Ирландия. Тёмные века 1
Шрифт:
К полудню к нам перебежали первые дезертиры — тощие парни с пустыми глазами. Они молили о еде в обмен на информацию:
— Вожди Уи Маэлтуйле уже спорят о добыче, которой нет. Айлиль клянётся, что завтра возьмёт Гаррхон…
— Завтра, — перебил Руарк, — он будет хоронить своих коней в котлах войска.
Мы ударили на третью ночь, когда луна скрылась за тучами. Арбалетчики Кайртира, обмотанные тёмными плащами, подползли к лагерю по высохшим руслам ручьёв. Их «Клыки» щёлкали бесшумно, как клювы ночных птиц. Сторожевые костры гасили стрелами с мокрыми тряпками — дым окутал стоянку
Из леса выкатились колёса с горящей смолой — «подарок» от плотников Глендалоха. Огненные диски, подпрыгивая на кочках, врезались в палатки. Лошади рвались с привязей, топча спящих. В хаосе никто не заметил, как исчезли остатки обоза…
На рассвете Айлиль стоял на пепелище, сжимая в руках пустой мешок с вышитым волком. Его армия, ещё вчера грозная тень на карте, рассыпалась как гнилое зерно. А по дорогам Эйре уже ползли слухи:
— Они пришли с мечом, а уйдут с пустым брюхом.
***
Ветер с востока принес запах гниющих тел. Я стоял на краю леса, впиваясь взглядом в лагерь Айлиля, раскинувшийся в долине как гнойная язва. Дым от чадящих костров поднимался к низкому небу, смешиваясь с туманом. Вместо боевых песен — тишина, прерываемая стонами. Голод сделал свое дело.
— Смотри, — прошептал Руарк, указывая на группу всадников, вырывающихся из лагеря галопом. — Гонцы.
Я кивнул. Мы ждали этого. После недели выжженной земли и партизанских ударов даже упрямый Айлиль понял: его армия не дойдет до Гаррхона на пустых желудках. Теперь он вынужден покупать зерно у своих же вассалов, разоряя казну.
— Пусть тратят серебро, — пробормотал я, ощущая холод эйритового арбалета за спиной. — Чем больше выжмут из Лейнстера, тем быстрее кланы отвернутся от него.
Ночью мы ударили первые. Арбалетчики Кайртира, заранее пришили к плащам мох, кору, ветки, и прочий лесной мусор, и в этих импровизированных маскхалатах подползли к лагерю по руслу пересохшего ручья. Охотники научили нас маскироваться, но мы добавили свое — обмазали ещё лица глиной, смешанной с углем. В темноте мы были тенями.
— Цели — кони, — приказал я, и двадцать тетив щелкнули в унисон.
Болты с шипением впились в бока лошадей, привязанных к кольям. Животные взревели, рванув упряжь. Одна из повозок, груженая пустыми мешками, опрокинулась, раздавив спящего воина. Хаос. Крики. А мы уже отступали, растворяясь в лесу, пока в лагере зажигали факелы.
— Следующий удар — через три часа, — сказал я Кайртиру, когда мы вернулись в укрытие. — Пусть не спят.
Он кивнул, вытирая сажу с «Клыка». На прикладе арбалета появилась новая зарубка.
К утру в лагере Айлиля начался бунт. Воины из клана Уи Фаэлайн, чьи земли уже голодали из-за поборов, потребовали плату вперед. Айлиль приказал казнить зачинщика, когда палач занес топор, из толпы полетели камни.
— Деньги на еду, ты обещал король! — орал седой ветеран, швыряя в Айлиля пустой кошель.
Айлиль отступил под защиту телохранителей, его лицо, обычно бледное, пылало яростью. Мы наблюдали за этим с холма, прячась за валунами. Руарк усмехнулся:
— Теперь он поймет, что меч голодного рубит и своих.
Гонцы вернулись через пять
дней. Их кони, покрытые пеной, пали у ворот лагеря. С собой они везли тридцать мер зерна — смесь плевел и гнилой ржи. Цена — вдвое выше обычной.— Вожди Уи Буйде потребовали серебро, а не обещания, — доложил наш лазутчик, мальчишка-погонщик скота. — Айлиль отдал последние слитки из казны. Теперь его воинам нечем платить.
Я представил, как король Лейнстера считает монеты в походной палатке. Каждое кольцо, отданное за гниль, приближало его крах. Но зерна хватило бы лишь на три дня.
Мы ударили снова — на этот раз при свете дня. Арбалетчики заняли позиции на склонах, заросших вереском. Цели — обозники, набиравшие воду из ручья.
— Огонь! — скомандовал я.
Болты пробили бочки, вырвав брызги крови и воды. Один из врагов, юнец с перекошенным лицом, попытался бежать — болт Кайртира сбил его в грязь. Мы отступили прежде, чем подняли тревогу.
— Они учатся, — проворчал Руарк, когда мы скрылись в лесу. — Теперь ставят дозоры.
— Пусть ставят, — я вытер пот со лба. — Чем больше стражников — тем меньше спящих.
Ночью ударил мороз. К утру в лагере Айлиля нашли двадцать мертвецов — старики и раненые, не выдержавшие холода. Их тела сложили в яму, присыпав мерзлой землей. Но голодные псы раскапывали могилы, разнося трупный смрад.
— Чума, — шептались солдаты, творя языческие знаки. — Это месть местных духов, злая земля.
Айлиль приказал жечь ладан, купленный ещё в мирное время в монастыре Глендалох. Дым ладана смешивался с вонью, делая воздух едким.
На седьмой день они двинулись вперед. Измученные, обмотанные тряпьем воины тащили повозки по раскисшей дороге. Арбалетчики били издалека, целясь в лошадей. Каждая засада замедляла их на час. Каждая потеря — лишала надежды.
— Они как черви, — сказал мне Руарк, наблюдая, как враги разбирают завалы из срубленных дубов. — Медленно, но грызут путь.
— Пусть грызут, — ответил я. — Мы подготовили сюрприз.
Сюрпризом стал «гостеприимный» лес у брода через Шаннон. Каждое дерево, каждый камень здесь знали наши арбалетчики. На тропах мы вырыли ямы-ловушки, замаскированные ветками. Внутри — колья из обожженного дуба.
Первая повозка провалилась с глухим стуком. Колесо, сломанное пополам, впилось в бок лошади. Второй всадник, попытавшийся объехать яму, сорвался в овраг, усеянный шипами.
— Вперед! Не останавливаться! — орал Айлиль, рубя мечом воздух.
Его воины шли, спотыкаясь о трупы. Над ними, с высоты дубов, сыпались болты.
К вечеру мы собрались у костра в пещере за водопадом. Кайртир чистил арбалет, Финтан перевязывал раненого, а я изучал карту.
— Они в двух днях от Гаррхона, — пробормотал Руарк. — Надо готовить стены.
— Нет, — я ткнул пальцем в извилистую тропу у подножия Слив-Блум. — Здесь их ждет последний удар.
Перед рассветом я вышел под дождь, чтобы проверить позиции. Ветер трепал плащ, неся обрывки криков из вражеского лагеря. Голодные солдаты дрались за кости павшей лошади. Айлиль, сидя у костра, писал очередное письмо вассалам. Его тень, отброшенная огнем, казалась сутулой и хрупкой.