Императрица Мария. Восставшая из могилы

– Слышала, но что-то совсем в общих чертах. Говорили, воруют много, ругали их. А впрочем, я тогда не слишком этим интересовалась.

Тут Маша покривила душой – о Земгоре ей подробно рассказывал Николай. Но ей хотелось узнать мнение Пепеляева.

– Я не знаю, кому пришла в голову мысль отдать снабжение армии в частные руки. Но государь, извините, Мария Николаевна, за прямоту, сию вредительскую глупость утвердил. Земгор – это главный по снабжению армии комитет. Сами себе раздавали заказы, сами их срывали, сами себе руки грели. Солдаты сидели в окопах голодные, ни снарядов, ни патронов, зато продажи драгоценностей, мехов и других предметов роскоши в шестнадцатом году превысили самые сытые довоенные годы! Ну и заодно и империю расшатывали. Чуть ли не половина руководства Земгора вошла в первый состав Временного правительства! Не удивляйтесь, откуда я это знаю, Виктор много рассказывал. Он же в то время в Думе сидел, все на его глазах происходило, да и с его участием. Потом спохватился, да было уже поздно! А здесь, в Омске, он встретил нескольких своих знакомцев из Земгора. Они, оказывается, и тут устроились по специальности – снабжением армии занимаются!

Пепеляев зло пнул ногой ком снега и замолчал. Молча они прошли по аллее до противоположного конца сада, потом повернули обратно.

– Эх, – вздохнул Пепеляев, – если бы нашелся кто-то, у кого хватило бы решительности разворотить всю эту навозную кучу! Армия бы его на руках носила!

– Скажите, Анатолий Николаевич, как вы относитесь к монархии?

– Неважно, Мария Николаевна.

– То есть?

– Полагаю, что монархическое правление себя изжило и неприемлемо. Разве что в виде конституционной монархии. Сами посудите, Российской и Австро-Венгерской империй больше нет, на очереди Германская и Османская. И это уже не за горами!

– А как же особый путь России?

– Вот только это и вызывает у меня сомнения. Вера в доброго царя у нас впитывается с молоком матери!

Великая княжна сделала два быстрых шага и, обогнав собеседника, остановилась перед ним. Два больших синих глаза смотрели на Пепеляева в упор.

– Скажите честно, что вы будете делать, если я возьму на себя смелость и стану этим добрым царем, ну или царицей. – Великая княжна сбилась, но продолжила: – Если я разворошу эту, как вы выразились, навозную кучу, и не только эту? Что вы сделаете?

– Вы? – внезапно осипшим голосом переспросил Пепеляев. – Вы это серьезно? Об этом все только и говорят, но я…

– Я, – перебила его великая княжна. – И это серьезно! Я, Мария Романова, собираюсь объявить о своих правах на престол! И это очень серьезно! Но одна, без поддержки таких людей, как вы, я ничего не смогу сделать!

Пепеляев молча смотрел ей в глаза.

– Знаете, Мария Николаевна, за последние полтора года я впервые вижу человека, который по доброй воле и без принуждения, не ища каких-либо личных выгод, хочет взвалить на себя ответственность за происходящее. Впервые… – Он помолчал, как будто ища подходящие слова. – Я присягну вам на верность не раздумывая, ваше императорское величество!

– А как же ваши взгляды? – не отступала великая княжна, сделав вид, что не заметила его сознательную оговорку в титуле.

– Да бог с ними, со взглядами. Россия важнее!

– Спасибо, Анатолий Николаевич, – улыбнулась великая княжна, – я в вас не ошиблась!

XIX

После завтрака бледная и решительная Маша попросила Николая зайти к ней.

– Коля, я решилась! Надо действовать, но сначала нам нужно все обсудить и наметить дальнейшие шаги. Я решилась, но не знаю, до конца не поняла, как мне надо брать власть.

Николай молча смотрел на нее. Маша сильно изменилась, стала бледнее, черты лица стали чуть жестче. Это была уже не беззаботная царевна, обитательница Царского Села, а серьезно повзрослевший человек, который должен был объявить о самом важном в своей жизни решении. Но как это сделать, он и сам не знал. И спросить не у кого. Хотя, впрочем…

– Поедем к отцу Сильвестру!

Маша остановилась посреди комнаты и посмотрела на него.

– К отцу Сильвестру?

– Да! Он единственный знает о нас, обо мне. Только он может подсказать что-то дельное. К тому же он не рядовой приходской священник, а архиепископ. Лицо не последнее в церковной иерархии.

Николай попросил Шереметьевского подогнать к гостинице коляску с закрытым верхом. Вышли через черный ход и спустя несколько минут были уже возле архиерейского дома.

Архиепископ Омский и Павлоградский Сильвестр внимательно рассматривал молодую пару, сидевшую напротив. Девушка была ему понятна. Он, конечно, не был ясновидящим, но великая княжна была его современницей, и ее поступки он мог предполагать. В известной степени, конечно. Сидевший рядом с ней молодой мужчина вызывал куда больший интерес. Он был человеком из другого времени, и это было видно по его глазам. Спокойный взгляд уверенного в себе человека, без подобострастия и пиетета перед церковной особой такого ранга. Архиепископу внезапно пришла в голову мысль, что гость и в Бога-то, наверное, не верит. Или верит в куда меньшей степени, чем его спутница.

Отец Сильвестр еще раз провел по ним взглядом и подумал: «А ведь они пара! Действительно пара, перед Богом и людьми! Две половинки! Воистину неисповедимы пути Господни!»

Архиепископ вздохнул и, прерывая затянувшееся молчание, молвил:

– Что привело вас ко мне, дети мои?

– Ваше преосвященство! – Маша стала быстро и сбивчиво объяснять архиепископу свои сомнения и мучения, но тот быстро прервал ее:

– Подожди, дочь моя, я вижу, ты в смятении и растерянности. Пусть говорит твой спутник. Выскажитесь вы, Николай! Так, кажется, вас зовут.

Николай так близко смог рассмотреть архиепископа впервые. Темноволосый, с проседью, окладистая борода, густые брови, довольно грозное выражение лица. Но это скорее от природы, чем от характера. Хотя характер у него тоже ого-ого! Внимательный взгляд умных, проницательных глаз. И стрелки перевел ловко с Маши на него.

– Да, ваше преосвященство, – Николай согласно кивнул головой и продолжил: – Нам нужен ваш совет. Нам, точнее великой княжне, нужно принимать решение о том, в каком качестве она хочет видеть себя в дальнейшем. В силу отсутствия политического опыта ей это сделать трудно, а я не могу ей что-либо посоветовать в силу недостаточного знания реалий этого времени.

– Скажите, Николай, – задумчиво произнес архиепископ, – ведь это вы отговорили Марию Николаевну вести жизнь простой крестьянки?

– Да, я! – ответил Николай.

– Почему? Ведь для вас, лично для вас, это было бы даже лучше. Жили бы спокойно в деревне, выправили бы новые документы. И искать бы ее никто не стал! А сейчас вы даже не можете вести нормальную семейную жизнь. И сколько продлится такое положение, Бог весть!

– Я считал и считаю, что в силу своего статуса, полученного при рождении, Маша, – он споткнулся и поправился, – Мария Николаевна может оказать немалое влияние на ход событий. Немалое, если не решающее. Учитывая ее ум, прекрасную память, умение общаться с людьми и влиять на них. За последние дни моя уверенность только укрепилась.

– Я полагаю, что во многом успехом своих многочисленных встреч, о которых я информирован, ее императорское высочество обязано вам.

– Отнюдь, – возразил Николай, – как раз тут мое влияние было минимальным. Я мог дать только предварительную информацию о некоторых личностях. Да и ту только, которую помнил. Мое послезнание, на которое вы намекаете, тут не работало, поскольку в моей истории подобная ситуация не возникала. Мария Николаевна погибла со всей семьей, правителем России стал адмирал Колчак, и все пошло по совершенно иному пути.