Императрица Мария. Восставшая из могилы

Несколько минут пили чай вприкуску, заедая его баранками и поглядывая друг на друга. Николай понимал, что архиепископ позвал его не случайно, и ждал, когда тот начнет разговор.

– Скажите, Николай, – заговорил наконец отец Сильвестр, – вы не поторопились с венчанием?

– Думаю, поторопились, но это было желание Марии Николаевны, высказанное в довольно непреклонной форме.

– Даже так? – несколько удивился архиепископ.

– А вы думали, это я потащил под венец великую княжну?

– Ничего такого я не думал, но полагал, что это было ваше совместное решение.

– Нет. Понимаете, все произошло в Екатеринбурге, когда мы уже отправились в Омск. Сначала Мария Николаевна попросила показать ей дом Ипатьева, в котором их содержали и в котором расстреляли. Снаружи ведь она его толком не видела. Я был против, но она настояла. Знаете, бывают ситуации, когда с ней бесполезно спорить.

– Понимаю, – улыбнулся отец Сильвестр, – женщина.

– Вот именно. В доме этом находился какой-то штаб, было полно военных, и я стоял спиной, чтобы не привлекать внимания, а девушки… – Увидев недоумение на лице архиепископа, Николай пояснил: – Мария Николаевна и моя сестра Катя. Девушки вроде как бы закрыли меня. Мария Николаевна смотрела довольно долго. Потом она рассказала мне, что молилась и мысленно разговаривала с ними, и когда сказала про меня, то увидела лицо отца. Он улыбался и кивал головой.

– Да, все в руце Божьей! Значит, видение было! Да, тогда да! Конечно! Но тем не менее ваше положение от этого стало только сложнее. Супружеские обязанности вы же не имеете возможности исполнять?

– Не имеем, но это не самое страшное. Знаете, от воздержания еще никто не умирал. Тем более что в ближайшее время внезапная беременность Марии Николаевны была бы совсем не вовремя.

– Да, я вас понимаю.

– Хуже другое, у нас практически нет возможности общаться. На ее встречах и беседах я не присутствую. С чего бы? Возможности уединиться и поговорить тоже почти нет, так как это покажется весьма странным окружающим. Да и о чем может говорить долго великая княжна с простым рабочим? Впрочем, кое-кто из окружающих, как мне кажется, начал подозревать, что что-то тут нечисто.

– В каком смысле?

– Ну, насчет меня.

– Шила в мешке не утаишь. Вам нужно быть осторожнее и следить за речью. Вы в первую очередь ею выдаете себя – простой мастеровой так говорить не может.

– Стараюсь себя контролировать, но не всегда получается. Увы!

Архиепископ несколько минут сидел молча, как будто что-то обдумывая.

– Скажите, Николай, – задал он наконец вопрос, видимо, долго мучивший его, – вы в Бога веруете?

«Прямо как в „Адъютанте его превосходительства“: „Павел Андреевич, вы шпион?“» – подумал Николай, но вопрос был поставлен предельно четко, и нужно было отвечать.

– Как вам сказать, ваше преосвященство, и да и нет!

– Как такое возможно?

– Возможно, если с детства живешь в атеистической стране, в которой и Слово Божие, и сам Господь подвергаются каждодневному осмеянию и поруганию. Нет, в мое время священников уже никто не расстреливал, храмы массово не сносили. Они по большей части стояли заброшенные или использовались для различных хозяйственных нужд. Но в остальном… Религиозные праздники были под запретом, люди боялись ходить в храм, боялись крестить детей, потому что священник был обязан сообщать об этом в партийные органы, и у людей могли быть неприятности на работе. Религиозная литература нигде, кроме храмов, не продавалась. Что говорить, – Николай грустно усмехнулся, – я Библию, например, в руки взял уже в зрелом возрасте, а в юности «изучал» ее по книге «Занимательная Библия» Лео Тактиля, кажется, в которой весь ее текст высмеивался.

Впрочем, в большинстве своем, как мне кажется, люди об этом даже не задумывались. В тридцатые-пятидесятые годы вера в Бога была заменена верой в коммунизм, ну или в светлое будущее. Страна действительно стремительно развивалась, победила в войне, и людям казалось, что еще чуть-чуть – и вот оно, светлое будущее! А оно все отодвигалось и отодвигалось, как линия горизонта! Когда один неумный руководитель страны назначил точную дату построения коммунизма, а тот так и не наступил, ничего, кроме горького смеха, у людей это уже не вызывало. Вера пропала! Так вот и остались советские люди – без Бога и без коммунизма!

– Страшные вещи вы говорите, Николай!

– Говорю, что чувствую, как понимаю. В девяностые, когда советская власть приказала долго жить, народ потянулся в храмы. Стали строить новые, восстанавливать старые. Все вдруг стали верующими.

– А вы думаете, это не так?

– Думаю, не так. Думаю, что большинство как я. Крещеный, хотя крестился уже в зрелом возрасте, после смерти матери. В анкете честно напишу: православный. А вот остальное… В храме бывал от случая к случаю, толком не исповедовался, не причащался. Зайду, свечку поставлю, «Отче наш» прочитаю, и все. Куличи, знамо дело, на Пасху ходил освящать, за святой водой на Крещение… Икона дома висела, икона в автомобиле. Все.

– Да, негусто, – вздохнул архиепископ.

– Понимаете, вот еще что. Как-то не всегда сходятся у меня в одно вера и церковь.

– Как это?

– А вот сомневаюсь я порой, что сами служители церкви искренне в Бога верят! По делам ведь судить надо! А какие дела? В девяностые бандитам тачки, то есть автомобили, освящали, дома, на награбленные деньги построенные, святой водой кропили, отпевали их с помпой. Ясное дело, те платили, и хорошо платили, только деньги-то кровью замазанные! Неужели не знали священники? Или деньги не пахнут? Или вот стоит в храме ящик для денег «На ремонт храма», и бабульки в него свои копейки бросают, а тут раз – священник подъезжает, да на такой машине, что если ее продать, то на ремонт двух таких храмов хватит! Что же это? Фарисейство?

– М-да, – отец Сильвестр мрачно слушал Николая, – все мы немощны, ибо человецы суть. Увы!

– Конечно, не все такие, есть и подвижники, бессребреники. Есть просто герои! Вы Псково-Печерский монастырь знаете?

– Конечно!

– Вот был там наместником архимандрит Алипий. Бывший фронтовик, орденоносец. В конце пятидесятых годов, когда начались новые гонения на церковь, монастырь решили закрыть. В то время всего-то два действующих монастыря было в России – Псково-Печерский и Троице-Сергиевская лавра. Решили закрыть. Приехала милиция, начальство там всякое – партийное, советское. А он монахов собрал и ко всей этой кодле вышел с топором, сказал: «Рубиться будем, а монастырь не отдадим!» И отстояли! Вот это человек! Вот это пастырь!

– Знаете, Николай, от ваших рассказов мурашки по коже. Да чем такое, лучше уж действительно согласиться с вашими предложениями и взять за основу преобразований большевистскую программу, так сказать, перехватить знамя.

– Вот-вот, если не можешь предотвратить – возглавь!

– Дай Бог, дай Бог! – проговорил отец Сильвестр и перекрестился. – Вот еще о чем я хочу спросить вас, Николай. Беспокоит меня душевное равновесие Марии Николаевны. Не вносите ли вы смуту в ее душу своим неверием, ну или своей нетвердой верой? Она глубоко и искренне верит в Бога, и мне бы не хотелось… Вы понимаете, о чем я?

– Да. Вы можете не беспокоиться. В этом отношении я не влияю на Марию Николаевну, скорее, наоборот, она влияет на меня! Вполне возможно, что я через какое-то время через общение с ней приобщусь к вере. Тем более что окружающая действительность этому способствует. Вокруг меня искренне верующие люди, что не может не вызывать у меня уважения и даже зависти.

– Это хорошо, это очень хорошо! Мария Николаевна просила меня быть ее духовником, но я готов распространить это и на вас. Во всяком случае, я всегда открыт для любого разговора. Ну а теперь пойдемте, не будем оставлять ее одну слишком надолго.