Императрица Мария. Восставшая из могилы

Он как-то странно себя чувствовал. От некоторой снисходительности, исходившей от него в начале разговора, не осталось и следа. Он вдруг почувствовал, что от сидевшей перед ним совсем молодой девушки исходит какая-то сила. Под прямым взглядом ее больших синих глаз он весь поджался и не сидел уже так вальяжно. Внезапно он вообще почувствовал, что вспотел.

«Черт, как на экзамене, – вдруг нашел он определение своему состоянию. – Но какого… Она ведь совсем девчонка! И видит меня в первый раз, но кажется, знает обо мне все!»

А Маша действительно знала о нем все. Николай, точнее Николай Петрович, в конце той своей жизни в будущем как раз больше всего интересовался политическими деятелями Белой Сибири, считая, и не без оснований, что именно у них были все шансы переломить ход Гражданской войны. Поэтому биографические справки и оценки деятельности некоторых министров правительства Колчака, наиболее толковых с точки зрения историков будущего, он дал ей довольно полные. И особенно – по Михайлову.

А тому стало страшно, по-настоящему страшно. Все последние дни после появления в Омске великой княжны только о ней в правительстве и Сибирской областной думе и говорили. Говорили и боялись. Те восторг и воодушевление, с которыми великую княжну встретило офицерство и казачество, не сулили им ничего хорошего.

Резолюции и решения тем не менее составлялись с поразительной быстротой. «Осудить…» Услышав это, кто-то, кажется Гинс, не выдержал и ехидно поинтересовался, что именно надо осудить – то, что великая княжна чудом избежала смерти? На последнем заседании Авксентьев, брызгая слюной, кричал о возвращении «проклятого царизма», о том, чтобы не допустить… Ага, как же, не допустишь ты! Кто тебя спросит?

Михайлов старался не смотреть великой княжне в глаза, но это не получалось. Он просто не мог оторвать взгляд от ее глаз, ставших сейчас почему-то почти черными. А Маша продолжала давить на него.

Впервые на эту способность указал Николай, а потом девушка и сама почувствовала, что ее взгляд как-то действует на собеседника. Заставляет того подчиниться ее воле. Она очень удивилась и испугалась – раньше ничего подобного она не испытывала. Николай объяснил, что даже в начале XXI века мозг человеческий будет изучен едва ли на треть. Каковы его способности, никто толком не знает. Что-то могло появиться в результате перенесенного потрясения или амнезии.

– Бог дал, – успокоил он ее, – значит, надо пользоваться. Во благо, конечно.

И она пользовалась.

– Ваше… Ваше императорское высочество… – Голос Михайлова предательски дрожал, от его былой самоуверенности не осталось и следа. – Вот, изволите ли видеть.

Он протянул ей листок бумаги с наклеенными на него кусками телеграфной ленты.

– «Обращение! – прочла Маша. – Всем, всем, всем!» Что это?

– Письмо-прокламация ЦК эсеров, подписана лично Черновым. Там карандашом очеркнуто!

– Любопытно!

Маша прочитала очеркнутые красным карандашом строки:

В предвидении возможных политических кризисов, которые могут быть вызваны замыслами контрреволюции, все силы партии в настоящий момент должны быть мобилизованы, обучены военному делу и вооружены, с тем чтобы в любой момент быть готовыми выдержать удары контрреволюционных организаторов Гражданской войны в тылу противобольшевистского фронта. Работа по вооружению, сплачиванию, всестороннему политическому инструктированию и чисто военная мобилизация сил партии должны явиться основой деятельности ЦК…

«Ого! – подумала Маша. – Это он удачно зашел. Главное – вовремя».

– Я посчитал своим долгом… – начал было Михайлов.

– Хорошо, – перебила его великая княжна, – прогиб засчитан.

Михайлов опять не понял.

– Послушайте, Иван Андрианович… – Великая княжна улыбалась, и ее глаза опять стали синими. Михайлову было не по себе от этой метаморфозы: минуту назад – мегера какая-то, а сейчас – само обаяние. – Ведь вы министр финансов, да? И вся ваша деятельность и до революции, и после связана с экономикой?

– Да, ваше императорское высочество, – быстро проговорил Михайлов, – именно так, только вот экономики никакой не было! Особенно последние два года!

– Вы на имя-отчество перейдите, а то на титуле язык сломаете! – участливо посоветовала великая княжна. – Вы не на приеме, у нас приватная беседа. Ну а финансы-то были? Просветите меня по поводу финансов.

– В каком смысле, – даже растерялся Михайлов.

– В смысле того, что хранится в Омском отделении Государственного банка. Очень хочется знать!

– А, так вы о золотом запасе… – облегченно вздохнул Михайлов и извлек из внутреннего кармана пиджака маленький блокнотик. Полистав, он быстро начал читать: – В банк поступило золото и драгоценности, в российской монете – на 523 458 484 рубля 42 копейки, в иностранной монете – на 38 065 322 рубля 57 копеек, в слитках – на 90 012 027 рублей 65 копеек. Всего на сумму 651 535 834 рубля 64 копейки. Учтенное золото составляют слитки, монеты, самородное золото, серебристое золото, золотистое серебро, платина и золотые изделия. Кроме российской золотой монеты присутствуют деньги четырнадцати стран мира. Только золотых германских рейхсмарок больше чем на одиннадцать миллионов рублей. Это по предварительным подсчетам, на основе сопроводительных документов. То есть почти Шестьсот пятьдесят два миллиона рублей золотом.

Подведя этот впечатляющий итог, Михайлов поднял голову, посмотрел на великую княжну и обалдел. Опершись руками о стол, девушка перегнулась к нему, в изумлении приоткрыв рот.

– Сколько-сколько? – переспросила она.

– Шестьсот пятьдесят два миллиона рублей золотом, – почти шепотом повторил Михайлов.

– Твою мать! – только и могла сказать Маша и, плюхнувшись обратно в кресло, добавила: – Охренеть и не встать! – И кажется, еще что-то в том же духе.

Михайлов остекленел. Ругательства, вылетевшие из уст августейшей особы, причем еще довольно нежного возраста, привели его в состояние шока.

– Ваше… Мария Николаевна… Господи, где вы научились так ругаться? – в конце концов возопил он.

– За последние полтора года освоила. Учителей было много хороших. В выражениях не стеснялись. Но это пустое! Скажите, почему, имея столько золота, вы не введете рубль, им обеспеченный?

– Да кто его будет вводить-то? – всплеснул руками Михайлов. – Мы все министерские портфели никак не поделим. До рублей ли тут? Бумажки какие-то печатаем – изобретение еще Сибирского правительства!

– Да, достойно! – усмехнулась великая княжна. – А как вы думаете, Иван Андрианович, может, мне велеть казакам выпороть вас всех – и правительство, и Думу вашу? Чтобы быстрее портфели поделили!