Интервенция

— Где вы хотите провести такой конгресс?

— Да где угодно. Можно в Регенсбурге, можно хоть здесь, в Кракове.

— Я доведу до сведения государя ваше пожелание.

— Можем ли мы надеяться, что в случае положительного решения на время конгресса будут приостановлены военные действия? Германских государей очень нервирует продвижение русских полков в сторону Берлина. Безусловно, это просьба не касается ваших действий в Восточной Пруссии.

«Дальше Эльбы не пойдем», — так и тянуло сказать Безбородко, но в таком случае он лишился бы права называть себя дипломатом.

— Мы обязательно изучим ваши предложения. Это займет некоторое время.

— Мне подождать в Кракове, или вы заберете меня с собой в Варшаву?

— Боюсь, нет никакого смысла в вашей поездке на север. Императора вы там не застанете. Подходит время созыва Земского собора — события для Империи наиважнейшее! Где оно пройдет, пока неизвестно, но государь в любом случае вернется в Россию.

Де Линь с трудом сохранил радостное выражение лица. Перспектива торчать в Кракове в обществе гетмана его напрягала. Но Безбородко разочаровал его еще больше.

— Возвращайтесь в Вену. Мы пришлем туда свой ответ.

Завершив переговоры с австрийским послом, Александр Андреевич засел за отчет царю. Он писал:

«Цесарцы почитают нас за глупцов, в их предложении скрыты сразу несколько ловушек. Перво-наперво не оставляют надежды похоронить Пруссию нашими руками, хотя, вероятно, думают, что мы зубы обламаем об Кёнигсберг и завязнем в Восточной Пруссии надолго. Предложенный конгресс только с виду для баварских дел. А на деле хотят не допустить наших переговоров тет-а-тет с Берлином. На сборищах подобного рода принято подчиняться мнению большинства. Союзников мы там не встретим. Выкрутят нам руки и попробуют заставить принять самые невыгодные условия под предлогом заботы об общеевропейском спокойствии. Австрийцы и французы — мастера подобной казуистики и подобной дипломатии. В ответственный момент начнут пугать, бряцать оружием — так было с разделом Польши, а еще ранее с Лотарингией. Хотя, конечно, вопрос с Баварией не следует сбрасывать со счетов. Скоропостижная смерть Максимилиана III Иосифа серьезно спутала карты Вене. Настроенная на нас напасть, она оказалась неожиданно спутана по рукам и ногам — против двух лагерей воевать ей сложно и опасно. Я бы предложил потянуть время сколько возможно, а потом отказаться под надуманным предлогом от участия в любых конгрессах».

Каково же было удивление Безбородко, когда он получил ответ императора:

«Время потяни, но от идеи конгресса не отказывайся. Сигналом принять предложение австрийцев станет успешный штурм Кёнигсберга. Краков для большого сбора дипломатов Европы считаю местом подходящим».

(1) Ламброс Кацонис — будущий знаменитый греческий адмирал на русской службе, корсар и самопровозглашенный король Спарты. Екатерина II подарила ему земли в Крыму, и с именем Кацониса связаны самые знаменитые места ЮБК, в том числе, Ливадия. Упоминаемые постоянно арнауты — одна из загадок истории. Почему так называли греков-пиратов, ясного ответа до сих пор нет. Арнаутами называли и албанцев-мусульман, терроризировавших острова Архипелага, и православных греков-корсаров. Уже в XIX веке слово «грек» окончательно заменило «арнаута».

(2) Рассказ о приключениях в Сибири и Джунгарии в 1711–1735 гг. Бригитты-Кристины Шерзенфельд и ее мужа Рената был записан в Москве англичанкой Вигор и включен в ее книгу. Добравшаяся до Стокгольма Бригитта-Кристина стала местной легендой. Ее джунгарский костюм из красного шелка попал в королевский музей. Его можно увидеть и сейчас в музее Ливрусткаммарен.

(3) Рука-протез от Кулибина — это наша выдумка. Однако известно, что Иван Петрович создал уникальную механическую ногу, которая всех удивила, но, как все его изобретения, не получила коммерческого воплощения.

Глава 18

Этот город с рождения готовился к обороне, он и возник из-за войны и для войны. Сперва замок рыцарей-крестоносцев, потом прилипившиеся к нему посады, обнесенные стенами, далее общая фортификация с равелинами, бастионами, Литовским валом и отдельной цитаделью, защищавшей вход в реку Прегель со стороны моря (1). С сотнями пушек — осадными и бастионными на крепостных лафетах, стоящими и в казематах, на открытых площадках-капонирах вместе с мортирами. Кёнигсберг столетиями набухал, как клещ кровью, защитными кольцами из земли и камня. Его укрепления считались в Европе неприступными, даря безопасность и спокойствие горожанам, а осмелившихся напасть лишали надежды на успех. Мне, моим солдатам предстояло опровергнуть это мнение.

Генералы из армии «Север» думали шаблонно, не верили в штурм. Прибывшие под стены столицы Восточной Пруссии полки не готовились к активным действиям, лишь к осаде — долгой, ленивой, расслабляющей. Устраивали лагеря, копали шанцы, ставили туры, размещали батареи, вяло постреливали по кенигсбергским бастионам без всякой системы, штурмовые лестницы не мастерили, осадных траншей не возводили. Флот болтался в заливе Фриш Гафф, не решаясь зайти в Прегель. Именно этого я и ожидал.

Как только прибыл под Кёнигсберг, сразу собрал совещание генералов. Устроились в шатре в прямой видимости от города. Мрачный, насупившийся, ощетинившийся жерлами орудий, он стоял на возвышенности, а мы располагались в низине, на небольшом холме с венчающей его ветряной мельницей.

— В городе запасов провианта на полгода. Вы собрались прохлаждаться тут столько времени? Думаете у нас оно есть? Шесть месяцев? До зимы? Залив-то замерзает, не забыли? — спросил я у понурых Никитина, Зарубина, Ожешко и адмирала Грейга, с которым только-только познакомился.

Адмирал, в отличие от остальных, был затянут в нарядный мундир, голову украшал аккуратный светлый парик с кокетливо загнутыми кверху кончиками у ушей, а шею — георгиевский крест на ленте. Он-то и ответил самым первым, причем, в куда более оптимистичном ключе, чем сухопутные «крабы» в походной форме, простоволосые и без орденов:

— У меня не получится ввести даже два линейных корабля в реку — ширина реки не позволит их развернуть. Только один смогу поставить боком, чтобы превратить в плавучую батарею. «Густав-3» или «София-Магдалена». Оба 74-пушечники. Но даже с одним готов потягаться на равных с фортом Фридрихсбург. Потом десант на лодках, прямо в самое сердце Кёнигсберга, при поддержке фрегатов, которые дойдут до первого городского моста.

— Утопия! — отмахнулся Никитин. — Городские кварталы окружены стенами. Батареи с капониров внешней линии фортификации превратят ваши корабли и десантные лодки в груду щепок. Вам мало гибели вашей бригантины?

Решительный Грейг еще до моего приезда попытался сунуться с одним кораблем в устье Прегеля. Бригантина смогла подняться вверх по течению лишь на версту. Ожили пушки форта и приречных бастионов. Корабль был уничтожен вместе со всем своим экипажем. Больше ста моряков погибли.

— Может, сжечь его ко все чертям? Как тогда, в Нижнем Новгороде, — внес свое предложение Ожешко.

Анджей был родом из Померелии, доставшейся пруссакам в итоге раздела Речи Посполитной. К ним он испытывал одну лишь ненависть и жалеть их не хотел. У меня же было иное мнение.

— Мы не будем сжигать европейские города. Нельзя давать врагам повод обвинить нас в варварской жестокости.

— А новомодные «ракетницы»? — встрепенулся Никитин.

— Картечью по каменному городу? Не выйдет, — закатал я губу генералам.

Все понуро замолчали, понимая, что подвели своего государя.

— То есть, сдаетесь? — спросил я с хитрой усмешкой.

На меня посмотрели с удивлением. Пришло время, как фокуснику, вытащить из рукава длинный шарф, зайчика, сюрприз. Или палочку-выручалочку.