Гость из будущего. Том 4

«За курение на рабочем месте, в засаде или в укрытии, я бы руки отрывал, — проворчал я про себя. — Значит сейчас 8.25? Следовательно, полуторка уже ожидает на набережной Траса Шевченко? Значит можно смело начинать работу? Ну что ж, с Богом».

Я чуть-чуть наклонил корпус, чтобы выскочить из бывшего домика для голубей, но тут же замер как памятник. Потому что до бравого парня из КГБ дошло, что голубятня осталась вне зоны его внимания. Он затушил сигарету и медленно двинулся прямо ко мне. А моё сердце в эти самые секунды заколотилось так сильно, что готово было выскочить из груди. Наконец, бравый парень открыл дверь голубятни.

— Тихо, двинешься, вскрикнешь, дёрнешься, мозги вышибу, — прошипел я, направив на горе-разведчика дуло пистолета ТТ.

— Что тебе надо? С ума сошёл? — прошептал он. — Откуда у тебя оружие?

— Эхо войны, — усмехнулся я. — Сделай пять шагов назад и веди себя спокойно. Мне жертвы не нужны, я приехал сюда просто поговорить. Но видать: товарищ Семичастный передумал?

— Так занят он, — попытался улыбнуться мой нежданный и негаданный противник, сделав пять шагов.

Я же в этот момент медленно вылез из домика для голубей и, не отводя дула пистолета в сторону, прошипел:

— Если Владимир Ефимович занят, то передай ему, что завтра я его буду ждать в два часа дня на Устьинской пристани, недалеко от парка Зарядье.

— Чего? — опешил он.

— Я говорю недалеко от гостиницы «Россия», — буркнул я, обозвав себя старым склеротиком. — И пусть Владимир Ефимович приезжает без целой роты автоматчиков. А то поползут по Москве нехорошие слухи о личной трусости и нерадивости подчинённых председателя КГБ.

— Так у нас и нет автоматов, — снова попытался пошутить бравый парень из госбезопасности.

— Шагай на край крыши, — рыкнул я.

— Ты чего задумал, парень?

— Шагай, не дёргайся и мозги твои не вылетят на воздух, — прошипел я, кивнув головой в сторону двухэтажного барака. — И предупреждаю, что у меня чёрный пояс по японскому каратэ. Поэтому без глупостей.

— Знаю. Я, кстати, смотрел твоё кино, классный фильм, — пробухтел парень и уже не пригибаясь, пошёл на то место, где он полминуты назад курил сигарету.

И вдруг он резко ранул вперёд и, спрыгнув с крыши на землю, заорал:

— Он здесь! Здесь наш режиссёр! Все сюда!

— Спокойно, товарищи из КГБ, — сказал я, выйдя на самый край этой деревянной кладовки. — Сегодня прямо здесь будет совершён акт международной политической провокации, — объявил я ещё пятерым бравым парням, которые выскочили из старого барака. — Обратите внимание на верхние этажи советской гостиницы «Украина», которые нависают над нами. Сейчас эмиссар американской разведки, Генри Киссинджер, вывесит оттуда многометровый портрет президента США Линдона Джонсона. Вон он, сволочь! — рявкнул я и выстрели холостым патроном по гостинице.

И пока бравые парни, растерянно хлопая глазами, пялились на 34-этажное здание, я резко развернулся и рванул по крышам старых кладовок и гаражей. Сердце бешено колотилось, смех от той нелепости, что я наплёл парням, разрывал меня на части. «Политическая провокация, — гоготал я про себя, — Генри Киссинджер, метровый портрет Линдона Джонсона! Бред! И ведь сейчас побегут в гостиницу разбираться. Вот что значит, когда в стране шпиономания гипертрофированных размеров». На этих мысля, я легко перескочил метровый просвет между двух соседних крыш. И когда мне оставался совершить последний прыжок в кузов автомобиля, я резко притормозил и выглянул на проезжую часть. Полуторка стояла чуть впереди на целый метр.

«Твою ж дивизию! Не долечу!» — выругался я про себя и, сделав пять шагов назад, разбежался и прыгнул что было силы. Однако при приземлении я больно ударился голенью ноги об борт машины.

— Твою ж дивизию! — выкрикнул я, прячась в старых матрас, тюках и тряпках.

И наш грузовой автомобиль тут же дал по газам. А следом за машиной, которой управлял актёр из «Кавказской пленницы» поехал на такси Левон Кочарян. Он высунулся в окно и снимал, держа в руках кинокамеру канвас-автомат, что была изначально придумана для подобной оперативной работы.

* * *

Вечером на квартире гостеприимного Левона Суреновича собралось шумное праздничное застолье. Приехали Владимир Высоцкий с Татьяной Иваненко, Валерий Золотухин с Ниной Шацкой, Сава Крамаров привёз какую-то симпатичную подругу, Олег Видов прибыл с Викторией Лепко. А Нонна, которая весь день спокойно разгуливала по московским магазинам, пригласила на ужин Наталью Селезнёву и сестёр Вертинских. Однако Анастасия не вечеринку не пришла. Марианна сказала, что у неё сейчас бурный роман с Никитой Михалковым и тот её буквально ко всему ревнует, тем более ко мне. Кроме того в гости заглянул Лев Прыгунов, которого пригласил не то Видов, не то Высоцкий, не то Крамаров.

— Друзья мои, давайте наполним бокалы этим прекрасным армянским гранатовым вином и выпьем за будущее нашего советского кино! — произнёс хозяин квартиры Левон Кочарян. — Кстати, сегодня мы с Феллини сняли замечательную фильму. После проявки покажу. Ха-ха-ха!

— Сделал дело, выпей смело! — захохотал Золотухин.

— А не сделала, просто пей, — проворчал я, предпочитая гранатовому вину, обычный гранатовый сок.

И честно говоря, мне сейчас было не до веселья. Гематома на правой голени распухла до размеров детского кулачка, а ещё для завтрашнего многое решающего разговора с товарищем Семичастным не хватало данных. И пока гости радостно чокались бокалами, я думал о том, что смогу поведать председателю КГБ? Что в 90-е победит организованная преступность и страна погрузиться в дикий капитализм бандитского типа? И что эта оргпреступность расцветёт буйным цветом в 80-е, а зародится под тёплым крылышком Николая Щёлокова в 70-е? Что кроме слов я смогу реально предъявить?

— Как сегодня всё прошло? — шепнул Высоцкий.

— Красиво сыграли, артистично, — улыбнулся я. — Только нога правая побаливает. Но она, я надеюсь, до свадьбы с Нонной заживёт.

— Кстати, Феллини, а что тебе понадобится завтра? — так же тихо спросил Лёва Кочарян.

— Нужен будет катер, а ещё лучше прогулочный трамвайчик, — хохотнул я. — Негоже на встречу с председателем КГБ идти на катере. Не солидно.

— Трамвайчик? — затрясся от смеха Левон Суренович. — С тобой, Феллини, не соскучишься. Будет тебе речной трамвайчик. А Семичастный-то сам придёт?

— Теперь сто процентов, иначе его подчинённые уважать перестанут, — кивнул я, отхлебнув ещё гранатового сока.

А тем временем Владимир Высоцкий объявил премьеру песни. Он покосился в мою сторону и хриплым голосом пророкотал, что с подачи одного хорошего человека родилась замечательная песня, которая называется «Моя цыганская».

В сон мне — желтые огни,

И хриплю во сне я:

— Повремени, повремени, —

Утро мудренее!

Но и утром всё не так,

Нет того веселья: