Игра на двоих

— Ты устала, — констатирует мужчина.

— Я в порядке.

Тот лишь качает головой, но не произносит ни слова. Цепкий взгляд скользит по моему отражению, по очереди задерживаясь на лице, открытых плечах, сложенных на груди руках и длинных ногах, едва прикрытых невесомой черной тканью.

— Совсем плохо, да? — печально интересуюсь я.

Ментор встряхивает головой.

— Прости, замечтался. Нормально. То, что нужно — для Капитолия.

— А для тебя?

Мужчина кладет руки мне на плечи и разворачивает к себе.

— Ты нравишься мне такой, какая есть. Такой, какой я вижу тебя каждое утро и вечер. Без грима, нарядов, каблуков и прочих украшений. Тебе это не нужно. Хотя…

— Что?

— …длина этого платья демонстрирует почти все твои достоинства. Тебе идет, — смеется мужчина.

Я заливаюсь краской и пытаюсь одернуть узкую юбку. Ментор лишь насмешливо фыркает, с улыбкой наблюдая за моими действиями.

Только сейчас я замечаю небольшую бархатную коробочку в руках Хеймитча. Поймав мой взгляд, мужчина понимающе и одновременно виновато улыбается:

— Последний штрих.

Слегка наклонившись, терпеливо жду, пока ментор наденет мне на голову серебряную корону, символ моей победы. Хеймитч осторожно поправляет выбившуюся из прически прядь, берет меня за подбородок, заставляя приподнять голову.

— Все будет в порядке. Ты справишься, как всегда.

— Не знаю, как ответить на его вопросы, — неохотно признаюсь я. — Вряд ли ему понравится, если я начну описывать то плачевное положение, в котором находятся десять из двенадцати Дистриктов. Никто не любит критику, а Сноу — особенно.

Хеймитч на мгновение задумывается, но все же успевает дать мне пару указаний, прежде чем за мной приходят, чтобы проводить в зал, где Цезарь уже ждет свою Победительницу и разогревает публику отнюдь не смешными анекдотами собственного сочинения. У капитолийцев весьма специфическое чувство юмора. Впрочем, если вспомнить наши с ментором шутки о Голодных Играх и собственной гибели, становится понятно, что разница между нами небольшая. Мы ничем не лучше. Но у нас, в отличие от зрителей столицы с их извращенным вкусом, нет выбора.

Как я и предполагала, сегодняшнее интервью оказывается как никогда долгим и еще более утомительным, чем предыдущие. Помня наставления Хеймитча и его совет думать, прежде чем говорить, я отвечаю на вопросы ведущего, стараясь вызывать в памяти лишь наиболее приятные воспоминания. Природа Одиннадцатого. Магазины одежды Восьмого. Букетик едва распустившихся лесных цветов из Седьмого. Выставка всевозможных транспортных средств в Шестом. Вкусный ужин из свежих морепродуктов в Четвертом. Чудеса науки и техники в Третьем. Военная мощь Второго. Роскошь Первого.

Цезарь, как обычно, пищит от восторга. Зрители вторят ему криками и аплодисментами. Я в красках описываю наше путешествие, не останавливаясь ни на чем конкретном, рассказывая обо всем в общих чертах. Упоминаю родной Дистрикт и Капитолий. Еще раз благодарю Президента за щедрость и любезное приглашение оставаться в столице столько, сколько мне захочется. Наконец Фликермен выпытывает мои планы на ближайшее время, до следующей церемонии Жатвы, и отпускает меня на торжественный ужин.

Тур, начавшийся в шахтах Дистрикта 12, заканчивается в Президентском Дворце Капитолия. Эффи не отходит от меня ни на шаг, приказывая улыбаться и быть любезной со всеми гостями, Хеймитч тщетно пытается развязать слишком туго затянутый галстук и сквозь зубы отпускает ругательства в адрес всех собравшихся, от Бряк до Сноу. Меня ослепляют вспышки камер и оглушают бесконечные вопросы журналистов. Блеск украшений и сияние огней, чужие прикосновения, аппетитные запахи еды, звуки музыки и оживленных разговоров — все сливается в причудливый калейдоскоп из кривых улыбок и реверансов. И я теряюсь в нем.

Всю следующую неделю я словно кружусь в водовороте светской жизни столицы. Балы. Торжественные ужины. Министры, чиновники, самые богатые и знатные люди Капитолия — «сливки сливок», как любит выражаться Эффи. Фотосессии, интервью, пачки приглашений на вечеринки, бессонные ночи и пара минут беспокойного забытья на рассвете. Один наряд сменяет другой, и каждый — произведение искусства: вечер за вечером Цинна превосходит себя. Стилист сильно похудел и осунулся, на его лице одна за другой появляются мелкие морщинки, а под глазами — темные круги, но взгляд горит как никогда ярким огнем вдохновения. Он по-своему счастлив. Я наблюдаю за ним и чувствую необъяснимую зависть.

Бряк зорко следит за тем, чтобы мы с Хеймитчем не оставались наедине и всякий раз нарушает наши планы, когда мы собираемся сбежать с очередной вечеринки и отправиться бродить по ночному городу. Мы оба злимся на нее, но лично я отчасти благодарна этой женщине. В конце концов, она всего лишь хочет меня защитить. Тем не менее, однажды утром тайна становится известна еще одному человеку. Впоследствии я вспоминаю тот момент со смущением и некоторым сожалением, но тот, кто раскрыл наш секрет, никак не выдает своего отношения к нему.

Эффи пользуется услугами личного стилиста, а вот Хеймитч больше доверяет Цинне и потому не сопротивляется, когда тот приносит не только очередное вечернее платье для меня, но и классический костюм для него. Я сижу в глубоком кресле напротив зеркала и с улыбкой слежу за тем, как стилист уговаривает моего ментора слегка изменить стиль и примерить что-нибудь кроме вечных потертых джинсов и старой толстовки. Команда подготовки заплетает мои волосы в очередную замысловатую прическу, что не мешает мне краем глаза наблюдать за столь комичной сценой и тихо посмеиваться. Продолжая ворчать, Хеймитч снимает свитер, чтобы примерить принесенную стилистом черную рубашку. Дальнейшее происходит за секунды, но каждая из них длится для меня слишком долго. Цинна замечает висящую на шее ментора подвеску и, конечно, моментально узнает ее. Та самая услуга, о которой я просила его на Рождество. В течение нескольких секунд, пока Хеймитч переодевается, парень пристально смотрит на серебряного волка с черными глазами, после чего смущенно опускает глаза и бросает взгляд в зеркало через плечо ментора. Как всегда сохраняя чувство такта, он не говорит ни слова. Его выдает лишь понимающая улыбка с нотками легкой и необъяснимой грусти на глубине карих глаз, похожих на свежие каштаны. С того дня я чувствую некую неловкость в общении с ним. Поведение стилиста остается прежним, но порой, когда он смотрит на меня, по его лицу пробегает тень тревоги и, изредка, жалости. Парень думает, что я не замечаю этого.

У меня не получается раздумывать над последствиями нашего неразумного поведения слишком долго: передо мной встает новая проблема, пусть я и не признаю ее существования. Праздная жизнь все продолжается, и постепенно затягивает меня в омут бесконечных развлечений и удовольствий. Маска прирастает к лицу, эмоций не остается. Я подчиняюсь правилам, диктуемым капитолийским обществом, в окружении которого я и провожу большую часть своего времени. Мне уже нужно прилагать усилия, чтобы отличить правду от лжи, искренность от притворства. Я не знаю, что происходит и теряю контроль над тем, что делаю. За все это время я не выпиваю и капли вина, однако чувствую себя не лучше, чем ментор после нескольких сосудов спирта вместо ужина. Мне не нравится все то, что творится вокруг меня, но я привыкаю к подобному образу жизни. Так мне удается на собственной шкурке узнать еще один способ убежать от реальности, которая обрушивается на Победителей после их возвращения с Арены. Еще один наркотик, дающий возможность забыться. Губительный и спасительный одновременно.