Искатель, 1998 №10
Шрифт:
Но в этот невеселый момент к нашему величайшему изумлению на веранде, дверь которой была открыта, прозвучал голос:
— Но после половины двенадцатого никакой убийца не мог прокрасться на террасу. Потому что с этого времени я сидела на диване в зале…
Из-за цветочных гирлянд вынырнула загорелая Мета. Тряхнув светлой гривой волос, она вошла в комнату, и я, глядя на ее красный купальник и распахнутый махровый халатик, поняла, что она собиралась идти купаться, когда вдруг, услышав, о чем мы говорим, решила постоять на веранде и послушать.
Кристер бросил одобрительный, хотя и несколько рассеянный
— Прекрасно. Рассказывай!
Оказалось, что ей было о чем рассказать.
— Я потеряла Осборна, мне надоело его искать, и я припарковалась на шикарном диване, что стоит в зале. Знаю железно, что было полдвенадцатого, потому что я стала следить за минутной стрелкой, думая: «Раз он не торопится меня найти, значит не очень-то я ему нужна». Было уже без четверти двенадцать, когда заявилась вдруг фру Ренман. Она весело завопила: «Никак ты сидишь здесь, милочка, одна-одинешенька?» и, просеменив по залу, выскочила на террасу. А потом она снова вошла в зал, держа в руке бокал, наполненный чем-то вроде кока-колы…
— Маргарета, — строго оборвала я ее, — ты все путаешь. Бокал не мог быть полным, ведь я сама видела, что она выпила половину коктейля!
— Вовсе нет, — решительно возразила Мета, — он был полон до краев. Я бы сама не обратила внимания на это, но фру Ренман уставилась на свой бокал и пробормотала что-то вроде: «Я думала, что уже проглотила половину порции» — и хихикнула по поводу этой приятной неожиданности. Она кивнула мне и сказала, что в баре есть кока-кола и я могу ее пить, если захочу. Потом она отпила несколько глотков и пробормотала: «Черт побери, какая горечь». И тут примчался Осборн, а вслед за ним почти разом притащились все.
Глаза Меты сияли от возбуждения, и на недостаток внимания слушателей ей жаловаться не приходилось. Мы поняли, что наша хорошенькая няня разом опрокинула все наши малоубедительные теории о преступных манипуляциях с грибами и обнажила страшную истину. Четверть двенадцатого Адель Ренман оставила недопитый бокал на столике террасы, а через полчаса он оказался наполненным до краев горьким напитком. Учитывая, что на следующий день она скончалась при симптомах, характерных для отравления, мрачное подозрение полностью подтверждалось.
Хедвиг Гуннарсон закрыла лицо руками. Потом, опустив руки и нервно теребя складки платья, прошептала:
— Стало быть, это все-таки убийство… Я не думала…
Она повернулась к Кристеру и рассеянно спросила:
— Что же нам теперь делать?
— Дожидаться результатов вскрытия. Однако вам, фрекен Гуннарсон, нечего беспокоиться о жарком с грибами. Судя по всему, фру Ренман проглотила кое-что опаснее кусочка несъедобного гриба.
— Мне думается, — сказал Эйнар, вынув на секунду трубку изо рта, — что странное поведение Адели в час ночи было вызвано не алкоголем, как мы думали, а ядом. Она была в состоянии экзальтации, шумела, плясала, боксировала и…
— Осборн говорил, что она спятила, — подхватила Мета. — Адель вела себя как боксер, нет, как берсеркер. Если только когда-нибудь были женщины берсеркеры.
— Да, — согласился Эйнар, — я согласен с юным мистером Осборном. Глядя на то, как эта хрупкая дама выпячивала грудь и размахивала кулаками, желая показать свою силу, я тоже подумал о викингах, которые, опьяненные разными
ядами, плясали танец берсеркеров.— Какими ядами?
— Предполагают, что они пили отвар белены. И мухоморов…
— Хватит о грибах… — взмолилась я, и Хедвиг благодарно кивнула мне.
— Но кто же это сделал? — спросила взволнованная Мета, и Хедвиг, вздрогнув, откинулась на спинку стула.
На это Кристер ответил, что говорить об этом рано. Он добавил, что хотел бы осмотреть виллу Ренманов и ее окрестности, на что собравшаяся идти домой Хедвиг ответила, что мы можем прийти к ним в любое время.
Мужчины изъявили желание вначале выпить кофе, и Мета пошла с ними в столовую, а я тем временем покормила дочку. Потом Мета отправилась купаться, а Эйнар с Кристером отправились в усадьбу Ренманов. Когда же Мета вернулась, я тоже поплелась к Ренманам.
Белая вилла казалась заброшенной. Все окна и двери были распахнуты. Я крикнула Хедвиг и Виви Анн, но ответа не последовало. В конце концов Хедвиг отворила калитку и вышла встретить меня. Она двигалась грациозно и энергично, ее широкое лицо было покрыто теплым золотистым загаром. Усталости и мрачного настроения как ни бывало.
Мы уселись на садовые стулья под тенистыми деревьями у фасада виллы. Я вдруг подумала, что впервые нахожусь с Хедвиг наедине. Я украдкой разглядывала ее, пытаясь подытожить все, что знаю о ней.
— Они уже увезли ее в четыре часа, — сказала Хедвиг, — боюсь, что по-настоящему по ней не скорбит даже Виви Анн. Ужасно, не правда ли?
Ее светлые глаза спокойно смотрели на меня, и я, помедлив, ответила:
— Но ведь утром она безутешно рыдала. Разве это не проявление горя?
— Виви Анн на все реагирует немного истерично. Я их ссоры не слышала, но думаю, что они поскандалили серьезнее обычного. Сама понимаешь, каково сознавать, что уже не сможешь сказать «прости», даже если бы и захотела это сделать. Но, по сути дела, я не думаю, что Виви Анн когда-нибудь испытывала теплые чувства к своей матери.
— А сколько лет Виви Анн?
— Двадцать пять.
— Значит, Адели было уже за сорок, когда она родилась?
— Да, и она была желанным ребенком, поверь мне. Отец до сумасшествия обожал ее. Между прочим, Виви Анн его тоже очень любила. Ей было четырнадцать, когда он умер. Мы боялись, что она сама умрет от горя.
— Отчего он умер?
— Погиб в автомобильной катастрофе. Съехал с дороги и разбился о скалу. Умер мгновенно. Адель тоже пострадала, но выжила и пролежала в больнице полгода.
— Тогда-то ты и переехала к ней, не правда ли? А прежде ты жила в усадьбе отца?
Она не обиделась на то, что я пристаю с вопросами.
— Да, я работала в усадьбе до того, как Аларик женился. Ведь наш отец овдовел, и в доме нужны были рабочие руки. Но когда у нас появилась Йерда, я стала как бы лишней. Не то чтобы я не ужилась с ней, она славная, и характер у нее хороший, веселый. Но она такая работящая и расторопная, что взяла на себя все мои обязанности. А я всегда хотела выучиться на медсестру. Тут как раз началась война, и я поступила на работу в госпиталь в Упсале. Работа была мне по душе, но осенью сорок пятого после автокатастрофы мне пришлось переехать в Стокгольм, чтобы ухаживать за Аделью и за Виви Анн. А после… так все и осталось…