нам надо вести нашу игру очень тонко!
– - произнес Остерман.
– - Если мы хотим опираться на дворянство и на войско, чтобы уничтожить ограничительную грамоту да и весь этот Верховный тайный совет, то необходимо, чтобы ни дворянство, ни войско, ни духовенство не боялись особенно нас, немцев. Ато они будут так рассуждать: "Освободим мы государыню от властных князей-вельмож, ан, глядишь, в лапы к немцам попадем! А лучше ли от того будет? Те все же -- наши, русские, свои, а эти немцы -- басурмане!" Понимаете, Бирон?

"Конюх" молча кивнул головой.

– - Вы в особенности должны стушеваться, -- продолжал Остерман.
– - О той роли, которую вы играли при царевне-герцогине Анне Иоанновне, знают очень многие.

* * *

Всякий раз, когда Остерман появлялся во дворце, лица князей Долгоруких вытягивались. Они ненавидели его, но и страшно боялись -- боялись его поразительно острого ума, изворотливости, ловкости...

– - Как чувствует себя ее величество?
– - осведомился Остерман у Алексея Долгорукого.