Грезы о любви

После того, как Лоренс увел Эстель, Нарель недолго был один. Случилось настоящее чудо, на которое он давно перестал надеяться: к нему подошла Алеста, и они даже неплохо поговорили. Осторожно, словно идя по тонкому льду, но впервые почти тепло. А потом все разрушилось, когда по залу пронеслась волна шепотков и звук пощечины.

Неизвестно, чем бы все закончилось — Нарель сильно сомневался, что Авелис удастся успокоить взбешенную Алесту, — но тут появился его величество и приказал жене:

— Объявляй окончание бала, — и своим детям: — Ко мне, все.

Нарель переглянулся с сыном, тот выглядел совсем убитым. На мгновение лорду Миратэ стало страшно: неизвестно, что произошло и как в этом замешан Нейлин. Король справедлив, но строг. Если он посчитает, что они как-то провинились перед короной, то Нейлина казнят. Нарель проклял тот день, когда согласился взять сына в столицу. Авелис тем временем обняла дочь с племянницей, и огонь ее серых глаз говорил о том, что без боя она не сдастся. Наконец до них дохромал генерал Рисанэ и тут же присоединился к жене.

Король с удаляющихся отпрысков перевел взгляд на остальных.

— Бал окончен. Или вы хотите остаться?

* * *

— Что надо сделать, чтобы тебя при всех ударила по лицу леди?! — бушевал отец.

— Так то леди, — лениво ответил Лоренс, прикладывая к распухшей щеке незажженный канделябр. Металл приятно холодил больное место. Да, тяжелая рука оказалась у дочери Бича Орков. Рядом на диване сидели и ухохатывались Лидэль с Линэль. Им-то было хорошо! Особенно торжествовал принц: мало того, что Эстель в далекие дали (не иначе в Глубины) послала братца, так тот еще и нарвался на удар от Амелии и, как следствие, недовольство отца. А им с Линэль удалось и повеселиться за счет этого щенка и понаблюдать за медленно краснеющей физиономией гордого кронпринца. И если бы не злые слова Эстель, посмевшей унижать своего принца, Лидэль был бы почти счастлив.

— Возмутительно. — В комнату вошла мама: видимо, она уже успела выпроводить всех высокородных гостей. Вот что было у их матери не отнять, так это потрясающую энергичность и организованность. Она могла устроить или разогнать бал за полчаса.

— Мы же не будем это терпеть? Амелия оскорбила королевскую семью, — последний факт был единственной причиной, по которой мама так ратовала за честь Лоренса, но папа об этом не догадывался. Он о многом не догадывался, на счастье близнецов.

— Потому что надо вести себя так, чтобы тебе не отвешивали пощечины! — король явно не разделял позицию своей королевы. — Лоренс? Что произошло?

— Ничего, — процедил кронпринц. — Мы вели обычную светскую беседу.

— Он ее мать назвал человеческой подстилкой, — вставил донельзя довольный Лидэль.

— Лоренс?

Грозный взгляд отца переместился на старшего сына, а так как тому нечего было ответить (кроме правды), то все стало понятно без слов.

— Я разочарован.

Лоренс подавился вздохом.

— Лидэль с Линэль тоже их оскорбляли! — зло бросил он.

— Правда? Как же? — деланно удивился младший принц. — Мы молчали, когда ты подошел, а до этого у нас была обычная светская беседа.

— Поэтому леди Рисанэ и леди Феланэ хотели от вас сбежать, а Нейлин выглядел так, словно вы…

— Что? — тут же подхватил Лидэль, увидев, как брат замялся. — Не придумывай.

— Я знаю вас!

— Не шуми, братец, сегодня ты уже достаточно наговорил.

— Хватит, — оборвал сыновей Лестер. — Идите спать, оба. Сегодня я разочарован во всех своих детях, но больше всего — в тебе, Лоренс. Я думал, ты осознаешь свой статус.

Лоренс резко встал и вышел, так ничего и не сказав. За ним, гадко ухмыляясь, последовал Лидэль. Последней вышла Линэль, которой хватило разума промолчать.

— Они твои дети, — укорила его Алеста. Ей было абсолютно плевать на все обиды Лоренса, но публичное оскорбление кронпринца могло плохо сказать на репутации всей семьи. — Ты должен их защищать, а не обвинять.

— Если они неправы, я считаю необходимым донести это до них, — холодно ответил Лестер и потом более тепло предложил: — Останешься?

Весь разговор проходил в покоях его величество, и теперь они с Алестой остались одни. Редкая в последние годы ситуация, но это был ее выбор. Еще до брака Лестер ясно дал понять, что не будет неволить супругу и навязывать свое общество, если она этого не пожелает. После рождения Ловэля она этого «не желала», но, возможно, изменит свое мнение.

Алеста холодно улыбнулась и безжалостно ответила:

— Нет, я устала. Мне хотелось бы отдохнуть, а в ваших объятиях, ваше величество, я не смогу это сделать.

Когда за ней закрылась дверь, Лестер опустился в кресло и, уронив лицо в ладони, устало вопросил у пустого пространства:

— О Свет, да что же я постоянно делаю не так?

* * *

Карета мерно ехала по улицам Листерэля. Каждый из мужчин был погружен в свои невеселые мысли. Нейлин болезненно переживал каждый миг разговора его высочеств, каждое их слово и взгляд. От осознания того, что, несмотря на все его нелепые надежды, он был для Линэль грязным ликаном, ему было так плохо, что если бы кто-то предложил сейчас юному полуэльфу отправиться на полувековую войну с северными орками, он не задумываясь бы согласился. Было невыносимо думать, жить, существовать, когда в глазах любимой он ничтожество. И он никак не мог этого изменить!

Сидевший напротив него Нарель также вглядывался в по-ночному темное небо, и мысли его были не менее безрадостны. Он думал об Алесте. На краткий миг — рядом с ней — он ожил и понял, что все то время, что он жил раньше, было пустышкой, лишь подобием жизни. Только рядом с ней, видя ее улыбку и слыша ее голос, он вновь дышал полной грудью, вновь начинал чувствовать… А потом случилось страшное, и все это рассыпалось. Нарель помнил, какой ужас охватил его, когда он увидел в центре скандала Нейлина.

— Вам очень повезет, если все закончится хорошо, — холодно предупредила Алеста, когда они уже уезжали. Она больше не была той самой эльфийкой, что он любил всю жизнь — она превратилась в королеву, — и он мог только издалека смотреть на нее и не обращать внимание на разрастающуюся в груди боль. Главное, чтобы не пострадал Нейлин. Вот только как бы заставить себя чувствовать не все?

— Прости, — раздалось тихое.

Нарель перевел взгляд на сына. Тот смотрел виновато.

— За что?

— За то, что испортил твою жизнь. Мне так жаль.

Нарель вздохнул и совершенно честно выпалил:

— Дурак ты мой, Нели. Ты — лучшее, что случалось в моей жизни. Я ни о чем не жалею.

Нейлин хотел было возразить, но поймал взгляд отца, полный боли, и промолчал. Он был не в силах мучить его еще больше.

Глава 2. Родная кровь

В поместье Рисанэ было необычайно шумно. И это учитывая, что глава семейства сейчас отбыл в Арле, его племянник учился в Академии Трех Солнц в далекой Рестании, а дочь почти весь день проводила в лечебнице гарнизона! А все из-за того, что Авелис, как любящая тетя, принимала у себя младшего из племянников — Ариса. После громкой пощечины на балу разразился не менее громкий скандал — Алеста постаралась, — поэтому Астера решила на то время, пока ее сестра бушует, исчезнуть. Дочь, с которой все началось, «несчастную» Амелию — или просто Мила, для своих — отправили в Рестанию, дескать, пусть поучится в Академии Трех Солнц, самом прославленном учебном заведении мира. Сама же Астера со своим мужем Винсентом и двумя старшими детьми — Адериэлем и Аритэлем — отправилась к Восточным горам, изображать бурную деятельность (хотя Авелис достоверно знала, что в тех местах сестра орков уже прижала, и присутствие генерала следопытов не является необходимостью). Самого же младшего сына в силу нежного даже для военных возраста отправили к любящей тетушке (естественно, имеется в виду не Алеста). Так Авелис стала нянькой маленькому племяннику. Вернее, себя Арис считал уже вполне взрослым — двенадцать весен сменил! — но характером он больше походил на шкодливого котенка. Неудивительно, если вспомнить его родителей. На них Арис очень походил: от матери ему досталась эльфийская стройность и изящество, а от отца — карие глаза и каштановые волосы. Ну и невыносимое (другими) чувство юмора. Хорошо еще, что свою тетю он любил, а то даже терпеливая Авелис не выдержала бы: с Эстель у нее никогда не было таких проблем. Невольно подумалось, что некоторая резкость и даже грубость в общении Астеры и Винсента с собственными детьми была оправдана — как по-другому воспитывать этих разбойников, Авелис не представляла. Эстель, видя это, лишь качала головой, а потом и вовсе заявила, что либо она уезжает в гости к Миратэ, либо у нее на одного кузена станет меньше — она не выдержит и придушит его собственными руками. Авелис смеясь отпустила дочь: она не была бы самой собой, если бы не придумала способ поладить с племянником. И правда, когда Эстель вернулась, в поместье Рисанэ царила тишина и покой.