Императрица Мария. Восставшая из могилы
Шрифт:
– А что вы видите в качестве альтернативы? Какую политическую программу вы считаете возможным противопоставить популизму большевиков?
«Силен поп, слова-то какие знает, популизм», – подумал Николай и ответил:
– Популизм придется бить популизмом.
– Это как же? – удивился отец Сильвестр.
– Это значит, что в качестве идеологической и политической программы нам необходимо принять программу большевиков. Практически на сто процентов!
– Вы это серьезно? – Архиепископ изумленно смотрел на Николая.
– Абсолютно! Предложите что-нибудь лучше!
Архиепископ надолго задумался.
–
– Вот именно, – улыбнулся Николай, – и не спорьте.
– Тем более, – продолжил архиепископ, – что вы знаете и как выполнить все те невыполнимые обещания, которые надавали народу большевики.
– С этим сложнее, но в общих чертах представляю. В любом случае способы выполнения их не будут такими же радикальными, как у большевиков. Травить крестьян газами мы не будем!
– Вот как, дошло и до такого?
– Да, и до многого другого. Сами понимаете, землю-то взять было неоткуда, вот и пришлось большевикам снижать численность крестьян, чтобы освободить землицу.
– Боюсь, что ваши идеи многим не понравятся. Сибирским мужикам, впрочем, это все равно, офицерам и казакам можно напомнить о присяге и посоветовать не лезть в политику, а вот интеллигенция раскричится не на шутку! С ними что будете делать?
– Совсем отмороженных – сажать, а остальным винтовку в руки – и в окопы! Нечего за мужицкими спинами отсиживаться и в них же плевать! Тоже мне, мозг нации! Вот скажите мне, ваше преосвященство, вот вы – служитель церкви, а церковь демократична по своей сути. Нет?
– В известном смысле, да! Все мы равны перед Богом!
– Вот именно, а перед законом – нет! В церкви, во всяком случае, стать архиепископом или даже патриархом может любой священнослужитель, и его происхождение не имеет значения.
– Имеет, предпочтение отдается наследующим сан.
– Согласен, но ваш отец был простым приходским священником, отец патриарха Тихона – тоже, отец и дед Иоанна Кронштадтского были дьячками, а его мать – крестьянкой. Так почему же простому человеку отказано в праве стать генералом, министром, губернатором и так далее? Дайте ему возможность получить образование, и мы Ломоносовых, Суворовых и Столыпиных будем вагонами отгружать! К вящей славе России!
– Ну да! Ну да! – Отец Сильвестр в задумчивости барабанил пальцами по столу, поглядывая на великую княжну, внимательно слушавшую своего спутника. – Но все-таки недовольство будет!
– Тут мы надеемся на вас!
– На меня?
– На церковь! В плане разъяснения широким массам нашей политической программы.
– Не многого ли хотите, молодой человек? – усмехнулся архиепископ. – Если вы примете программу большевиков, то землю церкви не вернете, но просите поддержки?
– Альтернатива – большевики! Они не только землю отнимут!
– Да уж, – вздохнул отец Сильвестр, – насмотрелись уже.
– То ли еще будет, – усмехнулся Николай. – По-настоящему большевики развернутся только после победы в Гражданской войне.
– Вот как?
– Именно. Ну сами посудите, человеку нужно во что-то верить. Вот и веру в Бога будут весьма агрессивно заменять верой в коммунизм.
Ключевое слово здесь – заменять. Сан священника станет смертным приговором.Архиепископ смертельно побледнел.
– Да, пожалуй, я соглашусь с вами, что при таких условиях потеря земли не самое страшное.
Он помолчал, как бы переваривая сказанное Николаем, а затем, положив свою широкую ладонь на стол, сказал:
– Хорошо, с идеологией понятно, а что с войной? Без нее-то все равно никуда не деться!
– Единственный возможный вариант – скоротечная кампания зимой с целью разгрома Восточного фронта красных и выхода к Волге. Длительную войну ресурсы Сибири просто не потянут, даже с помощью союзников.
– Смело! Разгром Восточного фронта, ни много ни мало…
– Да, именно так! Только сокрушительное поражение вкупе с пропагандой нашей политической программы заставит задуматься мужиков, одетых в красноармейские шинели, над вопросом «За что воюем?». А это уже почти победа! Ну а кроме того, после такого разгрома станет возможным поиск контактов среди прагматичных и патриотически настроенных большевистских лидеров.
– С целью?
– С целью достижения какого-то консенсуса, ведь программы-то идентичны, и прекращения войны. Но это дело будущего.
– Да, размах у вас! – Архиепископ несколько минут сидел молча, поглаживая свою окладистую бороду, хмуря брови и шевеля губами. – А знаете, что-то во всем этом есть! Ведь может получиться! Может! Прежней России, конечно, уже не будет, да и не надо! Будет что-то свежее, новое. Даже интересно стало! Что же, я с вами, дети мои! Мария Николаевна, как я уже говорил, моя библиотека в вашем распоряжении.
Архиепископ встал, давая понять, что аудиенция завершена.
XX
Большую часть следующего дня Маша провела в библиотеке архиерейского дома. Впрочем, провела вместе с Николаем, хотя он оказался в не совсем привычной для себя роли статиста. Он присутствовал, но Маша почти не разговаривала с ним. Она зарылась в какие-то книги и манускрипты, беспрерывно что-то записывала в блокнот, подолгу задумывалась, кусала губу, потом снова писала. В общем, работала.
Николаю было скучно. Он полистал одну книгу, другую, но читать не хотелось. Да и книги были в основном теологического содержания. Он попытался было присоединиться к Маше, но та попросила:
– Коля, не мешай, пожалуйста!
Что ему оставалось делать? Но тут неожиданно на выручку пришел отец Сильвестр. Заглянув в библиотеку и увидев изнывавшего от безделья Николая, он пригласил его к себе. Секунду поколебавшись и решив, что в архиерейском доме Маше ничего не угрожает, Николай последовал за ним.
В кабинете архиепископа расположились не за столом, как накануне, а в креслах возле чего-то, отдаленно напоминавшего журнальный столик из будущего. Только очень массивный столик. Впрочем, вся мебель в этом помещении была массивной и основательной.
– Хотите чаю? – поинтересовался отец Сильвестр.
От чая Николай отказываться не стал, и на столике тут же появились принесенные служкой чайник, стаканы, сахар, варенье и баранки. Архиепископ тут же аппетитно захрустел баранкой.
– Люблю, грешным делом, – улыбнулся он.